Братья

Но, благодаря завещанию Готфрида и его воле, сказавшейся даже после смерти, Болдуин был избран. Христианам не пришлось жалеть. Болдуин оказался мудрым политиком и правил восемнадцать лет, расширив и укрепив на востоке власть креста. Он всячески старался избегать войн, понимая, наши силы слишком малы и не следует без крайней нужды волновать языческое море. Но если избежать схватки было невозможно, он действовал смело, тут же ища примирения с атакованным и поверженным врагом. В бою он был неукротим, постоянно воодушевляя воинов. Он повторял, что поверженным никто из нас не спасется, Франция далеко, а здесь для разбитых места нет. Во время боя он бесстрашно стоял под градом стрел и белым флажком на острие копья указывал направление удара. В решающую минуту он увлекал за собой, пренебрегая опасностью. Он не предпринимал дальних походов. В самом Иерусалиме главный колокол звучал часто, извещая о новых угрозах. За храбрость и мудрость Болдуина сравнивали с Иудой Маккавеем. Этот предводитель евреев восставал против сирийского царя Антиоха и многократно побеждал превосходящие силы врага.

Болдуин был известен как хороший дипломат. Он сумел уравнять силу латинской и греческой церквей, не давая ни одной предпочтения. Служба в храмах шла равно на греческом и на латыни. Церковники, готовые перехватить власть после смерти Готфрида, оказались бессильны. И далее Болдуин поддерживал добрые отношения с епископами, даже занимал у них средства, чтобы выплатить жалование солдатам. Укрепив светскую власть, Болдуин позаботился о составлении свода законов — ассизов, по которым жизнедействовало королевство. Эти законы всесторонне определяли отношения подданных между собой, обязанности перед государством и королем.

Будучи искушен в военном деле, Болдуин всегда отдавал предпочтение развитию ремесла и торговли. Всего за несколько лет в новых христианских городах появились целые кварталы венецианских, генуэзских, амальфийских, марсельских, пизанских и прочих купцов со своими складам, площадями, базарами — они называются у нас фандако, а также с собственными судами, самоуправлением и охраной. Поэтому многократно возросло число товаров со всех концов света. Тогда же Болдуин разослал во все стороны христианского мира гонцов, расхваливающих на все лады жизнь в новом королевстве. Это позволило увеличить число подданных и укрепить новые земли переселенцами, готовыми стоять за веру. Многие тогда пришли сюда. Следует добавить, что Болдуин не был корыстолюбив, много жертвовал в пользу бедных и новоприбывших. К тому же он всячески способствовал рыцарским орденам, которые тогда появились в Иерусалиме.

Добавим к этому описанию несколько слов о внешности короля. Один вид его много говорил о добродетелях и твердости характера. Он был высок ростом с темными длинными волосами, орлиным носом и выдающейся вперед верхней губой, которая сама по себе указывает на властолюбие и энергию. Густая борода скрывала ожоги, которые он получил, укрывшись от мусульман в высокой траве. Тогда язычники пытались изловить его после неудачного боя, но Болдуин удалось уйти и избежать плена. Ходил он с большим достоинством, выступая гордо, как породистый жеребец. На плечах носил плащ из белой шерсти и прятал в нем обожженные руки. Со спины был похож на епископа. Был он не худ, и не толст, лучше других владел оружием и управлялся с лошадью. Он был настоящим королем и умел воодушевить народ. Поэтому слова: Христос живет, Христос царствует, Христос предводительствует и сейчас гордо звучат над этими землями.

