Страница 3 из 15
Потом они шли по шумной улице. Был вечер, и улицу заполнила молодежь, шумная, немножко крикливая и бесцеремонная. На Алку засматривались. Какой-то подвыпивший парень оказался у них на дороге — случайно или нарочно. Олег сжал кулаки и пошел прямо на него. Парень торопливо свернул в сторону.
— Ради бога, что у тебя приключилось? — не на шутку встревожилась Алка. — Ты какой-то странный сегодня…
Олег уже понял, как нелепо выглядел его неожиданный жест, и виновато проговорил:
— Извини, пожалуйста. Видно, я действительно дописался до чертиков.
Они остановились на перекрестке, и Олег подумал, как удачно подобрано это слово — «перекресток», — два встречных потока людей как бы образовывали гигантский крест.
— Скажи: если ехать на велосипеде вечером, в будний день спешить на свидание к девушке — скорость будет одна, а в праздник — другая?..
— Не говори загадками, Олег Дмитриевич, — бодро сказала Алка. — Излей душу, разрешаю: кто она, пленившая твою журналистскую фантазию так сильно, что даже в моем присутствии думаешь только о ней? Роковая любовь?
— Я ее никогда не видел, Алла. И не увижу. Ее нет в живых. Она погибла.
— Извини…
Олег наспех попрощался с притихшей Алкой. Он неторопливо шел по бульвару. Мысленно, лист за листом, перелистывал пухлое «Дело №…».
Имеет ли он право писать о человеке, — не просто писать, а так, что это решительно повлияет на его судьбу, — не поговорив, не встретившись?
Уже дома Олег снова перечитал свой очерк. Он теперь читал его как бы со стороны, глазами постороннего человека, обычного подписчика их газеты. И снова признал: материал получился, это подсказывал опыт.
Он положил перед собой лист чистой бумаги и сказал себе: «Ты член редколлегии. Читаешь материал не после публикации, а „до“. Знаешь историю его появления в газете. Какие у тебя возникнут вопросы?»
Мостовой действительно был членом редакционной коллегии — одним из самых придирчивых.
На листе пункт за пунктом появлялись вопросы, которые могли бы быть заданы автору, если бы материал обсуждался в обычном порядке:
«1. Выезжал ли в город, где произошло преступление?
2. Встретился ли с человеком, о котором пишешь? Встречу организовать нетрудно.
3. Встретился ли с товарищами того, кто совершил преступление? Возможно, они помогли бы более четко выписать его психологический портрет?
4. Есть ли убежденность в точности написанного? Речь идет о судьбе человека…»
Против первых трех вопросов Олег написал: «нет».
Над четвертым долго думал и колебался. Ответ на первые три предопределил и то, что следовало написать здесь. В город, где произошло преступление, не выезжал, с человеком, совершившим преступление, не виделся, личность преступника не изучил. Документы, поступившие в редакцию? Они могли быть неполными, неточными, односторонними. У меня нет оснований им не верить.
На листке появился новый вопрос: «Можно ли на несколько дней отложить публикацию для того, чтобы убедиться на месте в точном соответствии очерка с событиями?»
Рядом был записан ответ: «Можно». Даже необходимо. Особенно учитывая, что речь идет о добром имени человека… Чувства чувствами, но публикация очерка до суда может оказать влияние на судебный приговор.
Он позвонил редактору.
— Ты чего? — удивился тот. — Гранки будут завтра. Не волнуйся, твой очерк заслали в набор.
— Можно отозвать материал? — тихо спросил Олег.
— То есть как? — не понял редактор. — Боишься остроты? Беспокоиться нечего, твой очерк показывал членам редколлегии, они «за». Выступление нужное.
— Не обижайся, — попросил Олег. — Но все-таки лучше его пока не печатать.
— Ну это уж совсем ни на что не похоже, — начал раздражаться редактор. — Автор выступает против публикации своего материала! К сожалению, такое бывает очень редко, — съязвил он.
— Мне надо побывать в том городе, — настойчиво сказал Олег. — У меня такое ощущение, что я в чем-то ошибся.
— Не говори ерунды… — редактор бросил трубку. Звонко щелкнуло отключение, заныли короткие гудки.
