Страница 186 из 223
Пеньковский: На английском».
Перечитайте этот фрагмент еще раз. Такое чувство, что «друзья» Пеньковского в самом деле были с большим, большим приветом.
Я прямо-таки воочию вижу эту картину. Поздний вечер. Набережная у гостиницы «Балчуг». Поблизости — ни одного жилого дома. В гостинице — сплошь иностранцы.
И вот по этой набережной — неважно, снег, дождь или град — прогуливается полковник ГРУ с пакетом в руке, а потом к нему подходит иностранец, заговаривает по-английски и заводит в отель, кишмя кишащий соглядатаями КГБ, где даже швейцары и официанты носят под ливреями погоны с васильковыми просветами.
И ведь заводил! Как минимум одна встреча со связником состоялась у Пеньковского в указанном месте 21 октября 1961-го. Но соглядатаи опять ничего не увидели… Поразительная слепота!
Идем дальше. Если верить официальной позиции Лубянки, 30 декабря 1961-го наружка Пеньковского потеряла.
«В тот же день, — сказано в сборнике „Лубянка, 2“, написанном авторским коллективом ФСБ и предваряемом вступлением генерала Патрушева, — по описанию сотрудника был составлен словесный потрет неизвестного и передан в бригады наружного наблюдения».
19 января Пеньковского снова замечают и опознают но приметам. Но закавыка в том, что между 30 декабря и 19 января у Чизхолм и Пеньковского состоялись еще две встречи (5 и 12 января). И обе — там же: в арбатских переулках.
Но вновь наружка не замечает их, хотя должна была, просто обязана — после того как растворился в воздухе таинственный незнакомец, умеющий проверяться и отрываться от слежки (помните слова шефа КГБ Семичастного: «способ его исчезновения и был сигналом к тревоге»?) — круглосуточно не спускать с Чизхолм глаз.
А ведь никаких сверхъестественных номеров ни Чизхолм, ни Пеньковский не откалывали. Даже сверх того — действовали нарочито топорно, продолжая заглядывать в пустынную кулинарию, да еще — в антикварный магазин на Арбате, место паломничества интуристов.
Впрочем, оставим эти сомнения, списав заторможенность КГБ на постновогодний синдром. Однако и дальше заторможенности этой меньше не становится.
Пеньковского арестовали 22 октября 1962-го. А под колпак попал он 19 января, сразу после встречи с Чизхолм. (Или, если верить Виктору Черкашину, и вовсе 31 декабря).
Иными словами, предатель безнаказанно шпионил долгих девять, а то и десять месяцев, и никто остановить его не пытался, хотя именно в этот период, следуя хрестоматийной версии, и передавал он на Запад данные о ракетной программе и предотвращал Третью мировую войну.
Может, у КГБ имелись какие-то сомнения? Например, они до последнего не верили в грехопадение советского офицера и коммуниста?
Да нет же. Едва только зафиксирован был его контакт с Чизхолм, дома у Пеньковского установили спецтехнику, обложили со всех сторон, отслеживали каждый его шаг. (По крайней мере, так гласит версия КГБ).
Вскоре радиоконтрразведка пеленгует работу в квартире Пеньковского транзисторного преемника, передающего сигналы азбуки Морзе. Анализ записанных сигналов показывает их принадлежность к франкфуртскому радиоцентру ЦРУ.
В свою очередь спецтехника фиксирует, как Пеньковский перефотографирует шпионской камерой «Минокс» секретные сборники, взятые им в библиотеке ГРУ.
Одного этого вполне достаточно, чтобы сразу защелкнуть на его руках наручники. Именно так поступили, например, с коллегой Пеньковского во всех отношениях — бывшим подполковником ГРУ Петром Поповым.
ЦРУ завербовало Попова в 1954-м, когда тот работал в венской резидентуре ГРУ. В 1957-м его вернули в Москву, за связь с иностранкой уволили из разведки и отправили служить в Калинин. А в 1959-м уличили в предательстве.
Все происходило в точности, как и в деле Пеньковского. Наружка за атташе американского посольства Расселом Лэнжелли. Тот как бы случайно столкнулся с Поповым на улице и мгновенно, в одно касание, обменялся с ним каким-то предметом.
Было это 21 января 1959-го. А уже 18 февраля — меньше чем через месяц — Попова арестовали, выпотрошили, под контролем вывели на встречу с Лэнжелли, где и схватили американца с поличным.
