Сестрёнки (ЛП)

— Разве что Димитрий, — договорила за нее кузина. — Раз уже он в городе, надо его отыскать. Как найдем, тихо-мирно переговорим… При случае проясним всякие делишки. Ладно, а после обеда я вызову такси и отвезу эту дрянь в зоопарк.

— Да, держать нечто подобное дома — это сложно…

Катаржина задумалась.

— Настоящая проблема у нас появится тогда, если Димитрий найдет Сендзивоя раньше нас, — очень серьезно заметила она.

В животе приятная тяжесть, теплая куртка; когда идешь по лугу, роликовые коньки необходимо снять. Лошадей на пастбище сегодня не выгоняли. Слишком мокро, и конюху не захотелось переться так далеко… А ей осталось еще кое-что сделать. Подходящий лист металла Моника купила в супермаркете. Буквы из самоклеящейся пленки, банка красной автомобильной краски, банка бесцветного лака… Через час дверь ее домика украшает мрачная, официального вида табличка с белыми буквами:

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ СКЛАД РАДИОАКТИВНЫХ ОТХОДОВ

МОГИЛЬНИК № 6

Чуть ниже Моника прибивает еще две таблички. Одна с черепом и скрещенными костями; вторая — с международным символом радиоактивности: это уже для совсем неграмотных. Теперь следует заняться задней стенкой шалаша. Достаточного количества досок уже нет, но и это не проблема. Всего две остались. Тогда заделаем себе укрепление… Над мелиоративной канавой, рядом с ее «ванной», имеются залежи глины. Мелкие белые камни лежат возле пастбища в кучах. Наверное, когда-то это было поле, кто-то собирал выпаханные… Две доски, глина, камни, хорошенечко утоптать… и следующий слой. Стена быстро вырастает. Когда высохнет, по крепости сравнится с бетонной.

В небольшой нише печка типа буржуйка. Еще сырую глину Моника покрывает белой акриловой краской. Пускай выглядит как каменная. Чтобы никого не искушало… Она купила солидный шмат сырого говяжьего окорока, который теперь вымачивается в соляном растворе. Через несколько дней закоптит и подвесит к потолку. Да здравствует коровье бешенство! Хворост в печке прогорел, сверху Моника насыпала слой древесного угля. Теперь девушка вытянулась на матрасе с книжкой в руке. Сверху набросила овечью шкуру, купленную возле вокзала у гуралей. И наконец-то почувствовала себя дома. Здорово иметь собственный!

Алхимик вытряхнул на стол содержимое небольшого кожаного мешочка. Добрых два грамма красных кристалликов. Он делит их на две части. Из поцарапанного чемодана вытаскивает небольшие весы, несколько брусков свинца и толстостенную металлическую банку. После того тщательно отвешивает металл. Банку со свинцом размещает в камине. Через полчаса металл расплавится. Половину порошка Сендзивой отсыпает назад, в мешочек. Это запас на черный день. В воздухе разносится приятный запах горящего дерева. Камин греет замечательно, ветер свистит в черепице. По небу перекатываются низкие грозовые облака. Осень…

Алхимик вспоминает. Много прошло времени, почти что четыре столетия, только воспоминание мучает его словно заноза. Дождь разбивающийся на оправленных в свинец стеклянных брусках… Умирающий приятель благословляет его…

Сетон Космополит выдавал себя за англичанина. Темные глаза и смуглая кожа перечили тому, но в те времена мало кто над этим задумывался. Замечательная эпоха, паспортами тогда не пользовались, каждый был тем, за кого себя выдавал… Только он один знал его настоящее имя. Арабский алхимик Гебер, первый человек, вырвавший у природы тайну дистилляции спирта и тайну философского камня. Прожил почти что восемьсот лет, чтобы погибнуть от людской жадности и собственной глупости. Эх, приятель…

Свинец расплавился. Теперь на горячую поверхность металла алхимик бросает горстку порошка, тщательно перемешивает. Тридцать оборотов мешалкой достаточно. Небольшую стальную форму он ставит на подоконнике, подложив терракотовую плитку. Выливает туда из банки желтый металл. Форму хватает клещами, погружает в кастрюле с водой. Шипение и клубы пара. Через полчаса брусок можно будет вынуть. Выглядит она замечательно, со клеймом швейцарского Credit Bank Suisse и информацией по массе — 1 килограмм.

