Страница 21 из 89
Сейчас этот труд Сабурова признан одним из основополагающих в зоопсихологии и этологии.
Но Петр Николаевич не ограничился фауной, а провозгласил взаимопомощь не только главным фактором, но и единственной мерой прогресса. "Сколько было создано эпических произведений? - вопрошал один историограф. - Два? Мало! До какого знака была расчислена таблица синусов? До второго? Мало! Налицо явный регресс". Другой же задается иными вопросами: "А сколько стоил баран? А сколько в день вырабатывал кузнец? Прогресс бесспорен". Сабуров же налагал титул "прогрессивной" на самую что ни на есть дикую или диковинную эпоху или страну, если только видел в ее нравах развитые отношения взаимопомощи.
В "мрачном Средневековье" он разыскал множество сплоченных общин, на их счастье, мало зависевших от политического устройства государств и самостоятельно - на добровольной основе! - отправлявших все жизненные функции без участия централизованной власти, в которой Сабуров усматривал альфу и омегу всяческого зла.
Средневековые города, восхищался Сабуров, пользовались замечательным благоденствием за свои усилия. Для международных сношений, мореплавания и географических открытий их самостоятельный почин сделал больше, чем все централизованные государства за семнадцать веков войн, принуждений и налогообложений. Добровольное сотрудничество людей, оградивших себя от хищников-рыцарей, воздвигло в диких, нищих и бестолковых странах грандиозно-виртуозные соборы и здания, по сей день собирающие туристов из всех стран света, произвело во множестве ученых и художников, первоклассных ремесленников и мореплавателей. Города не позволили Европе дойти до чудовищных теократических и деспотических государств-левиафанов образца древней Азии с их поглощенностью самостоятельной личности правящим механизмом.
Взаимопомощью город возрос, утверждал Сабуров, а ее ограничением был низвергнут. Община не должна была делиться на "старых" и "новых" членов, она не должна была отгораживаться от соседствующих с нею деревень, отказываясь распространить начало взаимопомощи с рода на племя, нацию и так далее до всего человечества. Перестав быть организмом с его взаимодействием самостоятельных клеток, община с неизбежностью должна была впасть в челюсти к централизованным механизмам деспотических государств, пошедшим в отрицании "сентиментального вздора" неизмеримо дальше и сумевших извлечь из централизации все ее преимущества в простом и однообразном: когда нужно только копать, только давить, только глотать... Весьма значительный отрезок истории Сабуров пытался изобразить как непрекращающуюся борьбу между организмами и механизмами, отхватывающими кусок за куском от живой ткани, стремящейся срастись в единый общечеловеческий организм.
Вооружившись римской идеей всемогущего государственного механизма, низводящего личность до ее предписанной сверху производственной функции, гремел Сабуров, государства методически истребляли все учреждения, в которых выражалось стремление людей к взаимному сотрудничеству. Вследствие этого приходили в запустение целые богатые области, цветущие многолюдные города превращались в жалкие местечки, среди которых высились громады готических соборов с невообразимой фантазией и тонкостью каменной резьбы, и немыслимо было поверить, что их возвели деды и прадеды жалкой рвани, копошащейся у их подножий: "Разве все это народ сотворил?". Самые дороги между ними сделались непроходимыми, но это не устрашало властителей: нищая, темная, но послушная страна, все-таки лучше, чем цветущая, но бесконтрольная.
Учение, что лишь государство и церковь могут служить инициаторами прогресса и обеспечивать узы единения между подданными, уже не находило даже идейного противодействия.
