Страница 6 из 31
Печально встречали полночь на аэростате Андре и его спутники. Будущее стало загадочным, неопределенным… Скорость движения шара быстро падала, и, наконец, он почти повис в воздухе. После бури настал обычный в полярных широтах штиль. К счастью, погода установилась прекрасная. 17 июля яркое солнце приветливо заливало светом всю местность, согревая пассажиров и растапливая обледенение на оболочке шара. Андре взялся за определение положения места, насколько это возможно было сделать с аэростата,
Шар находился приблизительно на 89°30′ с. ш. В нескольких десятках километров лежал полюс. Оказалось, что за время бури было пройдено огромное расстояние, и путешественники находились почти у цели.
Взволнованные неожиданным открытием, все бросились поглядеть на север. Безграничное ледяное поле расстилалось впереди, насколько хватал глаз. По временам издалека доносился глухой гул — это сталкивались и ломались ледяные горы, находившиеся в движении. Солнце шло своим путем, описывая на небе полные круги. День и ночь сменялись незаметно в вечном блеске полярного лета.
Наступил великий штиль. Неподвижно повис воздушный шар в безграничном, бездонном просторе неба, а внизу протянулась другая бездна — полярный океан, покрытый причудливо растрескавшимся покровом льда. Постепенно эта поверхность стала обволакиваться поднимавшимся туманом, и покров этот, становясь все гуще и плотнее, клубился внизу, точно море белой хлопчатой ваты. Однако, Андре был спокоен, как всегда — ни одна черточка не выдавала его внутреннего волнения. Френкель, который вел календарь полета, внезапно появился на верхней площадке.
— Чорт возьми, профессор, сегодня уже первое августа, а до сих пор никакой перемены в нашем положении. Неужели мы вечно будем висеть так, между небом и землею?
— Хорошо, что висим еще, а не лежим на льду. Посмотрим, насколько времени хватит газа. И так наш шар выдерживает испытание: ведь сегодня, не забудьте, двадцать второй день полета…
И снова молчание наступило на аэростате. Слова казались лишними и ненужными среди безмолвного величия природы, временами только прерываемого глухими раскатами и треском ломавшихся льдов.
Только к третьему августа этот упорный, небывалый штиль пришел к концу— но в то же время наступило сильное похолодание.
Приближалась полярная зима — это с грустью почувствовали путешественники в налетевшем — леденившем кровь — порыве ветра. Ни внизу, ни по сторонам ничего не было видно. Казалось, будто шар был неподвижен, но на самом деле он несся очень быстро.
Вдруг Стринберг, бывший на вахте в то время, как Андре и Френкель отдыхали в глубине корзины, вскрикнул:
— Все наверх! Мы сейчас налетим на гору!
И через несколько секунд страшный удар, от которого все свалились с ног, потряс корзину. Но, когда все вскочили, шар благополучно продолжал движение, изредка задевая еще корзиной о верхушки льдин. Оказалось, что аэростат от потери газа и влажности настолько снизился, что начал цепляться за выступавшие вершины торосов.
Пока шар парил высоко над льдами, он казался почти неподвижным, но теперь, когда он несся со скоростью около тридцати километров в час над самым льдом, казалось, что вот-вот он ударится о ледяную гору, и корзина разлетится вдребезги.
С твердой решимостью Андре не побоялся выбросить еще часть провианта, инструментов, драги, якоря — всего около 150 килограммов. Шар снова поднялся выше и понесся на высоте 150–180 метров, попрежнему подгоняемый холодным ветром.
Между тем, туман осаждался на поверхности шара густым инеем. Причудливые гирлянды ледяных иголок разукрасили веревки и канаты, убрали оболочку шара и корзину. Снова пошел густой снег, пушистым слоем ложившийся на шаровую оболочку. С ужасом воздухоплаватели заметили, что шар пошел книзу. Наступила решительная минута, о которой Андре много думал еще до отправления со Шпицбергена.
