Обмануть себя

Будто и обои те же, когда-то наклеенные своими руками, и краска на панелях потускнела, в некоторых местах совсем отвалилась, открывая серые плеши штукатурки, но даже все это стало восприниматься по-другому. Ничего не изменилось — и изменилось все. Просто потому, что в душе нет места мрачному отчаянию. Когда ты снова за руку с надеждой, обязательно происходят чудеса. Марина была рада этим ощущениям. Только маленький горшочек с фиалкой, которая без устали цветет уже третий год, вызывает грустную улыбку. Марина поливает ее, внимательно осматривает, поглаживает шершавые листики и вдыхает едва уловимый аромат цветов. Мысленно обращается к этому дивному творению природы, спрашивая, правильно ли она поступила много лет назад, оттолкнув того, кто в один холодный вечер принес горшочек с крошечной фиалкой? Он столько раз дарил ей этот цветок во сне, и каждый раз она просыпалась со слезами на глазах. Она спугнула свою первую любовь: «Тимур Закиров, где ты, с кем ты? Как складывается твоя жизнь?» — Марина вспоминала о своем очень коротком романе, горько сожалея о том, что не смогла простить Тимуру ничего не значащей для него ночи с однокурсницей. Он любил только ее, это ясно читалось в его черных глазах. А она упивалась своим горем, не желая ничего слышать, видеть. Ревность сделала ее неспособной трезво мыслить. И где, у кого узнать, придет ли снова это необыкновенное чувство, когда весь мир в глазах любимого? Марина знала точно: то, что она тогда сочла предательством, сейчас смогла бы простить. Да, да, и Алисе нужно было простить. Никаких крайностей, каждая из них — шаг к пропасти. Сначала невидимой, а потом неизбежной.

Не было дня, чтобы Марина не думала о Ляльке. Прошло ощущение пустоты и животного страха. Пришло понятие, что нужно продолжать жить. Болезненная зависимость и желание всегда быть рядом с подругой сменились размеренным ожиданием новостей. Их было мало, скудные, сухие разговоры: поздравления с праздниками, днем рождения. Слова, в которых не было и не будет той близости, открытости, что связывала подруг с детства. Ни обид, ни зла, нет ничего, что могло их поссорить, но кажется, столько недосказанного всю жизнь будет терзать обеих. Маринка свыклась, пришло время Лялькиной истины, что нельзя все время жить чужими страстями. Так было всегда — романы Алисы проносились в возбужденном мозгу подруги, обрастая новыми подробностями. Пришло время найти себя, зная, что нет рядом единственной подруги. Нет и не будет. Ее новая жизнь как небо и земля отличается от той, что ведет Марина. И пускай! Лялька получила свое, а теперь ее очередь.

В один из весенних вечеров Марина задержалась после работы. Она не стала, как обычно, спешить домой, на улице уже темнело. Помахивая сумочкой, Маринка шла, вспоминая, как удачно сегодня сделала укладку одной клиентке: на курсах окончились практические занятия, и она попала в один из лучших парикмахерских салонов Горинска. Это было решено еще неделю тому назад, и хозяйка салона торопила ее с устройством на работу. Она видела, что у этой маленькой, худенькой девушки явный талант. Марина была на седьмом небе от счастья! Наверняка попала она туда потому, что выделялась на фоне остальных скучающих девчонок. Многие из них только окончили школу, поступать в институт не хотели и для успокоения «предков» подались на курсы. Они явно с облегчением вздыхали, когда занятия подходили к концу, а Марина словно впитывала приемы, маленькие хитрости, ловила движения рук мастеров, старалась ничего не пропустить. Для нее два месяца учебы промчались, пролетели.

Девушка внимательно прислушивалась и присматривалась ко всему. Единственное, что удивляло ее преподавателей, то, с каким рвением она защищалась от их желания изменить что-то в ее собственном облике. Все наперебой твердили, что рыжие волосы не украшают ее. Ей доказывали, что она сама должна выглядеть безукоризненно, чтобы пришедшие к ней клиенты были уверены в том, что попали к мастеру, обладающему вкусом.

— Мариночка, ну посмотри на себя. Такая красивая девушка. К чему этот кич? — но она только посмеивалась. — В конце концов, нужно хотя бы изменить их оттенок.