Алхимик кладет брусок на весы. Килограмм и пятнадцать граммов. Точно попасть никак не удается… Но и сердиться явно не станут, если драгоценного металла будет на чуточку больше. Что еще? Настоящие золотые бруски имеют выбитый номер. Никаких проблем! Из того же чемоданчика Сендзивой достает штамп и молоток… Произвести золото не штука. А вот заменить его на наличные деньги — тут сложностей не оберешься. В XVII и XVIII веках он бил голландские дукаты. Тогда за это грозила веревка. Рисковал, но у его монет проба была даже лучше, чем у настоящих, так что никто его не подловил… А вот интересно, чтобы с ним сделали современные швейцарцы?

Десять вечера. Моника давно уже испарилась, жарарака стучит головой по крышке ведерка. Катаржина потягивается.

— Хочу немного пройтись, — говорит она. — Со змеюкой на поводке, то есть — в коробке.

— Зоопарк закрыт, — замечает Станислава.

— Ну да, только я тут подумала занести эту гадость в школу и положить на место…

— Думаешь, что это Секлюцкий?

— Возможно… Не нравится что-то мне этот тип. В препараторской его кабинета есть несколько террариумов со змеями. Думаю, стоит проверить, а пуст ли какой-нибудь из них случаем.

— Но ведь школа закрыта.

Кузина показывает ей пучок ключей. Обе они выходят в холод и сырость октябрьской ночи. В подобную погоду жулье зарывается в малинах, не высовывая носа за порог. Школа стоит темная, по стенам стекает вода. Двери подключены к системе тревоги, но Катаржина давным-давно знает коды. Она захлопывает тяжелое дубовое крыло, зажигает свет: если кто-нибудь снаружи заметит отсвет фонарика, может сообщить в полицию. А теперь в учительскую за ключами к биологическому кабинету и мастерским.

Препараторская кабинета биологии приветствовала их кислым запахом аммиака[100], вонью змеиных экскрементов…

— Ты погляди, какая неплохая коллекция, — качает головой Станислава, глядя на солидный стальной стеллаж.

Полки высятся от пола до потолка. Аквариумы с рыбками, террариумы с ящерицами; змей около полутора десятков. Наибольшее впечатление вызывает двухметровый питон. Увидав женщин, он поднимает плоскую голову и высовывает раздвоенный язык.

— Не высовывай язык, а не то свинья нассыт, — бурчит себе под нос Катаржина и, не замечая осуждающего взгляда кузины, осматривается по помещению. Во всех аквариумах-террариумах полно зверья, ни один из них не стоит пустым.

— Холера, похоже, это не его работа, — вздыхает младшая.

— Так что делаем с нашей лапочкой?

Кузина высмотрела крупную банку с продырявленной крышкой. Наверное, чтобы держать там насекомых.

— Ладно, до утра как-нибудь перемучается.

Она спокойно вытряхивает ядовитого гада на столешницу; быстро, пока тот не сориентировался, прижала ему голову веткой с раздвоенным концом. Станислава хватает жарараку за шею возле головы и сует в банку.

— Поглядим на реакцию пана профессора, — говорит она. — Удивится или не удивится… Так или иначе, это заставит его немного подумать, виновен он или нет. Как ты на то, чтобы тут немного оглядеться?

— Шикарная идея.

Первый шкаф заполнен препаратами в банках. Ничего интересного, какие-то жуки. Во втором — восьмилитровая бутыль с молочно-белым содержимым.

— О… — смеется Станислава. — Бражки поставил, самогон гнать собрался…

Кузина освещает содержимое, качает головой.

— Это не самогон, а питательная среда для каких-то бактериальных культур, любопытно…

— Ладно, нечего нам здесь делать. Пошли отсюда…

100

Это что же, пан Автор и аммиака никогда не нюхал? — Прим. перевод.