Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 120

Нищий замолк. Несколько раз, находясь в сильном возбуждении он снимал и вновь надевал грязную шапку. Стриженая голова его была покрыта крупными каплями пота, длинный белый рубец рассекал ее поперек.

Михаил вытащил монету, протянул ее нищему, а тот, тыча пальцем, показал на изображение солнца. — Видишь, ты сам отдал мне. — Он спрятал монету внутрь ветхой рубахи. — Твой выбор сделан.

— Я не могу решиться.

— Ты сильный — Нищий заговорил рассудительно и спокойно. — За сильных решает судьба. Это слабые не могут преодолеть ее. Ты дозреваешь, как яблоко. Первый порыв ветра сорвет тебя. Ты можешь упасть, чтобы сгнить в траве. Такова общая участь, и они не задумываются над ней. Но ты можешь преодолеть силу падения. Ты просто станешь другим. — Нищий поднес руку к губам, глубоко втянул в себя воздух, долго сидел, качая головой и пристально глядя на Михаила. Взгляд его был полон сочувствия, а потом стал расплываться, как будто там внутри в глубине уродливого черепа медленно гаснул свет. Глаза его стали незрячими. Он медленно встал, вернулся на прежнее место близ дороги и уселся в пыль, подложив под себя шапку.

В городе было время большой ярмарки. Бесконечной чередой товары шли сюда из всех стран запада и востока. Здесь в самом центре огромного пространства Европы легко ощущалась жизнь далеких окраин, почти недоступных для игры воображения, и вместе с тем узнаваемых зримо, наощупь, на вкус. Здесь можно было увидеть персидские ковры и размять руками тончайшую, как пух шерсть армянских коз, упиться темным палестинским вином, объесться до тошноты засахаренными сирийскими фруктами, сравнить достоинства дамасских и миланских клинков, полюбоваться дешевым шелком из итальянской Лукки, контрабандными тканями Византии, запрещенными к вывозу за пределы империи, примерить арабский плащ с золотым орнаментом, ощутить щекой русский мех, полюбоваться прозрачным рисунком фризских кружев, убедиться в прочности брабантского полотна, вдохнуть аромат бальзамических смол, фимиама — высушенного сока дерева, которому до сих пор поклонялись в далекой Аравии, попробовать и сравнить масло греческой и иорданской оливы, оценить по достоинству кипрский ладан и высушенный сок алоэ, прицениться к китайскому ревеню и камфаре, используемых для лекарственных нужд, насладиться цветом пурпура, добываемого из финикийских улиток, выползающих на берег в часы прилива, надкусить твердый мускатный орех, вздрогнуть от резкого запаха мускуса, добытого из желез тибетского быка, увидеть, прощупать, обнюхать, попробовать немало других невиданных диковин, а заодно присмотреться к товарам своим, каждодневным, без которых в жизни не обойтись — к хлебу, к домашнему скоту, к птице, утвари, да мало ли еще к чему, лишь бы деньги не переводились и звенели в кармане. Все это было здесь открыто, щедро, за распахнутыми дверьми купеческих лавок и складов. Подходи, смотри, выбирай.

Михаил оставил лошадь на постоялом дворе и стал кружить по примыкающим к площади улицам. Толпа жила ощущением праздника. Наконец, он увидел тех, кого искал. Девочка шла по кругу внутри огороженного веревкой пространства. Она только что закончила представление и теперь собирала деньги в плетеную корзинку. Михаил щедро бросил туда монеты, девочка подняла глаза и по тому, как радостно вспыхнули ее глаза, он понял, что узнан, и она рада. Впрочем, она не стала задерживаться, кивнула ему, как всем остальным, и пошла дальше — тонкая, угловатая, как спустившийся по невидимой нити осенний паучок. Михаил отправился в ближайшую харчевню. Она была забита людьми. Нынешний год оказался удачным в череде нескольких предыдущих — голодных, многие поправили свои дела и готовы были теперь воздать хвалу Бахусу. Михаил быстро нашел, кого искал.

— Нет. — Сказал актер. Он доел фасоль, не отрывая взгляда от глиняной миски, допил вино, забросив его одним махом в разинутый рот с несколькими уцелевшими зубами, встал, толкнул ногой табурет и вышел, не оглянувшись. Михаил посидел еще немного — одинокий среди царящего кругом веселья и отправился домой. Место нищего при въезде в город было пусто.