Казалось: конец сомнениям. Олег так и сказал себе: «Все. Больше об этом не думаю». Но сказать — просто. Гораздо сложнее — действительно не думать о трагической судьбе девочки и подлости ее возлюбленного.
Олег сунул экземпляр своего очерка в самый дальний ящик стола: с глаз долой.
И снова взялся за трубку.
— Ну, давай выкладывай свои сомнения, — не спрашивая, кто звонит, сказал редактор. За несколько лет совместной работы он достаточно хорошо изучил настойчивый характер своего сотрудника.
— Я поеду туда, хотя бы ты уволил меня с работы, — сказал Олег.
— Пока так вопрос не стоит, — иронически бросил редактор. — Кстати, я уже позвонил в цех, чтобы очерк не набирали.
— Я могу лететь? — спросил Олег.
— Посмотри на часы: двадцать четыре ноль-ноль. Насколько мне помнится, в такое время, у нас бухгалтерия не работает…
Олег не принял шутку.
— Так я полечу, есть ночной рейс, знаю.
— Без командировочного удостоверения? Да и деньги у тебя есть?
— Денег нет. Придумаю что-нибудь. А командировку вполне заменит редакционное удостоверение. Позвони только в горком комсомола, пусть в случае чего помогут…
— Сделаю. Ладно, старик, ни пуха…
Олег позвонил Алле:
— Слушай, у тебя есть сколько-нибудь денег? У меня всего три рубля…
Алка спросонья никак не могла разобрать, о каких деньгах идет речь.
— Я улетаю. Срочно и далеко. Нужны деньги хотя бы на билет «туда».
Алка усвоила только, что Олег куда-то улетает, и это повергло ее в панику.
— А как же я? Значит, я тебя завтра не увижу? — Казалось, она расплачется, в трубке слышалось подозрительное сопение.
— Алк, мне надо.
Она поняла. Даже пошутила:
— Деньги есть. Откладывала на свадьбу, хотя ты пока и не сделал предложения. Приезжай, возьми… Можно, я тебя провожу в аэропорт?
По пути она сказала Олегу:
— Теперь я тебя закабалила. Как плохо, что ты улетаешь. Это у тебя такой злой редактор?
— Нет, просто у меня такой характер. Закабаляй дальше, только смотри, чтоб не прогадала.
Он, отшучиваясь, думал о том, с чего начнет завтра работу в командировке.
Объявили посадку. Алка, притихшая и растерянная, осталась под стеклянным колпаком аэропорта.
В 9.00 он уже встретился с Тахировым, следователем, который вел дело убийц Розы Умаровой.
СЛЕДОВАТЕЛЬ
Собственно, Тахиров уже заканчивал следствие.
Журналист из республиканской молодежной газеты прилетел незваным. Тахиров не хотел, чтобы его отвлекали от прямых обязанностей в дни, оставшиеся до окончания следствия. Формально он мог не отвечать на вопросы журналиста и уклониться от дальнейших встреч с ним. Это право давал ему закон, требующий полной объективности при ведении следствия. Но вполне логично было предположить, что журналиста привело сюда также желание помочь именно объективному рассмотрению дела, а не повредить ему.
— К вашим услугам, — сухо сказал Тахиров, когда Мостовой ему представился.
— В нашу редакцию поступили материалы по делу, которое вы ведете. Родители Рыжкова жалуются на предвзятость…
Тахиров пожал плечами:
— Они опережают события. Следствие еще идет…
— Родителей можно понять: речь идет об их сыне.
Следователь упрямо склонил голову:
— А вы видели девочку? Да, да, девочку, которая в наших документах именуется сухо и протокольно: «жертва»?
— Нет, — ответил Олег. — Такой возможности у меня не было.
— Тогда смотрите. Вот фотографии. Роза Умарова. Такой она была. Вот снимок, сделанный для комсомольского билета. А это она на экскурсии вместе со своим классом. Видите, в центре маленький крестик? Да, да, это она. Роза была комсоргом класса, верховодила среди ребят, вот они и ставили ее всегда в центр. И здесь она тоже на экскурсии: десятый «Б» на подшефной фабрике. А этот снимок — семейный: отец, мать, братишка, бабушка…