При этом — повторюсь — к моменту своего разоблачения Попов из ГРУ был уже уволен и к секретам доступа не имел. Не в пример Пеньковскому, который не только продолжал служить в разведке, но и регулярно наведывался в гости к главкому ракетных войск. И все это — на фоне сверхсекретной операции «Анадырь», ради успеха которой Хрущев решился даже на пошлый обман американского президента.
А тут еще в Москву снова приезжает Гревилл Винн, и Пеньковский ни на миг от него не отходит, водит под ручку по театрам и ресторанам и часами засиживается в его гостиничном номере, где по обыкновению включает на полную мощность радио или воду.
Цитировавшийся уже Филипп Найтли приводит интересные подробности из жизни Винна — давнего привлеченца разведки.
«Некоторые из сотрудников (английского посольства. — Прим. авт.), не знавшие о принадлежности Винна к СИС, не могли понять, почему русские воспринимают его столь серьезно, — пишет Найтли. — Один сотрудник, не вытерпев, обратил на это внимание одного из руководящих работников Управления внешних сношений (ГК по науке и технике. — Прим. авт.). Однако последствия оказались просто удивительными. Вместо того чтобы ослабить свой интерес к Винну, русские принялись ухаживать за ним с еще большим энтузиазмом».
Впору поверить в какую-то чертовщину. И Винн, и Пеньковский были точно заговоренные. Кажется, если бы даже они уселись прямо у 4-го подъезда лубянского комплекса — там, где располагается контрразведка, — и принялись на глазах у всех обмениваться секретными бумагами, им и тогда ничто бы не угрожало.
Бывший зам. резидента внешней разведки КГБ в Вене Иван Дедюля уже в наши дни поведал журналистам, как получил от своего доверенного лица информацию о странном поведении Гревилла Винна. Источник сообщил Дедюле, что коммерсант Винн используется англичанами для шпионских поездок в СССР, и главная его задача — встречаться с высокопоставленным агентом, советским полковником, чья фамилия оканчивается на «ский»: Петровский или что-то в этом роде. Полковник «ский» тоже регулярно ездит за рубеж и снабжает Винна ценнейшей информацией.
Резидентура не мешкая послала телеграмму в Москву — сразу на имя начальника внешней разведки генерала Сахаровского. Правда, точную дату событий полковник Дедюля уточнить отказался, но, учитывая, что его венская командировка закончилась в 1961-м, ясно, что случилось описанное задолго до провала Пеньковского.
Нечто подобное рассказал и бывший сотрудник ГРУ Вадим Ильин, работавший в указанное время в Париже. Его агент, передававший важную и всегда подтверждавшуюся информацию из недр НАТО, тоже предупредил, что в СССР действует особо ценный крот, и даже отдал некоторые материалы, полученные от него из Москвы.
А в ноябре 1961-го агент и вовсе назвал фамилию предателя — с небольшим искажением: Пеньжовский.
Обо всем этом Ильин докладывал резиденту ГРУ в Париже, но тот запретил сообщать о кроте в Центр. После же ареста и суда над Пеньковским, когда Ильин попытался докопаться до истины, ему заявили, будто агент его был подставой, и настоятельно посоветовали об истории этой забыть. Особо свирепствовал зам. начальника ГРУ генерал-полковник Мамсуров. В итоге Ильина из разведки уволили.
Еще раз напоминаю: впервые Пеньковский засветился в январе 1962-го. А сигналы-то поступали, оказывается, еще годом раньше и как минимум из двух источников сразу. Только что пальцем на Пеньковского не показывали. Но Лубянка и ухом не повела.
В чем же причина такой слепо-глухо-немоты контрразведки? Ведь даже окончательно уверившись в предательстве Пеньковского, КГБ не спешил арестовать его, позволяя передавать американцам и англичанам секретные (если, конечно, секретные) сведения.
Вновь обратимся к хронологии. В течение 1962 года, уже после провала, Пеньковский провел как минимум шесть встреч с иностранными разведчиками, не считая общения с Гревиллом Винном. (Связник прилетал в июле на пять дней и с Пеньковским практически не разлучался.) Он бывал в гостиничных номерах иностранцев, посетил американское и английское посольства и даже разок наведался в квартиру дипломата. Кроме того, предатель активно пользовался тайниками.