Взволнованным голосом ученый обратился к своим товарищам, не подозревавшим всей трагичности положения:
— Теперь, друзья мои, взвесим последний раз наше положение. Нам угрожает немедленный спуск, если мы не испытаем еще последний шанс: не отрежем корзину и не укроемся наверху, на опорном кольце аэростата. Быть может, только несколько десятков километров отделяют нас от земли. Нам нужно еще раз подняться кверху и оглядеться вокруг.
— Но не лучше ли опуститься на лед и попытаться достигнуть суши с помощью лыж и лодки? — возразил Френкель.
Андре протянул руку, указывая на безобразную всхолмленную поверхность льда. Помолчав минуту, он, словно говоря сам с собою, сказал:
— По этому льду без собак мы никуда не дойдем. Продовольствия много мы с собою не унесем, охотиться же здесь нельзя. За все время мы не заметили никакой дичи, кроме двух-трех птиц, которые пролетели вблизи аэростата на второй день вылета со Шпицбергена.
Все глубоко задумались. Лишиться корзины — значило отказаться от всех средств сообщения: лодки, саней, лыж; отправиться наудачу пешком в бесконечные пустыни севера, не зная, сколько километров осталось до ближайшего берега. Да и что ближе: Америка, Сибирь или Европа? Но спуститься вниз и отдаться сразу на милость суровому ледяному сфинксу — было свыше сил путешественников.
Обменявшись молчаливым взглядом, аэронавты тем не менее стали готовиться к переходу на верхнее кольцо аэростата. Они натянули здесь небольшую площадку из тройного просмоленного полотна и перенесли на нее самые необходимые инструменты и провиант. Затем, вооружившись острыми ножами, перерубили канаты, на которых висела корзинка. Удобное помещение, в котором они провели столько дней, упало на лед, и облегченный аэростат, потерявший сразу около 400 килограммов веса, стрелой устремился кверху, со свистом прорезая туман и тучи.
Прежде чем оглушенные путешественники успели опомниться, глаза их ослепили яркие солнечные лучи. Было около полудня 5 августа. Андре с нетерпением схватился за измерительные приборы, и через несколько минут с удивлением воскликнул:
— Мы за полюсом! 88° с. ш., 170° в. д.
Спутники, остолбенев, посмотрели друг на друга. Никто не ожидал, что аэростат мог пройти такое громадное расстояние.
Они жадно осмотрелись по сторонам. Вдруг Френкель вскрикнул. Он протянул руку и показал вперед, по направлению полета. Не веря глазам, друзья схватили бинокли. Андре торжественно произнес:
— Впереди земля!..
Через несколько часов земля приблизилась настолько, что ясно можно было различить ее гористую, вулканическую поверхность. Над кратером одного из вулканов подымался высокий столб пара, показывая, что он еще действует. Это был остров — угрюмый, неведомый остров.
Льда вокруг не было, и открывалось свободное море. Остров напоминал собою Шпицберген, — только казался еще глуше, мрачнее и недоступнее. На побережье виднелись стада моржей, отдыхавших на солнце. Поодаль резвились тюлени, морские зайцы, котики. Все это богатство животного населения, видимо, чувствовало себя превосходно среди ненарушимого покоя девственной полярной природы.
Через несколько минут быстро летевший шар очутился над линией берега и продолжал свой полет уже над сушей.
Андре открыл клапан. Со свистом вырывался газ. Шар начал быстро опускаться. Для аэронавтов настал опаснейший момент спуска. Внизу не было ни корзины, ни гайдропа, которые могли бы смягчить силу удара. Требовалось напряженное внимание, чтобы безопасно достигнуть земной поверхности. Шар шел все ниже. Осталось уже не более 50 метров. Вдруг внизу показался огромный сугроб свежего снега, очевидно, нанесенный во время недавней бури. Резким движением Андре схватил веревку, ведущую к особому специальному приспособлению, и оболочка шара сразу разорвалась. Аэростат обрушился вниз. Сильный удар о снег на минуту оглушил аэронавтов. Опомнившись, они нашли себя погруженными чуть ли не с головой в мягкий рыхлый снег, но здравыми и невредимыми.