Безмолвный

- Что «ну что»?

- Его нашли? – ведь именно в этом плюс всей истории, в том, что можно отследить дистанционный взрыватель. Но я уже понимаю: ответ отрицательный. В противном случае ты бы уже что-то сказал, и настрой у тебя был бы куда более радужный. Быть может, мы бы уже пошли за китайским фаст-фудом, или отправились к Анджело отпраздновать возвращение в мир живых поздним десертом и шампанским, или еще что-то в этом роде. Теперь трудно сказать. Ты стал еще молчаливей, чем мне помнится. В моем воображении ты все время говорил. Я успел забыть какая она, эта гробовая тишина.

- Нет, - отворачиваешься к экрану. – Нашли лишь очередную его марионетку. Восемнадцать лет, вор и наркоман, уже попадался полиции. Даже среднюю школу не закончил. Отец - в тюрьме за убийство матери, так что, по сути, он - сирота. Именно таких и тянет к Морану, окончательно отчаявшихся. Вот до чего дошло, Джон. До арестов оступившихся детей, - этот «оступившийся ребенок», напоминаю, едва не взорвал мою бывшую девушку. Но я понимаю, о чем ты. Дно. Он исчерпался почти до самого дна. Значит, скоро все будет кончено.

Чего теперь мы от него ждем? Нам необходимо, чтобы он нанес удар. Он должен нанести его именно здесь, пусть ты и сделал это невозможным? Под ударом должен оказаться я. Он нападет, и его схватят, так? Выходи, выходи, где бы ты ни был. Но только в нужное нам время и место. Правильно?

- Мне нужно еще раз выйти? Прогуляться, помахать в камеры? – надеюсь, не прямо сейчас. Темно. Я устал. Ты устал. Пойдем спать, Шерлок.

- Нет, - берешь еще один телефон. Готов поклясться, их стало еще больше. – Слишком опасно. Теперь он тебя ищет.

Слишком опасно? Вот такого я от тебя прежде точно не слышал ни разу.

- А этим утром он меня не искал?

В ответ следует взгляд, который я едва ли могу понять.

- Он знает, что теперь ты больше не живешь там. Он знает, что я подготовился лучше, чем он рассчитывал. Нам нужно действовать с, - секундная пауза. Уверен, ты готовишься сказать слово, которое выводит тебя из себя, слово, которое твой брат твердил неоднократно, - осторожностью, - точно. Осторожность. Это в духе Майкрофта. Целеустремленность, осторожность, обдуманность. Совсем не в твоем духе, Шерлок. Весь твой разум поглощен загадками настолько, что места инстинкту самосохранения просто не осталось. – Пусть его сеть превратилась почти в ничто, он гораздо лучший стрелок, чем ты.

Стрелок, лучший, чем я?

- Что ж, может и не лучший, а, скажем, равный тебе. А мне все еще неизвестно, где он.

- Так что теперь?

Смотришь на меня, потом отворачиваешься обратно к монитору.

- Я разработал семь различных планов, - в этом я и не сомневался. – И каждый из них вероятней всего приводит к плохому концу.

- Значит, нужен еще один план. С хорошим концом.

Вздыхаешь.

- Одного вполне хватит.

Иди спать, Шерлок. Мы со всем этим разберемся утром. Ты вымотан, как и я. Уже поздно.

- Я спать, - встаю, замираю. Ожидание. Он отправится со мной вместе?

Он не поднимает на меня взгляд. Напряженно смотрит на телефон. Потом берет второй. И третий. Набирает какое-то сообщение, откладывает сотовый в сторону. Он ко мне не присоединится. Ну, разумеется, нет. Ему незачем так поступать. Его спальня - тут, моя - наверху. Бога ради, мы же только соседи по квартире. Мы просто друзья. Да, прошлой ночью он позволил себя обнять, но только потому, что все три года я считал его мертвым. На этом все, теперь мы вернулись к обычной жизни. Вроде как. И мы не будем это обсуждать, ведь обсуждать-то тут нечего.

- Спокойной ночи, Шерлок.

- Спокойной ночи.

Все в порядке. Все хорошо. Ты останешься внизу, Шерлок. Будешь работать, пока не начнут слипаться глаза, и, быть может, уснешь прямо здесь, в кресле, за столом, а утром я принесу тебе кофе. Или же ты поймешь, что уже слишком сонный, и свернешься калачиком на своей кровати, кровати, где мы провели прошлую ночь вместе. Возможно, тебе даже будет меня не хватать. Или нет. Ты не станешь даже задумываться об этом, ведь… Жизнь и смерть. Моран. Имена на пулях, мое и твое. Ты занят организацией, дирижируешь происходящим, и ты волнуешься. Этого вполне достаточно. Я все понимаю. Я знаю, что это – не отсутствие внимания, это просто такое его проявление.

