Иван Калита

Появление князя и удивило и опечалило боярина, но куда деваться? Суму с деньгой князь получил, и они стали прощаться. Но прежде чем отправиться в путь, князь попросил у не очень гостеприимного хозяина глоток водицы на дорогу.

— Аль квасу? — спросил тот, желая на прощание оставить о себе доброе воспоминание.

Князь кивнул.

— Анастасия, дочка, — крикнул боярин, — принеси квасу дорогому гостю.

Вскоре скрипнула дверь и на пороге появилась дева. Она поднесла князю квасу. Глянул он на зардевшееся личико Анастасии, и его поразили её неподдельная стыдливость и таза, которые сверкнули такой страстью, что сердце князя дрогнуло. Он долго, старательно пил, наслаждаясь её присутствием. Наконец осушил графин и поставил кружку на поднос. Девушка склонила голову, повернулась и неслышно пошла к двери. Украдкой глянув на её стройную фигуру, он совсем осоловел. Когда закрылась за ней дверь. Александр повернулся к боярину:

— Боярин, цветок у тя расцвёл, так что жди сватов!

Вернувшись домой, Александр не находил себе места. Анастасия так и стояла перед его глазами. Ему часто казалось, что кто-то, узнав о её красоте, шлёт уже сватов. И ругал Дмитрия, который так долго гостил в Орде.

И грянула внезапно страшная весть — брата больше нет! Её сообщил Александру ханский посланец, который передал веление Узбека явиться к нему в Орду. Посланец был добрым человеком. Увидев, как побелел Александр, успокоил его, сказав:

— Великий хан сам хочет утвердить тебя на княжество.

Эти события заставили князя забыть о кашинской деве.

Узбек был мудр и дальновиден. Его дружба с московским князем не затмила ему глаза, и решил он привлечь на свою сторону Тверское княжество, не только утвердив за ним Александра, но и дав ему чин Великого.

Охваченный радостным чувством, что остался жив, да ещё получил сан великого, Александр стал бредить юной девой. Он хотел немедля отправить сватов. И только епископ, узнав об этом, напомнил ему о гибели брата и тех сроках, которые надо было выдержать, чтобы засылать сватов.

Как только подошло время, тотчас начали снаряжать сватов. Но тут на пути его счастья встали бояре. По их мнению, жену князю надо выбирать не по сердцу, а по разуму. Почему бы ему не сосватать одну из дочерей Гедимина? Князь же проявил характер. Спор стал разгораться до опасных размеров. Князя спас епископ, который встал на его сторону. Ссориться с ним никто не хотел, и бояре отступили. Сваты были посланы.

Кто откажет Великому князю, тем более, если он просит руки дочери боярина? Да и сам князь — высокий, стройный, с мужественным и открытым лицом — пришёлся девице по душе. Свадьба была пышной. Даже сам хан прислал подарки. Счастливы были молодые. Да только что-то вскоре стал грустить муж. От жены не ускользнуло его настроение.

Не хотел князь посвящать дорогую жёнушку в свои дела, да разве откажешь любимой, если она просит ангельским голоском. И поведал он ей свою печаль. А причиной был московский князь, который, по слухам, не очень хотел признавать его великое княжение.

Жена возьми и посоветуй помириться им.

— Жить надо мирно. И людям хорошо, и княжества только выиграют. Что вам делить? Вы ведь одной кровушки — Невской, — сказала она.

И предложила мужу пригласить Ивана в гости, а в помощь взять митрополита Петра. Тому понравилось предложение князя. Митрополит ради такого дела быстро закруглил своё пребывание в Твери и вернулся в Московию. Он начал уговаривать Ивана Даниловича поехать в Тверь, чтобы распить кубок дружбы. Поколебался, было, князь. Да как митрополиту откажешь. Дал согласие. Обрадовался Александр такой вести и стал готовиться к встрече.

ГЛАВА 5

Ваттаман[1] Хист, прозванный так за ловкость (настоящего имени его никто не знал), возвращался не в духе. Со своей ватагой он побывал даже под Саркелом, но всё было напрасно. Купцы поумнели. Московские стали сбиваться в кучу, под охрану княжеских дружинников. За это, правда, Иван Данилович драл с них три шкуры. Но куда деваться. Без них можно и всё потерять.