Судить о естественном человеке по так называемым цивилизованным людям так же нелепо, как полагать нормальным строение человеческого тела, которое удастся изучить в лазарете на театре военных действий. Централизованный деспотизм, обличал Сабуров, целенаправленно разрушал живые связи между людьми, ничего не давая взамен, кроме отношения господства-подчинения (даже на отношения купли-продажи деспотизм смотрит с подозрением как на не вполне ему подвластные). На протяжении веков лишая людей навыков и нужды в сотрудничестве, беря на себя обязанности лиц и союзов, государственный деспотизм освободил людей и от их обязанностей по отношению друг к другу. В гильдиях и общинах "братья" должны были по очереди ухаживать за больным "братом", уклониться было не только небезопасно, но и стыдно - теперь же достаточно дать соседу адрес госпиталя для бедных. В варварском обществе тот, кто присутствовал при драке и не вмешался, считался соучастником дебошира - теперь это дело полицейских чинов - детали механизма ограничиваются раз навсегда предписанными им функциями. Азиату-кочевнику немыслимо отказать прохожему в ночлеге, у готтентотов считается неприличным приступить к еде, не прокричав трижды приглашение всем желающим - у нас же почтенному гражданину достаточно уплатить налог для бедных, а после этого с полным самоуважением есть сторублевый обед в десяти саженях от голодающих: тунгус и алеут не могут взять в толк, как может случиться, что в христианских обществах человек может умереть от голода, когда рядом есть сытые.
В конце концов, заключал Сабуров, среди людей с атрофировавшимся от бездействия, как крылья домашних уток, общественным инстинктом торжествует учение, гласящее, что следует добиваться личного благосостояния, не взирая на нужды других, а все, кто в этом сомневается, объявляются опасными утопистами. Развращающей и уродующей лучшие человеческие побуждения борьбе всех против всех приписывается прогресс животного и человеческого мира - лишь религия согласна несколько смягчать ее по воскресеньям, а экономические учения - всемирное поле битвы представить всемирным толкучим рынком. Уцелевшие в этой мировой войне за прогресс проникнутые страхом и злобой человеческие обрубки, пожалуй, уже и не смогли бы поладить без попечительной руки церкви и полиции...
Но даже их нынешние нравы не столь ужасны, как им кажется. Столкновения народов и бессердечие властителей во все времена кромсали человеческие души: заставляли убивать, лгать, страшиться друг друга, но - ведь за целые тысячелетия это не сделалось нормой. Стало быть, хранился же где-то бессмертный стереотип человечности, проступавший во все новых и новых поколениях, как только позволяли обстоятельства? Сабуров уверял, что недоступными дробящей поступи военных и административных механизмов могут оказаться только самые крошечные сообщества, житейские мелочи, будничные отношения людей друг с другом: под сапогом будет раздавлен жук - но не инфузория.
В своих исторических трудах Сабуров призывал историографов изучать именно житейские мелочи: элементарной клеточкой общественного организма, сохраняющей наследственное вещество, является дружеский кружок, в котором люди, добровольно собравшись, оказывают друг другу добровольные услуги - не из страха или алчности, а из симпатии, из стыда, из жалости и тому подобных сентиментальных пустяков, презираемых и уничтожаемых стальными механизмами.
Сабуров был убежден, что понять физиологию общественного организма невозможно, оперируя лишь искусственными структурными единицами, - такими как дивизия, губерния, государство или фирма. Нет, элементарная клеточка, хранящая стереотип, - это добровольно объединившаяся компания, где людей соединяют душевные связи, посредством которых они воздействуют на чувства, вкусы, побуждения друг друга.
Душевные связи, восклицал Сабуров, простейшие будничные чувства взаимной симпатии, одобрения и неодобрения, гордости и стыда, уважения, любви, ревности - вот что обеспечивает добру бессмертие, а вовсе не храмы, прописи и полиция. Распадутся душевные связи, сделаются люди равнодушными к мнениям, чувствам друг друга - исчезнет и всякая преемственность каких бы то ни было моральных правил. И произойти это может совсем не обязательно среди зверств и лишений - нежные нити душевной отзывчивости могут разложиться и незаметно перепреть в самых мирных и благополучных обстоятельствах. Человеку, привыкшему искать причины всех удач и неудач в достоинствах и пороках административных и экономических механизмов, невозможно поверить, чтобы сколько-нибудь серьезные последствия могли проистечь из такого сентиментального вздора, как человеческие чувства, отношения между людьми. Точно так, профану не верится, что гигантские слоны живут на свете лишь благодаря незримому кишению мириадов невидимых бактерий, денно и нощно занятых кругообращением веществ на матушке-земле. Да и каждому из нас трудно представить, что какая-то там радиация, лишенная цвета, запаха, вкуса, способна изуродовать потомство человека на все предбудущие времена, разрушив его наследственное вещество, которое не затронули ни голод, ни раны, ни ожоги, ни...