И это нормально. Меня это устроит.

Наверху темно. Я не поднимался к себе с самого утра. Окно так и осталось приоткрытым. Прохладно.

Он остается внизу, и это нормально. Это нормально. Это для Него обычно, наша жизнь устроена именно так. Я помню, как все было. Обычно я не выдерживал и отправлялся в кровать. Он вполне способен обходиться без сна, это лишь подстегивает Его жажду найти верное решение. И, возможно, для нас обоих только к лучшему, что Он останется бодрствовать. Со мной все по-другому.

Прошлой ночью я заснул в одежде. Сегодня улягусь в нормальной пижаме. Здесь свежо. Наверное, батареи еще не прогрелись. Внизу сейчас вполне тепло, и мне скоро станет тоже.

Господи, я совсем забыл, каково лежать в этой кровати, забыл, как меня раздражала кровать Мэри. Черт, ведь при сравнении все так очевидно. Та постель была ужасной, понятия не имею, как только я столько времени с этим мирился. В ней, казалось, тонешь, как в густой и пышной пене. Эта гораздо лучше. Она идеальна. Постель скоро прогреется. Нужно было все-таки закрыть окно с утра.

А ты прав насчет той трещины в потолке. Сам я вряд ли обратил бы внимание, что ее нет, до этого момента. Но я помню все те ночи, когда я лежал тут и смотрел на нее, освещенную тусклым, льющимся из окна светом. Она начиналась у самой стены, извиваясь, ползла по потолку и обрывалась на его середине, служа напоминанием: это – не новый дом, у него есть своя история. Его стены просели со временем, ушла их идеальная ровность. Дом приноравливался к своему месту, как живое существо. Дожди и время изменяли очертания земли под ним, и дом менялся вместе с ней. Идеально выверенные углы покосились, не справившись со своим переменчивым основанием – Лондоном. Мы сами здесь лишь мимолетны и можем лишь рассчитывать на то, что он замрет. Но этого никогда не случается.

Трещины больше нет. Теперь там лишь ровная штукатурка.

Да, все в порядке. Он - внизу, я – наверху. Так ведь и было по большей части. Так и должно быть. Это нормально. То есть, я ничего не ожидаю. С меня уже довольно того, что ты вернулся. Мне этого вполне достаточно.

Понятия не имею, как, но в тебе сохраняется некая невинность. Представить невозможно, чтобы кто-то другой спокойно воспринял то, что я сделал, и мысли не допустив, что в этом есть что-то не то. Такое не проходит без последствий, тебе стоило бы напомнить о том, кто мы друг другу. Сказать что-то вроде: Я польщен твоим интересом, Джон. Я бы смутился и все отрицал, и мы смогли бы перевести все в шутку. Тебе следовало бы сказать хоть что-то, но ты вел себя, как будто все в норме, и все действительно было в норме. Все было в порядке. Ты просто не понимаешь, до каких пределов простираются границы дружбы, ведь так? У тебя ведь не так уж много друзей. Быть может, в этом все и дело. Некоторые вещи вполне нормальны: коротко обнять, похлопать по спине и все прочее в этом духе. Но вот прижиматься к тебе в кровати, обнимать тебя и прижимать к груди ладонь… Я ведь, может, даже поцеловал тебя в шею. Я не помню такого, но это вполне вероятно. А это уже значит – перешагнуть черту.

Но только не в твоем понимании. Нет, ты об этом даже не задумываешься. Я скучал по тебе, вот и все. Я был пьян, мне тебя не хватало, и ты это понял. Так что все хорошо. Мы просто продолжим жить, как жили раньше. Это вовсе не перешагнуть грань, только не для тебя. Тебе ведь тоже меня не хватало.

Да, все нормально.

Где-то хлопнула дверь. Это ты? Ушел из ванной в спальню, так? Правильно, тебе нужен сон. Шаги. Ступеньки. Ты поднимаешься наверх. Ко мне. Точно? Хочешь что-то рассказать. Ты нашел его, в этом все дело? Ты понял, как мы его выманим завтра, задача решена. Вот что ты скажешь. Ты успокоишься, ты поделишься со мной тем, как ты смог все вычислить. В твоем голосе будет так хорошо мне знакомое, почти детское ликование. И я засну под его звуки. Да, это хорошо. Только… Господи. Не смей даже вообразить хоть что-то иное.