Страница 146 из 159
— Да, да. Увидав тебя два месяца назад, Ясневский подумал: какую выгоду даст ему встреча с этой паненкой? Правда, ты ему понравилась, но он не из таких, кто влюбляется по самые уши с первого взгляда. Ему вообще чужды какие-либо высокие чувства. Я так представляю себе ход его размышлений. «Эта хорошенькая девочка, — думал он, — должна быть сейчас где-нибудь в Германии. Можно, конечно, отнести ее куда следует — и я в лучшем случае получу благодарность за проявленную бдительность. А что мне с этой благодарности? Может, лучше попробовать поиграть в любовь? Она не осмелится мне отказать». А когда ты дала ему понять, что подобные его надежды напрасны, он и тут не донес на тебя в гестапо, потому что у него дальний прицел. Придут советские войска — есть оправдание: помог девушке спастись от отправки в Германию. Ты же сама и подтвердила бы.
Ванда подумала, потом сказала:
— Знаешь, я никогда обо всем этом так серьезно не задумывалась. Принимала его назойливое ухаживание таким, как оно есть. А вот теперь слушаю тебя и думаю: пожалуй, ты прав.
— Я и сам поначалу принял Ясневского за влюбленного без оглядки старого холостяка. А потом присмотрелся к нему, поговорил с ним и понял: не только любовь к «дражайшей Вандочке» руководит им, а еще кое-что. Он чувствует, что корабль, на котором плывет, идет ко дну, и потому стремится оказать нам какую-нибудь услугу и этим спастись.
— Выходит, — сказала Ванда, — он постарается выполнить задание.
— И я так думаю. Только рассчитывать на него не буду. Нынче же поговорю с хлопцами, чтобы они ускорили это дело.
— А с кем?
— Разве тебе не все равно? — дипломатично ответил я.
— Может, и все равно, но я не понимаю, почему ты от меня это скрываешь? — вспыхнула девушка.
Я только было собрался ответить, как в комнату вошел Владек.
— О, сердечные излияния. Прошу прощения, Ванда, мне нужно побеседовать с паном Богинским, — обратился он к сестре.
— Ну и беседуйте! — кинула Ванда и выбежала из комнаты.
Когда дверь за ней закрылась, Владек сказал:
— Меня послал к вам Жорж. У нас грузят сейчас цемент на Шепетовку. Жорж сказал, что у вас имеется чемодан с взрывчаткой. Его можно спрятать среди мешков с цементом. Кто-нибудь из наших будет сопровождать эшелон, ну, и по дороге, на какой-нибудь маленькой станции, где не будет охраны, достанет чемодан и скинет на мосту. Может поехать Жорж. А могу и я.
— Но это ведь только на словах так легко получается…
— И на деле получится, вы дайте чемодан, — настаивал Владек.
— Не могу…
— Не доверяете, — в его голосе послышались укоризненные нотки.
— Нет, доверяю и знаю, что и Жукотинский, и ты, и другие ваши хлопцы-цементники никогда не подводят. Но я не могу дать вам этот чемодан, потому что сейчас его у меня нет.
— Не-ет? — удивленно протянул Владек. — А где же он?
Потом вздрогнул, словно от какой-то страшной мысли, и проговорил:
— Надеюсь, Ванда и мой будущий родственник не имеют к нему никакого отношения?
Взять бы да и рассказать ему обо всем. Но что скажет мне после этого Ванда? Я окажусь в ее глазах болтуном, который не способен сдержать слово. Так и доверие потерять можно. А Владек, должно быть, о чем-то догадывается. Чувствует, что у нас с Вандой завелись какие-то секреты. Что ж, догадывайся, парень. Вскоре ты обо всем узнаешь, и расскажет тебе сама Ванда — твоя «шальная, легкомысленная сестренка». И я ответил:
— Можешь быть уверен, Владек: чемодан в надежных руках. А если Ванда и твой, как ты выражаешься, будущий родственник имели к нему отношение, то очень отдаленное. Просто они помогали переносить этот багаж, не зная, что там такое.
— Мыло? — рассмеялся Владек.
— Да. И ты уже про мыло знаешь?
— Марыся до сих пор не может успокоиться. Говорит: то мыло, что в чемодане, было лучше… Так как же насчет чемодана? Что скачать ребятам? Можно надеяться или нет?
