Братья

Михаил равнодушно наблюдал, как малыш Франсуа учится ходить. Он не любил развлекать его, несмотря на то, что кормилица часто оставляла младшего брата на попечение старшего. Когда Франсуа исполнилось два года, в замок заглянул епископ. Он провел в доме несколько дней и внимательно ознакомился с воспитанием мальчиков. Хотя Михаил бойко отвечал на большинство вопросов и показал живой ум, нечто в его образовании смутило епископа. Во всяком случае, с тех пор отец Бенедикт перестал появляться в доме, место его занял другой учитель, не склонный рассуждать на отвлеченные темы. А Франсуа отбыл ко двору сеньора для надлежащего воспитания. Тогда же речь шла о Михаиле, и трудно сейчас найти объяснение тому, что он не последовал за братом. Наверно, было решено не разорять вовсе родовое гнездо и оставить дома хоть бы одного из отпрысков. Незадолго до того было получено послание от их отца, который вместе со старшим сыном Раймундом находился на востоке. Письмо оказалось впоследствии утраченным, хоть содержание его было широко известно и обсуждалось в округе. Там подробно описывалось взятие Антиохии, последующие испытания в осажденном городе и чудесное избавление от султана Кербоги, многократно превосходившего христианское воинство во всем, кроме Божьего промысла. Вспоминали из написанного, что найденная после битвы голова одного из сарацин содержала расстояние полфута между глазами. Восторги слушателей мешались с ужасом. Возможно, в послании содержались указания насчет судьбы братьев. К тому времени весть о смерти драгоценной супруги уже достигла автора письма, и сам текст содержал скорбные слова, при зачтении которых лишь немногие могли сдержать слезы.

Итак, Михаил остался дома, предоставленный заботам нового воспитателя. Скажем по секрету от епископа, что этот новый оказался не намного строже предыдущего, и к тому времени Михаил уже сам нашел себе занятие. Подсказанное вначале одиночеством и скукой, оно заполняло все больше времени и стало предметом постоянного увлечения. Стоя перед единственным зеркалом, Михаил часами разыгрывал сценки и монологи, заимствованные из рассказов отца Бенедикта, а после стал повторять увиденное, из которого выделял смешное и забавное, что не было заметно другим. Тут он преуспел и неожиданно обнаружил восторженных зрителей среди слуг. Эти люди были готовы глазеть на его представления часами. С каждым месяцем он совершенствовался, придумывал костюмы, маски, учился раскрашивать свое лицо и проделывать еще многое, из чего состоит ремесло бродячих жонглеров. Более предосудительное занятие для знатного юноши трудно себе представить, будь присмотр и воспитание чуть получше.

Так миновало несколько лет и как-то, вернувшись с прогулки верхом, он увидел, что во дворе разгружается коляска, а за ним с веселым удивлением наблюдает некий бородач. Это вернулся его старший брат. Вести в то время шли медленно, и Михаил сразу узнал многое. Про смерть отца, женитьбу брата. И познакомился с женой — черноволосой красавицей с печальными глазами.

Вскоре прибыл посланец от сеньора с пожеланием забрать Михаила к себе. Но Раймунд переговорил с братом, и Михаил остался дома. Известие о том, что их младший брат Франсуа здоров, живет в окружении сверстников, и, совершенствуясь в рыцарском искусстве, проводит время с гораздо большей пользой, чем он сам, не вызвало в Михаиле зависти. Чувство свободолюбия избавило его от желания подражать кому бы то ни было. Этот краткий визит оставил в нем лишь опасение, что обстоятельства могут измениться и тогда ему не миновать участи Франсуа.

Молчаливая Карина — жена Раймунда наполнила дом печалью, будто привезла с собой призрачных домовых, и они, расселившись в полутемных комнатах, заполнили их тихими вздохами и влагой пролитых слез. Ее присутствие Михаил ощущал более скрыто, чем явно, по легким шагам, теряющимся в глубине коридора, движению воздуха, колебанию пламени свечи, потревоженному открываемой дверью. После сильной грозы она вовсе перестала говорить и, будто даже с облегчением, утратила возможность общаться, погрузилась в одиночество, как в прочную скорлупу. Впрочем, она оставалась одним из самых внимательных зрителей и часто наблюдала за его представлениями. Но и здесь она никак не выдавала своих чувств.

