Гейша

— Мама курить разрешает? — чтобы завязать разговор, с деланной строгостью спросил он.

Девушка грустно посмотрела на него:

— У меня нет мамы.

— А где же она?

— Умерла.

— С отцом живешь? — сочувственно поинтересовался Бирюков.

— С бабушкой. А вы в Москву едете? Всей семьей по магазинам?

— Нет, я по делам. Командировка. Я в одной фирме работаю, вместе с другом, открыли на паях свое дело, купи-продай, вот приходится мотаться…

Бирюков долго и подробно рассказывал девушке о несуществующей фирме и несуществующем друге, а она внимательно его слушала, глядя ему в рот. Зачем ему было привирать? Он и сам не смог бы объяснить, но так делал всегда, представляясь дамам то следователем КГБ, то летчиком-испытателем…

— А ты куда едешь?

— Я поступать хочу. В институт… Еду узнать, когда прием, какие экзамены.

— Только школу закончила?

— Нет, я в том году закончила, я работала один год в столовой поваром. Кулинарные курсы закончила.

Девушка нравилась Бирюкову все больше — такая чистенькая, милая, откровенная. Они еще немного покурили, стоя в тамбуре.

— Извините, у вас с собой не найдется бутерброда? — глядя на него полными невинности глазами, спросила вдруг девушка. — Я такая голодная, а ехать еще долго.

— Конечно! Идем со мной!

Бирюков даже обрадовался. Сам бы он ни за что не осмелился предложить ей пойти с ним в его купе.

— А что же кавалеры? — на всякий случай поинтересовался он. — Не будут обижаться, что ты их оставила?

— Да ну! Какие они кавалеры! — пренебрежительно отмахнулась девушка. — Я их даже не знаю. Так, пообщались.

Они шли по спящему вагону. Поезд трясло, раскачивало, и девушка время от времени прижималась к Бирюкову. Он поддерживал ее за локоть.

Войдя в купе, Бирюков снял с багажной полки полиэтиленовый мешок с героями «Санта-Барбары» — любимый пакет жены, который она жалела брать в магазин или на рынок, а ходила с ним «в люди» — например, за пенсией. Теперь она пожертвовала его мужу. В мешке лежали бутерброды с вареной колбасой, вареные яйца, печенье и компот из малины в пластиковой бутылке от кока-колы. Все это Бирюков разложил на столике перед девушкой.

— Тебя как зовут?

— Катя. А вас?

— Александр.

— А отчество?

— Можно без отчества.

В купе заглянула проводница. Хмуро смерила взглядом Бирюкова и его спутницу.

— Чай будете?

— Два стакана, — заказал Бирюков.

— Ой, мне не надо, — с набитым ртом поспешила вмешаться девушка. — У меня денег совсем нет.

— Да ладно, мелочь какая, я заплачу, — расщедрился Бирюков.

— Так сколько нести? — нетерпеливо перебила проводница. — Два? Один?

— Два, — утвердительно кивнул Бирюков. — Раз чай стали разносить, значит, скоро и Москва. Ты там у родственников остановишься или у знакомых?

— У знакомых.

— А в какой институт поступать хочешь?

— В юридический.

— Молодец. У меня дочка юридический закончила, — начал было Бирюков, но вовремя остановился.

Нет, о дочке с ней лучше не говорить.

— Будешь ножку Буша есть? Вареная.

Девушка кивнула, следя голодными глазами, как Бирюков ловко разломал пополам окорочок.

— Знаешь анекдот про двух цыплят, импортного и советского? — протягивая девушке кусок окорочка на ломтике белого хлеба, спросил Бирюков. — Лежат на витрине два цыпленка, импортный толстый, жирный, а наш синий, жилистый. Импортный смотрит на нашего и говорит: «Что ж тебя, брат, совсем не кормили?» А наш выпятился гордо: «Зато я умер своей смертью!»

Девушка снисходительно усмехнулась.

Проводница принесла чай. Пока Бирюков помешивал в своем стакане сахар, его соседка с жадностью выпила свой.

— Хочешь еще?

— Только если вы тоже будете, — виновато улыбнувшись, сказала она.

— Буду.

— Давайте, я схожу, — предложила Катя.

Взяв пустые стаканы со стола, она вышла в коридор вагона. Вернулась через несколько минут, дребезжа подстаканниками и боясь расплескать горячий чай. Один стакан подала Бирюкову, другой поставила на столик напротив своего места, но сразу пить не стала, а грызла печенье и смотрела в окно.

Уже давно рассвело. Небо на горизонте подернулось пурпурной дымкой. Скоро обещало взойти солнце. По лугам низко стелился плотный, как дым, седой туман.

— Денек сегодня будет жаркий, — стараясь привлечь внимание своей спутницы, сказал Бирюков, кивая за окно. — Вон небо какое.

Девушка равнодушно кивнула, не поворачивая головы.

— Да… Знаешь анекдот, как еврей едет в поезде? — снова нарушил молчание Бирюков.

Девушка отрицательно покачала головой.

— Едет еврей в поезде. В одном купе с ним едет молодой парень. Ложатся они спать. Еврей снимает свои красивые золотые часы и прячет под подушку. Парень видит, что у того есть часы, и спрашивает: «Скажите, пожалуйста, который час?» Но еврей ничего ему не говорит, отворачивается и засыпает. Утром приезжают они в Одессу. Еврей надевает свои часы и говорит: «Сейчас десять утра». Парень удивился: «Я же вчера у вас спрашивал, почему вы вчера не сказали?» — «А! Если бы я вчера сказал, сколько время, вы бы спросили, куда я еду. Я бы сказал, что в Одессу. Вы бы сказали, что тоже в Одессу и что вам там негде переночевать. Я, как добрый человек, вынужден был бы пригласить вас к себе домой, а у меня молодая красивая дочь, вы бы ее обязательно соблазнили, и мне пришлось бы согласиться выдать ее за вас замуж…» — «Ну и что?» — «Как что? А зачем мне зять без часов?»

Рассказав анекдот, Бирюков весело рассмеялся. Девушка тоже усмехнулась.

— Ну теперь ты расскажи что-нибудь, а то все я да я.

— Я никаких хороших анекдотов не помню, — ответила она, пожимая плечами.

Размешав хорошенько сахар в своем стакане, Бирюков сделал несколько больших глотков.

После джина с тоником во рту ощущался горьковатый привкус. Даже сладкий чай не мог его перебить. Подумав, какую импортную гадость приходится пить русскому человеку, Бирюков морщась, без охоты допил чай, лишь бы не выбрасывать зря деньги.

— А, вспомнила анекдот, — тряхнув светлой челкой, сказала Катя. — Возвращается дочка под утро с дискотеки. Отец с ремнем караулит ее в прихожей. «Где ты шаталась всю ночь?» — «Папа! Меня изнасиловали!» — «Это дело на две минуты! Где ты шаталась всю ночь?»