Страница 264 из 272
— Вряд ли.
— Вот и хорошо. Она, конечно, умела готовить, но когда это было. По ней видно, у плиты она не стояла давно.
— Завидуешь?
— С чего вдруг? Мы с ней явно люди из разных кругов и с разными интересами, которые никак не пересекаются. Тридцать семь лет я жила с ней под одной крышей, знаю, что лет эдак с двадцати у нас совсем разное на уме. Вряд ли с годами что-то чудесным образом изменилось.
— Значит, не хочешь с ней говорить?
— А о чём? Она о цацках и шмотках, а я о гелигните и Беретте? Это же смешно. Мы уже давно чужие люди, еще с тридцатых. А ведь пятьдесят лет прошло. Скажи, она похожа на человека, у которого в жизни был тяжелый перелом или испытания? Вот и я думаю, что нет. Если хочешь знать, даже Сарваш мне куда ближе, чем родная сестра. Он хоть и тоже человек из другого мира, который мне не слишком приятен, но у нас был 1945 год и лагерная грязь одна на двоих. О таком не забудешь и из сердца не выкинешь. Думаешь, расскажи я Лили о том времени, она хоть что-то поймёт? Сильно сомневаюсь, только будет кивать головой как китайский болванчик, потому что положено сочувствовать. Что такое тысячи трупов, живые скелеты и только пара брюквин на складе, она не знает. И вряд ли захочет узнать.
— А Сарвашу, значит, ничего объяснять о жизни не нужно?
Гольдхаген усмехнулась:
— Он явно намного испорченнее меня, только умело это скрывает. Одна его просьба в 1975 году закопать его в лесу чего стоит. Я бы в жизни до такого не додумалась.
— Зато в отличие от тебя он приличный человек.
Гольдхаген и это замечание не оставила без ехидной реплики:
— Он благообразный уголовник, как и все банкиры, из тех, что грабят людей, не переступая черты закона.
— Но ты-то эту черту давно переступила. Что ты хоть ему ответила?
— По поводу?
— По поводу отъезда, которого не будет. Ты же согласилась?
Гольдхаген подняла глаза и с укором посмотрела на полковника:
— Между прочим, ты сводня.
Полковник только усмехнулся:
— Тебе явно не хватает мужчины, чтобы выбросить из головы всю дурь, что тебя изводит годами. Я сделал всё, что мог и как мог для твоего освобождения.
— Отдать меня человеку, который был арестантом в лагере, где я была служащей при администрации? Которого я похитила, убила, похоронила и откопала? Откуда мне знать, может он и мстительный и вся это показная помощь нужна ему для расправы?
— Не приписывай Сарвашу собственный образ мыслей. Лучше бы сказала спасибо и ему и мне. С ним ты могла уехать из Фортвудса. Без него — нет.
— Плохой выбор. Что, третьего варианта точно не будет?
— Нет. Я не могу понять, тебе, что, он так неприятен?
— Да не то чтобы. Я просто дважды была замужем. Мне уже всё это неинтересно.
— По-моему он тебя и не замуж зовёт.
— В том-то и дело…
— Кстати, почему ты носишь фамилию первого мужа, а не свою? У альваресс так не принято.
Гольдхаген как-то странно глянула на полковника и ответила:
— А она дорога мне как память.
— О Гольдхагене? Ты же говорила, что он тебя отравил.
— Вот именно. Он меня не просто отравил, а дал вечную жизнь по новой, улучшенной технологии. Знаешь, ведь всяких гадов и болезни называют по имени их первооткрывателей? Так вот и я хочу, чтобы из века в век, когда меня будут называть по имени на допросах, дознаниях, в тюрьме и прочих заведений вроде вашего, поминали бы и его, Гольдхагена, как первопричину всех зол.
Когда полковник покидал кухню, она всё ещё продолжала начищать и без того отскобленный до блеска пол.
В медлаборатории он нашёл Лили, которая только закончила отвечать на расспросы доктора Вильерса.
— Полковник Кристиан, — вскочив с места, взволнованно произнесла она. — Что случилось с Сашей?
— Простите с кем?
— С моей сестрой. Почему она здесь?
Полковник протянул:
— Просто дело в том…
— Я не верю, — тут же оборвала его Лили. — Это ведь неправда, она не могла делать, то, что о ней говорят.
Доктор Вильерс сделал вид, что занят бумагами, и глаз на полковника не поднимал.
— Давайте пройдемте в мой кабинет, — предложил он.
Стоило ему завести женщину внутрь и закрыть дверь, как Лили тут же засыпала его вопросами:
— Саша ведь не террористка, это ошибка, кто-то оговорил её, разве вы не понимаете?
— А с чего вы решили, что кто-то ошибся? Гольдхаген сама сказала вам об этом?
— Нет, она… — Лили помедлила с ответом, — она ничего не сказала. Но ведь это же неправда. Саша не такая.
— А какая? — не удержался от вопроса полковник. — Лично я вынужден наблюдать её в Фортвудсе уже семь месяцев. По моему мнению, она скандальная, взбалмошная девица, которая сквернословит, курит, лезет в драки, совершает такие неадекватные поступки, что диву даешься. — Видя как Лили спадает лица, полковник решил, что самое время дожать её. — Если вы имеете в виду обвинение в терроризме, то спешу сообщить вам, что признательные показания Гольдхаген давала лично мне и больше семи часов, чтобы выговориться о всех своих преступлениях. И предупреждая ваш следующий вопрос, сделала она это добровольно и без всякого принуждения, либо давления с моей стороны. Элизабет, ваша сестра уголовник почти с двадцатидвухлетним стажем. Она даже скрывать этого не хочет, для неё это что-то вроде второй кожи или повода для гордости, это как посмотреть. Если вы хотите знать, как ей помочь выйти из Фортвудса, то отвечу, что уже никак.
— Если бы я знала… — почти всхлипывая, произнесла Лили, — Я знаю, я всё испортила сегодня…
— Это вам Сарваш сказал?
Она понуро кивнула.
— Не берите в голову. Это было просто неудачным совпадением.
— Вы ведь хотели увести меня, а я не поняла.
— Тут дело не в вашем упрямстве, а в очень несвоевременном появлении Ричарда Темпла. Кстати, что он вам сказал?
— Говорил о Саше. И том, что я зачем-то нужна здесь. Доктор Вильерс всё выспрашивал меня об отце и Даниэле.
— О ком, простите?
— О муже Саши. Я не понимаю, зачем ему это?
— Он взял у вас анализы крови и слюны?
— Да, но я так и не поняла зачем.
— Новые медицинские технологии, госпожа Метц. Просто доктор Вильерс в последнее время увлёкся генетикой, но поскольку в медицинских журналах не пишут о ДНК альваров, он решил разобраться во всем сам.
— Да? — с наивным удивлением произнесла она. — Но почему я?
— Потому что у вас есть близнец. Вот доктор и хочет проверить насколько справедливо утверждение, что генотип близнецов идентичен.
— И я должна остаться здесь? Надолго?
Что ему нужно было ответить, полковник не знал, но счёл, что сегодня хотя бы одно серьёзное и бесповоротное решение он должен принять:
— Я бы не хотел, чтобы вы здесь оставались. Не сочтите за грубость, дело не в каком-либо неприятии, просто вам безопаснее находиться подальше отсюда.
— Но мистер Темпл сказал…
— Мистер Темпл вам не друг и не помощник. Как, впрочем, и вашей сестре. И мне всё равно, что он сказал, я дам вам шанс покинуть Фортвудс, но с условием, что вы некоторое время поживёте в гостинице в ближайшем городке, и вас будет сопровождать один из моих людей.
— Я буду под наблюдением?
— Вы будете под защитой. Можете считать моего сотрудника своим временным телохранителем.
— Разве мне нужна защита?
— Если не хотите оказаться в положении вашей сестры, то да. Предупреждаю, в первое время с телохранителем может возникнуть недопонимание, просто знайте, в моём отделе вашу сестру, мягко говоря, не любят. Но вы к её подвигам никакого отношения не имеете, думаю, мой человек быстро это поймёт. В Фортвудс вы будете приезжать, когда это понадобится доктору Вильерсу, а в остальное время покидать графство я вам не советую. Во всяком случае, пока я не скажу.
Выпроводив таким образом Лили Метц за пределы Фортвудса в сопровождении лейтенанта Парсона, полковник стал думать, что делать дальше. Отмахнувшись от настойчивых протестов Ричарда Темпла, почему он отпустил альварессу, словами, что она под наблюдением одного из оперативников, полковник прикинул, сколько времени осталось до освобождения Людека и Мемнона — оказалось, что меньше двух месяцев. Если Гольдхаген не удастся отбить из хватки Темпла, и он передаст её гипогеянцам, то дать команду Парсону увезти Лили в аэропорт, а далее куда угодно и подальше от Британии, полковник точно успеет. Спасти обеих сестер разом пока не получалось. Но времени до намеченного дня ещё оставалось.