Тверичане давно нанимали воев. Встречались и умники, которые в одиночку, по-тихому пытались добраться до Сарая. Но нередко попадали в руки вольных людей. Среди них Хист занимал первое место. Сам собой видный: черняв, с острым, пронзительным взглядом. Решителен. Если что, не жалеет ни врагов, ни своих. Поэтому у него в ватаге высокая дисциплина, а она помогает выкручиваться ух из каких положений.

Вот и на этот раз. Высмотрели один обоз. Не очень большой: три купца с людьми. Мужики здоровые, да и вой из них отличные. Насмерть стали драться за своё добро. Не будь Хиста, ничего бы с ними не сделали. Они враз загородились, как татары, телегами и стали отбиваться. Особенно один, такой здоровяк в кольчуге. В одной руке меч, в другой бульдюга. Расшвыривал нападающих играючи. Видит Хист: дело плохо, а он наблюдал с оката, стегнул коня и на него. Поднял на дыбы перед ним конягу. Тот ждал удара, приготовился его отразить, а ваттаман как змей скользнул под конское брюхо и воткнул меч купцу в дышало. Он не сразу упал. Бульдюгу бросил, рукой рану зажал. А меч не выпускает. Страшная картина развернулась перед ваттаманом. Стоит могутный человечище, весь в крови, глаза чуть не вылазят из орбит, дико хрипит. Но... стоит. Долго так продолжаться не могло. Вторично мелькнул ваттаманов меч. Упал здоровяк на колени, потом свалился с воза на землю. Оборона была прорвана, торговцы порубаны.

Только ватага хотела поживиться добычей, как раздалось могучее: «Уррачх!». То татары шли на них лавиной. Не усмотрел ваттаман, не выставил бекеты. Но не растерялся. Его пронзительный свист собрал вмиг его людей и повёл их на татар. Те от таких неожиданных действий не успели сомкнуться, и Хист прошил их, как шило валенок. Спасительный лес был рядом. Хист людей сохранил, но ушёл ни с чем.

Коль появились здесь татары, искать было нечего. И повёл ваттаман людей на север. Они грабанули пару боярских дворов, да рязанский князь послал дружину. Пришлось и от них уносить ноги. Так, почти с пустыми руками, усталая и злая ватага возвращалась в своё логово. Степные участки преодолевали быстро, хотя там было и опасно. Но вот двигаться в лесу было трудно.

В одной из последних деревень оставили смердам лошадей. Шли пешком, след в след. Впереди ваттаман, сзади с метлой ватаговец. Хист всё поглядывал на небо, голубое оно, выдать может. Скорее бы снег притрусил, следа бы видно не было. Побаивался ваттаман, как бы бояре вдогонку воев не послали. А если ещё у князя помощи попросят, ой, и думать не хочется.

Хист вёл ватагу уверенно, хорошо зная местность. Для ночлега место выбирали под ветвями могучих елей, куда ни солнце, ни снег проникнуть не могли. Спали на мягкой еловой подстилке. Этим утром, выбравшись из своего пристанища, Хист даже свистнул. Небо покрылось тучами, начался снегопад. В такую погоду идти можно было кучно, что резко ускоряло их скорость. К вечеру они были на месте.

— Ху, — Хист остановился перед вывороченной огромной елью, — кажись, наша бурдюга! — вытирая потный лоб, промолвил он, сбрасывая с плеч тяжёлую ношу.

Скоро ватага навалила целую кучу чувалов.

— А где же наш Сулим? — тревожно произнёс ваттаман, не видя встречающего.

— Да дрыхнет старче! — ответил кто-то.

Не успели прозвучать эти слова, как послышался голос:

— Сам ты дрыхнешь.

И из выхода показалась голова, покрытая старым, изъеденным молью, малахаем. Это был лёг пятидесяти — шестидесяти мужичонка с полуседой бородёнкой.

— Принимай добычу! — суховато сказал Хист.

Тот посмотрел на него:

— С возвращеньицем! — произнёс Сулим, кланяясь по привычке. — Скажи им, — он кивнул на толпящуюся ватагу, — пущай подмогуть!

— Ой, братцы! — воскликнул один из них, — что-то приспичило, — и побежал в сторону, на ходу торопливо развязывая порты. — Братцы, кажись, человек!

1

Ваттаман – атаман. См. словарь старинных слов в конце книги. (Примеч. Ред.).