А Михаил уже готовил целые спектакли, которые изрядно скрашивали однообразную жизнь. Он отличался ловкостью, мог ходить на руках, жонглировал, умел подражать голосам животных и птиц, затевая между ними смешные перебранки. Он изготовил несколько масок, расхаживал в них по дому, вживаясь в каждую, придумывая для нее характер и поступки. Он жил теперь странной жизнью — реальной и вымышленной одновременно. К четырнадцати годам он стал актером и сочинителем сюжетов, которые сохранились анонимно и разыгрывались по субботам на базарных площадях в течение многих десятилетий. Для человека его происхождения он совершал несколько предосудительных действий сразу, не овладев толком ни одним из семи искусств, обязательных для светского образования (грамматика, арифметика, диалектика, риторика, астрономия, геометрия, музыка), не говоря уже о знании богословия, юриспруденции, медицины и даже первейшего среди прочих — рыцарского искусства, к которому был вполне пригоден по здоровью и уму. Вместо того, Михаил предпочел использовать плоды образования и навыки на благо собственным прихотям и на потеху простонародью, от тяжких трудов которого сам был избавлен.

Будто было услышано. От сеньора вновь прибыл гонец. Он рассказал об успехах подростка Франсуа. Он вновь подтвердил приглашение сеньора, подкрепленное желанием их покойного отца. Нужно было собираться и ехать. Предстоящие перемены были Михаилу не по душе. Благодаря содействию Раймунда, он выхлопотал последнюю отсрочку на шесть месяцев. Казалось, деятельная натура должна была торопить его в мир, за пределы родного дома. Он часто наведывался в ближайшие городки, поглазеть на незнакомую жизнь. Молодость требовала новых впечатлений. И чем более он искал их, тем более желал иной судьбы, не той, что была уготована ему в силу происхождения. Ведь оно — это происхождение не только награждает привилегиями, но требует исполнения обязанностей и благородного подчинения чужой воле — назначения столь же определенного и будничного, как крестьянский труд и повседневное усердие ремесленника. Его участью можно было гордиться, но заведомая определенность этого будущего казалась ему унылой и однообразной. Он не желал следовать чужим распоряжениям и приказам, он хотел оставаться свободным в выборе решения. Характер его уже сложился, и, хоть намерения не были окончательно определены, они искали лишь случая, подсказки судьбы, чтобы обнаружить и проявить себя.

Как-то раз на поляне близ ворот замка остановился возок бродячих актеров. Вечером они дали представление. Актеров было двое. Мужчина средних лет, густо заросший черной бородой. Он объявлял номера зычным голосом и хлопал в ладони, показывая их публике. Ладони покрывались чем-то красным, похожим на кровь, а, может быть, действительно, кровью, потому что жонглер тут же брал нож и прокалывал себе язык. При этом он тяжело мычал и тряс головой. Косматые волосы его разлетались. Он брал партнершу — хрупкую девочку, одетую в разноцветные панталоны, ставил ее вниз головой на свою и удерживал так, без помощи рук, балансируя корпусом, а потом подбрасывал точным движением, помогая худенькому телу перевернуться в воздухе и встать на ноги. Для здешних обитателей это было редкостное представление, хоть Раймунд и его жена немало повидали на востоке бродячих фокусников. Здешние зрители были щедры на проявления восторга. Стоя верхом на осле, девочка ездила по кругу, перебрасываясь со своим партнером разноцветными палками, потом встала в седле на руки, а мужчина продолжал жонглировать сам. Еще была комедия с масками про неуклюжего медведя, гоняющегося с завязанными глазами за юркой обезьяной, которая в конце концов запрыгнула ему на голову и облила водой. Смеха было много. Потом, когда веселье улеглось, фокусник дал понять, что комическая часть закончена и вынес небольшую виолу. Девочка затянула тонким срывающимся голосом грустную песню: Вот ее слова: