Страница 240 из 272
— В компании я занимаюсь оформлением багажа пассажиров, — пояснял он. — Для работы мне нужно знать лишь несколько английских терминов, не больше. Это пилоты должны знать язык досконально, от меня же этого никогда не требовали. Я учил французский язык. В болгарской авиации работают люди со знанием разных языков, кто английского, кто, французского, кто немецкого. Потому как я знаю французский, меня направили в Рим. Французский язык ближе всего к итальянскому языку.
— Но Агджа утверждает, что вы общались с ним на английском языке.
— Я никогда не встречался с этим человеком.
Через неделю Антонов на заседание суда не явился, о чём пояснил в письме:
«Прошло уже три года с того момента, как я несправедливо был задержан за чудовищное преступление, с которым не имею ничего общего. Я оклеветан человеком, которого никогда не видел. В результате этого состояние моего здоровья ухудшилось и вопреки моему желанию содействовать правосудию, что я делал всё время, к сожалению, не в состоянии отвечать так, как бы хотел, на вопросы суда, а также не могу пока являться на суд. Подтверждаю сказанное мною в ходе следствия со сделанными уточнениями. О своём решении я уведомил своих адвокатов и попросил их подробно разъяснить причины этого. Сергей Антонов».
Через четыре дня начался допрос владельца пансиона, где на три дня перед покушением остановился Агджа.
— Как был забронирован номер для Фарука Озгуна, которым представился Агджа?
— По телефону, — отвечал свидетель, — звонил мужчина, говорил на итальянском, но с ориентальным или скорее ближневосточным акцентом.
— Агджа, кто бронировал для вас номер в пансионе «Иса»?
— Это был Тодор Айвазов.
— Свидетель говорит, что у звонившего был ближневосточный акцент. У Айвазова акцент мог быть только славянским. Так вы знаете, кто звонил в пансион?
— Я звонил сам, с помощью итальянского разговорника.
— Агджа, только что вы дали два взаимоисключающих ответа на один и то же вопрос. Так как же было на самом деле?
Агджа только разозлился и крикнул:
— Не буду отвечать, не буду отвечать!
Допрос владельца пансиона продолжался:
— Мы общались с Агджой на английском, — говорил он. — Но он знал лишь несколько слов, а ключ попросил у меня жестом.
Адвокат Антонова тут же обратился к суду:
— Как же тогда Агджа может утверждать, что он общался с Антоновым на английском языке, если ни Антонов, ни он сам его не знают?
На этом заседания суда в Риме на некоторое время прекратилось. Выездная сессия в Турцию не состоялась за смертью свидетеля, и прокурор отправился в Штаты для допроса Пацьенцы. Судя по тому, что зачитали на римском заседании, Пацьенца был не так прост, как думал о нём отец Матео. Будучи арестованным и помещенным в американскую тюрьму, он не побоялся дать показания против американских спецслужб:
— В рамках СИСМИ, — читал прокурор показания Пацьенцы, — была создана специальная группа дезинформации, «Центр Малеутика». Её бюджет составлял полмиллиарда лир в год и это были деньги от ЦРУ. Целью центра было распространение в печати версий, служащих интересам спецслужб.
А далее Пацьенца заявлял, что покушение на папу римского дело рук итальянских и турецких неофашистов под покровительством американских властей.
Потом выездная сессия отправилась в Софию для допроса обвиняемых дипломатов.
Римские заседания возобновились только в новом году. Они проходили в полупустом зале — люди потеряли всякий интерес к этому запутанному суду. Отец Матео уже начинал опасаться, что за отсутствием зрителей его будет легко разглядеть в зале, но на выручку пришел Ник Пэлем, который всегда усаживался на место, стоящим перед отцом Матео, так, чтоб Агджа точно не видел священника.
И вот, наконец, приговор был зачитан:
— Сергей Антонов, Тодор Айвазов, Желю Василев, Седар Челеби, Орал Челик освобождаются за недостаточностью доказательств.
