Братья

Толпа ответила герцогине одобрительным гулом. Вслед за коридором, лестница вела в подземелья дворца. Со сводов густо капала вода. Одежда покрылась слоем влаги, обувь промокла. Факелы чадно дымили. Михаил был стиснут стражей. Но он и не думал бежать, он был потрясен и не мог понять, куда его ведут. Его втолкнули в каменный мешок, и двери с грохотом затворились. Наступила глубокая тишина, только капли продолжали стучать, будто шел редкий летний дождь. Михаил нашел лавку, повалился на мокрый камень и забылся в полусне.

Вода попала в светильник, он вспыхнул, зашипел и стало совсем темно. Ни звука не доносилось из-за толстых стен. Он с горечью подумал, как нынешняя тьма отличается от темноты минувшей ночи. Еще раз, чуть успокоившись, он вспоминал недавние события и не мог найти им объяснение. Арест, ошеломляющее известие о смерти Альберта, обвинение в убийстве. Ему хотелось кричать, этого не может быть. Он не был на площади Святого Марка этой ночью. И тут он вспомнил, как еще недавно сжимал в объятиях невесту своего приятеля, как предавал его, как мечтал убрать со своего пути. Порывы, продиктованные страстью, казалось, давали повод для снисхождения. Но для живых. А для него свершилось возмездие. Справедливость восторжествовала. Ценой жизни обманутого приятеля, а теперь и ценой его собственной жизни. Оправдания ему не было. Странно, что в своих размышлениях, он ни разу не вспомнил недавнюю возлюбленную. Он видел перед собой глаза, исполненные скорби по убитому жениху. Он гнал эти воспоминания, чтобы не предаться ярости. Недаром, покойная Люэна любила говорить, каждая женщина рождается актрисой, хоть играет на свой лад и готова превратить самую жизнь в сцену для лицедейства. Какое целомудрие и скромность она разыгрывала, удерживая возле себя несчастного Альберта, и сколь многоопытной женщиной показала себя в его объятиях. Он подумал об этом с внезапной горечью и тут же отогнал эти мысли, утешившись, что свидание оказалось последним. Было ясно, часы сочтены, он не сможет ничего объяснить. Слов умирающего было достаточно, чтобы осудить его. Он вновь забылся и очнулся от звука открываемого замка. Темная фигура вступила в клеть. Безразличный, он поднялся и пошел, ведомый двумя охранниками. На этот раз шли дольше, какими-то другими коридорами, поднялись по лестнице, и тут, к своему удивлению, Михаил узнал покои герцогини. Она сидела в кресле, недалеко от горящего огня. Она была одна, без свиты. Миллисента приказала начальнику караула усилить наружные посты и отправила его, оставшись наедине с Михаилом. Некоторое время герцогиня молчала, рассматривая его, будто впервые, и, наконец, заговорила.

— В течение двух недель ты читал мне, и мне жаль потерять тебя. Но тяжесть твоего преступления слишком велика. — Миллисента сделала долгую паузу, дожидаясь возражений. Михаил молчал, и она продолжила. — Ты говоришь, что не убивал Альберта.

— Нет. Не убивал. — Михаил не узнал свой голос, он хрипел. — Я не видел его этой ночью.

— Как? Тебя не было на площади? Не было? Скажи. Тогда где? В такую ночь невозможно спать. Ты был пьян? Я прикажу отыскать место и расспросить людей. Может быть, они подтвердят твою невиновность.

Михаил молчал, но герцогиня не обращала внимания на его нежелание говорить. — Я, кажется, догадалась. У тебя было свидание. С кем? Пусть твоя возлюбленная подтвердит твои слова. Я хочу посмотреть ей в глаза, когда она будет оправдывать тебя. Может быть я поверю ей, а не твоим недругам.

Михаил вспомнил мокрое от слез лицо фрейлины. Если бы она хотела, могла признаться сама. Но ее отношения с убитым делали происшедшее еще более отвратительным и не вызвало бы сочувствия к ним обоим. Да, Мати была права. Значит, и ему следует молчать.

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Я сказал все. Мне нечего добавить. То же я скажу на суде. Я не убивал.

Миллисента закашлялась и жестом попросила Михаила подать воды. Пила долго, пристально разглядывала Михаила, будто пытаясь проникнуть в его тайну. Он твердо выдержал взгляд.

— Закрой глаза. — Приказала. Михаил остался стоять, будто заснул на ходу. Потом он ощутил колючее прикосновение к губам и схватил руку, застывшую возле его рта. Это был крест, который он целовал прошлой ночью на груди возлюбленной. Теперь он лежал на ладони Миллисенты, а цепочка обвивала ее шею. Ворот платья, обычно застегнутый наглухо, сейчас был открыт. Он рванулся, но герцогиня жестом удержала его на месте.

— Я бы не открыла тайну, — в глазах ее зажегся ровный теплый свет. — Но я хочу спасти твою жизнь.

— Я не убивал.

— Я знаю. Единственная, кто знает.

— Я невиновен.

— Для меня. А для остальных? Мы должны отыскать тебе замену.

— Но как?

— Не знаю. Твое имя названо под присягой достойными людьми. Они сами слышали его от убитого. Они не могли ошибиться. Скажи, не могло быть сговора, чтобы свести с тобой счеты?

— Нет. У меня не было друзей, кроме Альберта, но не было и врагов.

— Значит, они говорят правду. То, что слышали собственными ушами. Как ты можешь объяснить? Я не смогу помочь тебе, если мы не разгадаем тайну.

Михаил пожал плечами. Некоторое время оба молчали.

— А я думал, что…

— Что? Говори.

— Я думал, что это Мати была со мной. Я узнал ее. Она договаривалась о свидании.

Миллисента рассмеялась, впервые за долгое время. — Ты плохо знаешь, как женщины устраивают такие дела. Нужно думать о своем имени и не слишком надеяться на скромность своего друга. Я попросила ее от имени знатной венецианки, будто бы влюбленной в тебя. Она и сейчас уверена, ты был у нее, прежде чем явился на площадь. Меня учили с детства не доверять женщинам. Тем, кто моложе и кто старше. Кто ниже и выше по праву рождения. Значит, никому.

— Но она невеста Альберта. Может быть, она знает, что не понятно ей самой.

— Я спрашивала. Она грустна и безутешна.

— Но еще вчера они были в ссоре. Я сам видел. Я думал…

— Что ты думал?

— Что это из-за меня. Что она была со мной, и Альберт ей безразличен. Но если нет…

— Они любили друг друга.

— Да. Но она не пришла к нему на свидание. Он сам сказал мне об этом. Он напрасно дожидался ее всю ночь. Где была она? Они ссорились на моих глазах. Мне казалось, я знаю причину. Но если она была не со мной…

Миллисента задумалась. — Пожалуй, стоит спросить. Не уходи. Стань за занавеской. Ты будешь у нее за спиной, а я буду видеть вас обоих. Слушай внимательно… — Она позвонила. Вошел начальник охраны. — Ты приведешь сюда сейчас фрейлен Мати. Будь с ней бережен, она потеряла близкого человека. Успокой ее и, главное, не говори, что у меня кто-то есть.

Охранник поклонился и вышел. — Еще раз прошу, будь внимателен. А теперь укройся и смотри, чтобы она ничего не заметила.

Лицо Мати было заплаканно.

— Ты думаешь, этот Дюплесси убийца? — Спросила герцогиня.

— Альберт показал на него.

— Я знаю. А теперь скажи. Где ты сама была в эту ночь? Ведь ты должна была быть с ним? А если была, почему не помешала их ссоре. Может быть, ты знаешь что-то, о чем не говоришь? Скажи. Именем твоего Альберта.

Мати помедлила, и вдруг разрыдалась. Герцогиня терпеливо выждала и приказала. — А теперь скажи, где ты сама была в эту ночь?

Мати с плачем уткнула нос в платок: — Я была одна.

— Одна? Но почему?

— Я думала, он не любит меня.

— Это ложь, — едва не вырвалось у Михаила. По-видимому, герцогиня почувствовала. Она перевела внимательный взгляд с лица плачущей фрейлины на занавес и приказала внятно. — Успокойся. Хватит рыдать. Объясни, почему ты так решила.

— Я видела его с другой. — Запинаясь, выговорила Мати. Она смотрела в пол и терла глаза. — Да, с другой. Он не захотел знать меня.

— Ты говоришь, что была одна…

— Накануне. В день открытия карнавала. Мы договорились, он будет ждать меня. Мне хотелось самой найти и удивить его. Я знала его маску, а он не знал мою.

— Утри слезы и рассказывай. Все подряд. С самого начала.