Что они могли знать о ее жизни? Однажды обретя желанный цвет при помощи обыкновенной хны, Марина отказывалась что-либо менять. Став обладательницей рыжих волос, она занималась самообманом. Просыпалась и выдела рассыпавшиеся по подушке пряди, закрывала глаза и представляла, что это Алиса спит рядом. Так часто бывало в детстве, когда Софья Львовна забирала Марину от буйства пьяной матери. Подруга любила спать на правом боку, тихонько посапывая. Ее лицо Марина могла рассматривать бесконечно, такой красивой, совершенной казалась Алиса девочке. Но чаще всего от ее пристального взгляда Лялька просыпалась, недовольно хмурила брови, но тут же расплывалась в улыбке. Начинался короткий диалог — до появления на пороге детской Софьи Львовны:

— Машка, опять ты сверлила меня взглядом!

— Извини, — Марина виновато опускалась на свою подушку, подкладывала руки под голову.

— О чем ты думаешь?

— Хочу, чтобы время остановилось.

— Зачем? — удивленно спрашивала Алиса. — Впереди столько интересного.

— Оно разъединит нас.

— Опять ты о своем. Почему ты все время боишься этого?

— Я уже говорила, потому что я умру без тебя…

Сколько раз она произносила это, будучи совершенно уверенной в правдивости своих слов. И Алиса снова и снова принималась убеждать ее в том, что нельзя так думать. Марине было приятно слушать ее голос, в котором явно звучало беспокойство. Наверняка Софья Львовна была в курсе настроений Маринки, потому что всячески старалась подчеркнуть, какой самостоятельной и умной девочкой она растет.

— Наша Мариша добьется в жизни всего, потому что иначе она не умеет! — Марина улыбалась, слушая эти внушения. Как это было давно…

Кажется, она начинает воплощать в действительность то, о чем не уставала говорить тетя Соня. Первый результат был получен. Марина вспоминала удивленно вытянувшееся лицо директора школы, когда она заявила ему об уходе. Он так смотрел на нее, как будто видел перед собою сумасшедшую. Марине было неприятно выслушивать его наставления о том, что в наше время не бросаются работой. Она слушала его монотонный голос, думая, что скоро уволится и из больницы. Ей давно опостылело таскать половые тряпки, разводить хлорку, выстирывать свой халат. Раньше она не задумывалась над этим потому, что рядом была Алиса. Ради нескольких дополнительных минут общения с нею Марина была готова на все, даже радовалась, что обстоятельства свели их в одной больнице. А теперь все это не имело никакого значения. Она делает крутой поворот в своей жизни, новой жизни, в которой Лялька за тридевять земель, и нужно набираться собственного опыта.

Так размышляя, Марина медленно добрела до дома. Не хотелось заходить в подъезд, снова оказаться одной в комнате с распахнутым окном. Запахи весны, блуждающие по улице, встречали Марину с порога — для этого и оставлялось открытым настежь окно. Подняв голову, девушка сразу нашла окна Зингеров — у них в гостиной горел свет. Наверное, Захар Борисович и Софья Львовна после ужина сидят в креслах, попивая горячий кофе, обсуждая прошедший день. Сколько раз в детстве Марина была свидетелем этой сцены, повторяющейся практически ежедневно. Глядя на них, девочка мечтала, что когда-нибудь и у нее будет семья, внимательный муж, много детей, которые повиснут на шее у отца, вернувшегося с работы. А она будет встречать его с ужином, держать полотенце, пока он моет руки, улыбаясь чуть устало.

Потом Марина перевела взгляд на свои окна — в них темнота, хозяйничает тишина и ожидание возвращения хозяйки. Вздохнув, Марина стала подниматься по ступеням подъезда. Она вдруг почувствовала горечь, что некому разделить ее радость обновления, первых шагов навстречу новой жизни. Зингеры, конечно, не останутся к этому равнодушными, но им было бы гораздо приятнее, если бы то, что происходило, было связано с их советами, помощью. А так еще подумают, что девчонка решила снова показать характер — мол, вот я какая, и без вас обошлась, радуйтесь! Марина остановилась перед их дверью, постояла с минуту и решительно направилась к себе, благо сделать нужно несколько шагов.