Раймунд отсутствовал. Он отправился к соседу по имени Артенак. Сам Артенак был сейчас на востоке, и Раймунд на правах старого друга наезжал к нему, чтобы присмотреть за домом. Это значило, несколько дней брат будет отсутствовать. Михаил обошел пустые комнаты и вдруг понял, что решение зависит только от него. Выбор он должен сделать сейчас. Именно теперь он должен решить судьбу. Он услышал, как голос сказал ему. Выбирай. Все зависит от твоего решения. Твой выбор не даст тебе преимуществ, не даст тебе славы, не принесет успеха. Ты волен остаться и стать таким, как все. Этот выбор не сделает тебя хуже. Быть таким, как все, не стыдно, так указывает долг. Но ты можешь уйти. Ты порвешь со своим миром, который воспитал тебя и требует выполнения обязательств. Но ты — свободный человек. Ты сам, один, по собственному решению и выбору. Или ты со всеми. Выбирай.

Больше он не колебался. Времени на сборы ушло немного. Он взял с собой лишь одежду и собственные деньги — ничтожную сумму, которой должно было хватить на несколько дней. Он стоял посреди комнаты, где вырос, и медлил, прежде чем переступить порог. Казалось, стены притягивают и удерживают его. Потом он зашел к жене брата. Он не испытывал к ней особой привязанности. Просто он нуждался в человеке, чтобы скрасить последние минуты.





Она сидела, глядя в окно. Был поздний вечер, уже взошла луна. Карина повернула к нему белое от призрачного света лицо. Он сказал, что уходит, просит брата простить его и не разыскивать. Она выслушала молча, потом встала и прикоснулась губами к его лбу. Это было последним воспоминанием, связавшим его с домом.

Несколько часов он бежал, добираясь до города. Он бросил монету сонному стражнику, и тот отворил ворота. По темным улицам бродили кошки. Он нашел постоялый двор и узнал, что актеры уехали несколько часов назад, не дожидаясь закрытия ярмарки.

Хозяин ничего не знал об их планах, но деньги слегка освежили его память. Днем они расспрашивали выезд на южную дорогу. Михаил бросился прочь. Он бежал ночью один по пустынной дороге среди леса, теряя последнюю надежду. Они могли свернуть, затеряться, он мог не заметить место их ночлега. Он потерял их, еще не успев найти. Задыхаясь, он выбежал на пригорок, здесь дорога раздваивалась, растекаясь, как река, в лунном свете. Дальше он двигался наугад, туда, где мерцающий свет был ярче. И, казалось, ошибся. Воздух посветлел. Лес по сторонам дороги, отделившись от тьмы, хранил загадочное молчание. Подступало утро. Он бежал без отдыха всю ночь, и он устал. И когда в отчаянии он уже готов был остановиться, впереди проявилось пятно, будто слепленное из остатков ночи. Он сделал последнее усилие, еще не веря глазам, и пошел рядом, ухватившись за край возка. Верх его был поднят, была видна голова девочки, зарывшейся в одеяло. Она спала. Дремал и актер, доверив дорогу лошади. Некоторое время Михаил шел незамеченным, с трудом сдерживая шумное дыхание. Потом он тронул актера за рукав.

— Я хочу остаться с вами. Ты можешь прогнать меня, но назад я не вернусь. — Объявил Михаил вместо приветствия.

Актер помолчал, размышляя, а потом кивнул на место рядом с собой. Михаил забросил тощий мешок и запрыгнул в повозку.

Пока еще внешние силы распоряжались его судьбой, но как мало нужно, чтобы они изменились, если плод дозрел и готов сорваться с питавшей его ветви. Казалось бы, случайные обстоятельства меняют жизнь, но они не для всех. Они изменяют тех, кто готов, и равнодушны к другим, кто сыт, доволен или малодушен, чтобы принять вызов. Не жалуйся на время, вглядись в себя.

В трактире было грязно. Не верилось, что еще длится, склоняясь к вечеру, долгий солнечный день. Маленькое окошко неохотно пропускало свет, из кухни густо тянуло чадом. От дыма слезились глаза. В нише за хозяйским местом скупо тлел светильник, выбрасывая под черный потолок извивающуюся струю копоти. Хозяин принес Михаилу вино и взял деньги вперед. Это правило строго соблюдалось на выезде из города среди бродяг и прочего подозрительного люда. Не зря хозяин прикармливал в своем заведении городских стражников. Двое и сейчас сидели, составив под стеной оружие, и пили, судя по хмельным голосам, уже не первую кружку. Хозяин находился при дорогих гостях неотлучно, пил вместе с ними и громче всех хохотал в ответ на пустые шутки. А Михаил терпеливо ждал, пока они наконец, разойдутся. Нужно было поговорить с хозяином, но сделать это пока не удавалось. Он сидел, уставясь в стену, и размышлял. Прошло более трех лет, как он ушел из дома, и теперь ему вновь предстояло сделать выбор.