— Можно. Только придется несколько дней подождать. Так и скажи, — ответил я, а сам подумал: «Если Генек и на этот раз не сдержит обещания, придется обратиться к цементникам. Правда, шансы у них мизерные, но что поделаешь: время идет, сегодня уже одиннадцатое, последний срок — пятнадцатого, нужно хвататься за любые возможности, лишь бы выполнить задание».
Ободренный обещанием, Владек ушел на завод. Сразу же вернулась Ванда.
— Ну, что он от меня скрывает? — спросила она.
— Вот ты какая! — улыбнулся я. — Сама скрываешь от него тайну, а ему не позволяешь иметь свою.
Она ничего не ответила, только повторила свой вопрос.
— Владек предложил мне новый план взрыва моста.
— Что же ты ответил?
— Велел пока что воздержаться. Но вполне возможно, что именно этот план и будет осуществлен.
Я уже собрался рассказать девушке суть нового плана, как отворилась дверь и мы увидели… Ясневского! Да, это был он, и выражение лица у него было уже не такое печальное и озабоченное, как несколько часов назад, когда Генек ушел от нас. Чемодана в руках у него не было.
— Дзень добры, уважаемое панство! — проговорил он, точно ничего не случилось и мы сегодня видимся впервые.
Отозвалась Ванда:
— Вы еще и шутите? Как только вы можете после всего, что было, смотреть нам в глаза?
— Не сердитесь, дорогам Вандзюня, — дохнул на нас Генек хмельным перегаром. — Все будет в порядке. Завтра утром я сам завезу чемодан на мост и сброшу его с поезда.
— А где он сейчас?
— Как где? У Михаля. Я оставил его там. Мы уговорились, что поедем вместе, и в знак согласия выпили по чарке.
— Так это вы возвратились сюда, чтобы еще раз похвастаться перед нами? — презрительно отозвалась девушка. — Нам и без того известно, что вы первоклассный хвастун.
— Але ж, Вандзюня…
— Не смейте меня так называть. Опротивело слушать.
Она брезгливо сморщилась и вышла из комнаты.
— Пан Богинский, — обратился ко мне гестаповец, — хоть вы не думайте обо мне так плохо, как она. Поверьте в мою искренность.
— Откровенно говоря, я не думал поручать вам это задание, — заговорил я. — Еще раз повторяю: у нас есть кому сбросить мину. Но Ванда настояла, чтобы это сделали именно вы. Она хочет, чтобы вы искупили свою вину, смыли тяжкий грех, который добровольно взяли на себя, надев мундир гестаповца. У нее сейчас очень плохое настроение, потому что вы не оправдали ее надежд.
— Я оправдаю… Я оправдаю… Пан Богинский… Верьте мне… Я сделаю все… Вы золотой человек. Сам бог послал вас для моего счастья… Я сделаю все… Не сомневайтесь и постарайтесь убедить в этом панну Ванду.
— Хорошо, пан Ясневский.
— Я иду… А Ванде скажите: приходил я не хвастаться, а еще раз убедиться, что все надежно.
— Что вы имеете в виду: мину или обещание Ванды?
— Безусловно, мину. Не подведет она? Ведь все может статься. Не сработает ударный механизм или не сдетонирует запал — бывают же такие случаи. Чем я тогда докажу, что мина была доставлена на мост? Не идти же брать расписку у мадьяр, которые его охраняют.
— Вы напрасно волнуетесь, пан Ясневский. Если не сработает ударный механизм, никто не станет вас в этом обвинять. Мы будем считать, что вы свое задание выполнили.
— Но чем я докажу, что мина была сброшена именно на мосту?
— Взрывом. Вы только скиньте ее, а она обязательно сработает.
— Хорошо. Только… — он смущенно замолчал.
— Ну что, говорите.
— Не могли бы вы сейчас дать мне вторую тысячу марок? Что-то этот Ходаковский меня беспокоит. Нужно заткнуть ему рот, а то, чего доброго, продаст.
— Возьмите.
Я дал гестаповцу пачку ассигнаций.
Вечером я отправился к Красноголовцу. Ясневский Ясневским, рассуждал я, но нужно и самим действовать, нельзя полагаться на продажного шляхтича и его пьяницу агента. Предложение Владека Пилипчука представлялось мне не совсем реальным: кто знает, удастся ли достать мину из вагона, загруженного цементом. Может, Дмитрий Михайлович что-нибудь придумает?
Увы, и Красноголовец ничем не мог меня утешить.