На этом судьи быстро удалились, а зал возмущенно загудел. Все ожидали оправдания ввиду полной невиновности явно оклеветанных людей, ждали, что с них снимут всякое подозрение в виду отсутствие состава преступления. Но нет. Кто бы ни продиктовал суду подобное решение, но все пятеро, а в особенности Сергей Антонов, вышли на свободу не потому, что не покушались на папу, а потому, что никто не смог этого доказать. Вот такая странная презумпция невиновности.
В начале апреля Сергей Антонов, наконец, покинул Италию и вернулся, как уже давно мечтал, на родину.
— Это был самый странный суд, который я когда-либо видел, — признался отцу Матео Ник Пэлем, когда они прогуливались в парке после окончания многомесячной эпопеи в здании спорткомплекса. — Нет, по судам я вообще никогда раньше не ходил, но всё же должен же быть предел человеческой доверчивости.
— Не в доверчивости дело, — отвечал Мурсиа, — а в политическом заказе. Вы обратили внимание на формулировку, с которой отпустили Антонова?
— Да. Он вроде, как и не виновен, но в то же время, может быть и виновен, только доказательств не нашли. Стыд и позор такому суду.
— Публию Сиру приписывают такое изречение: «Судья, осуждающий невиновного, осуждает самого себя».
— Ну, это явно не про Италию, — отмахнулся Пэлем. — Сколько уже лет я сюда езжу и всё не могу понять: такие замечательные люди, такая великолепная культура, всё вокруг буквально дышит красотой и возвышенными идеалами. Но стоит только сойти с туристического маршрута, погрузиться, так сказать в быт, и видишь натуральное зазеркалье. Путчи, тайные ложи, непослушные спецслужбы, Ватикан, громкие банкротства, теракты, похищения, странные суды — одни так и не начались, хотя следовало бы, другие начались, хотя так и не понятно зачем. Вот почему так, сеньор Мурсиа? Когда же Италия воспрянет духом и начнёт нормально жить.
Священник задумался:
— Если бы вы спросили об этом мою сестру, она бы сразу ответила вам — когда из страны уберутся оккупационные американские войска и закроются все натовские базы. Но я не настолько проникся духом Центральной Америки, чтобы считать так же.
— Но какая-то версия у вас всё равно должна быть.
— Я не припомню хорошей жизни в Италии во все века, что бывал здесь — не было такого, чтобы все слои населения были довольны властью. Я священник, мистер Пэлем, и потому скажу, что лучшая жизнь может быть только в Царствии Божьем на земле. А чтобы оно наступило, надо трудиться и не забывать о молитве. Просто так чудес не бывает, сколько о них не мечтай.
Глава седьмая
1982–1985, Ольстер
После акции в Гайд-парке Алекс стало тяжело оставаться бойцом ВИРА и дальше. Она не хотела изготовлять бомбы, но других специалистов у командования не было. Она не хотела ехать в Лондон, но других бойцов, что хорошо знают город и умеют мимикрировать под англичан, у командования также не нашлось. За четырнадцать лет конфликта в Ольстере многие республиканцы были убиты, многие находятся в тюрьмах — уже с гражданской одеждой и смягчёнными правилами содержания, но всё равно без статуса военнопленных. Алистрина Конолл оставалась одной из немногих, кто многое умеет и на многое способна, а главное — она всё ещё жива и на свободе. Алекс чувствовала, что многие, кто знает её уже десять-четырнадцать лет, начинают замечать, что она не стареет. По документам ей было около сорока, а на вид всё те же вечные двадцать пять. Одно это обстоятельство давало четкий сигнал, что пора заканчивать с ольстерским этапом жизни, обрывать все связи и перебираться на новое место. Но, почему-то каждый раз находился предлог отложить переезд, побороться хоть ещё немного, попытаться хоть как-то поспособствовать объединению острова, чтобы все старания за четырнадцать лет не остались напрасными.
Решение подчиниться приказу командования далось нелегко. После Болоньи, после агонии умирающих детей, что ей пришлось лицезреть, Алекс твёрдо для себя решила покончить со взрывами гражданских объектов. Но ольстерскому командованию не понять и не объяснить, как ей было страшно находиться в эпицентре самого кровавого теракта Европы.