Прибытие

Наконец, бескрайнее пространство моря стало меняться, линия горизонта расплылась и потемнела, обозначив приближение суши. Казалось, солнечный свет, отраженный от поверхности моря, играет с истомившимися пилигримами, но чем ближе они подходили к зыбкой полосе, отделявшей воду от сияющего неба, тем ясней и отчетливей проступали впереди очертания Святой Земли. Перекрикивая чаек, моряки убирали парус. Люди собрались у борта, многие стояли на коленях, устремив взгляд туда, куда влекло их страстное желание. Нет для человека ничего выше того, во что вкладываешь помыслы и самую душу. Морская дорога шла к концу, сейчас каждый молился о счастливом завершении трудного плавания. Они взывали к Господу. Такова неуемная природа натуры видеть в свершении вчера еще призрачного желания добрый знак для завтрашнего дня и новой цели. Каждый просил о своем. Были такие, кто добирался на службу Иерусалимскому королю, мечтая прославиться и разбогатеть, ибо праведное дело сулило вознаграждение. Другие жаждали исцеления, омовения в водах, где был крещен Иисус, искупления грехов, которые жгли душу, отбирали сон. Были такие, кто рассчитывал вернуться отсюда на родину со священными реликвиями, пальмовой ветвью, записью на пергаменте, удостоверяющей что обладатель молился у подножия Гроба Господня. Другие не хотели возвращаться вовсе, считали свой земной путь завершенным и готовились стать прахом в земле, по которой ступала когда-то нога Спасителя. Были такие, кто искал и не находил себя, кому молитва не давала утешения, для кого ночи были слишком длинны, и кто в своем вечном беспокойстве не отличал начало от конца пути.

Приблизились к земле. Судно шло вдоль линии берега. Вода, стекая с весел, переливаясь серебром. Громко — с палубы и вниз перекрикивались между собой капитан и люди у руля. Гребцы старались, учуяв, как лошади, близкий отдых. Капитан находил знакомые ориентиры: одинокие деревья на высоких утесах, остатки старой крепости, возле которой растягивали сеть рыбаки, очертания близкой горы, напоминающей пьющего из моря зверя. Двигались осторожно. Несколько лодок стояли близ берега, но они были далеко и не делали попытки приблизиться. В открытом море опасались шторма, здесь рядом с землей высматривали пиратов, прячущихся в многочисленных изломах берега. И, конечно, жадно искали глазами Яффу — долгожданную цель долгого плавания.

Город открылся внезапно — единственная христианская гавань востока, куда сходились дороги всего Средиземноморья. Над морем стояли горы, опоясавшие бухту, как трибуны вокруг арены античного театра. С самого верха белых, розовых, ржавых каменных осыпей спускались к морю дома, плотно составленные, слитые друг с другом в сплошную массу цвета птичьего помета. Сама гора казалась живой, распахнутым к небу пространством огромного муравейника. Оставалось преодолеть последнее препятствие — линию огромных черных камней, подобно ожерелью наброшенных на горловину бухты. Море здесь кипело и, шипя, покрывало камни белыми хлопьями пены. Сегодня было спокойно, но во время ветра и в дурную погоду море вблизи бухты сулило опасность не меньшую, чем шторм вдали от берега. Многие корабли разбились об эти камни, когда желанная цель была уже видна, и Святая Земля лежала впереди, будто на вытянутой ладони. Многим поспешность стоила жизни. И теперь они увидели корабль, лежащий на боку поверх камней, как огромная дохлая рыба. Корабль умирал. Крушение случилось совсем недавно, может быть, вчера или даже сегодня. Между берегом и кораблем сновали юркие лодки, спасая остатки груза. Далее в глубине бухты у каменных причалов стояли суда. Туда и нужно было добраться. Черные камни — крайне опасные для мореплавателей, были более благом, чем проклятием. Они надежно прикрывали бухту от набегов пиратов и вторжения мусульманского флота. Узкая горловина пролегала под скалой, на которой постоянно находились солдаты, держали наготове огонь и огромные камни. Корабли выстраивались один за другим, достаточно было поджечь первый, и путь был надежно закрыт. Так бывало еще недавно, пока мусульманские владыки близких городов Тира и Аскалона не убедили султана оставить Яффу в покое. Разумнее сохранить мир с христианами и не злить их до лучших для себя времен. Потому Яффа или Иоппе, как называли город крестоносцы, оставалась единственной гаванью, пуповиной, связывающей Иерусалимское королевство с побережьем Европы. Пользуясь безветрием, капитан ловко развернул корабль, плавно обогнул линию камней и провел его на гладкую, как шелк, воду бухты. Они медленно втянулись в тень огромной скалы под приветственные крики солдат, те стояли так высоко, что солнце мешало их видеть. Город раскинулся над ними, будто огромная птица пыталась охватить их крыльями. Внезапно наступила тишина, и пришел покой, от которого они отвыкли за долгие дни плавания. Всего счастливая минута на пороге дальнейшего пути. Но она была.