Страница 5 из 13
Я согласна, что все это не так просто: отделять свою родительскую тревогу от реальной опасности, сиюминутные потребности ребенка соотнести с тем, как это отразится на его будущем, понять, что можно доверить самому ребенку, а где стоит вмешаться. Еще сложнее осознавать, что значит быть девятилетним мальчиком или четырехлетней девочкой в 2010 году, но это ведь наши дети, и можно хотя бы попытаться.
Мы с тобой одной крови…
Настя, 3 года:
– Бабушка, давай поиграем!
– Давай, а как мы будем играть?
– Ты будешь дочкой, а я – мамой.
– Хорошо.
– Дочка, ну-ка собирай игрушки!
Проекция родителя, его возраста, умений, установок, способностей на своего ребенка, к сожалению, не такое уж редкое и курьезное явление. Очень часто родитель бессознательно ждет от своего ребенка поведения, похожего на собственное, и, что еще удивительнее, рассчитывает, что маленький человек будет значительно лучше его самого. То есть ребенок должен быть не только копией своего родителя, но еще и непременно улучшенной копией, без его заморочек, погрешностей и недостатков! «Я не достиг, ты должен достичь! Я не смог, ты должен смочь! Я курю, но ты не будешь, я тебе не позволю! Это все потому, что я желаю тебе счастья!»
Что значит вырастить счастливого ребенка – об этом чуть позже. А сейчас хочется обратить ваше внимание на очевидность того, что требования, которые предъявляются к маленькому человеку, не только безосновательны, но и невыполнимы. Конечно, когда он вырастет, вы удивитесь, в какой степени он перенял ваш способ жить, но пока ему семь, десять, шестнадцать лет, он не будет таким же взрослым, как вы, и поверьте мне, что это к счастью! Вся его детская природа помогает ему противостоять вашему могучему родительскому влиянию. Потому что детство ему дано для выполнения его специфических детских психологических задач. В каждом возрасте ребенок должен успешно решить эти задачи для того, чтобы переходить с этапа на этап последовательно и постепенно.
И если грудной возраст, в котором младенец еще совсем мало напоминает взрослого – не ходит, не говорит, мало поддается внушению и убеждению, – освобождает его от родительских (особенно отцовских) ожиданий «взрослого» поведения (хотя некоторые отцы умудряются делать замечания своим женам, типа «нечего с ним сюсюкаться»), то лет с трех, когда малыш все более приближается к «осознанному», с точки зрения рационального отца, возрасту, эпоха проекций и ожиданий вступает в свои права. «Как ты можешь бояться, ты же мужчина!» – говорят они, когда им не нравится, что он испугался. «Немедленно убери игрушки и последи за сестрой, ты же взрослая!» – обращаются они к трехлетней малышке, которая должна немедленно повзрослеть только потому, что в семье прибавление.
А ведь в этом возрасте ребенок еще только учится управлять собой, и ему трудно, а часто и невозможно отвечать еще за кого-то. В три года он хочет и даже часто требует что-то сделать сам, но реально не всегда может, и его первые попытки самостоятельности вовсе не означают, что он должен овладеть этим на уровне взрослого человека. Он только начинает осваивать навыки самоконтроля, только пробует управлять собой и ситуацией, только осваивает причинно-следственные связи, совсем еще логически не понимая, что это такое.
Трагедия, или, во всяком случае, драма, состоит в том, что наши отношения с детьми в точности копируют отношения с нашим «внутренним ребенком», которые, в свою очередь, повторяют модель отношения взрослых к нам, когда мы сами были детьми. И если мы во времена своего детства не прожили адекватно какой-то возраст, не решили какую-то важную возрастную задачу, то и своим детям с большой степенью вероятности не позволим это сделать, если, конечно, не займемся самоисследованием и не проработаем то, что по каким-то причинам нам не удалось сделать в свое время.
Если вас в детстве заставляли заниматься музыкой и уроками, в то время как другие мальчишки гоняли мяч во дворе, то в ваших отношениях с ребенком есть два варианта развития событий. Вариант первый: вы и вашего сына засадите за уроки и с негодованием будете встречать любые его попытки увильнуть от этого занятия. Вариант второй: настрадавшись в собственном детстве, вы начнете его «спасать», совсем не уделяя внимания учебе, обесценивая этот процесс и осуждая мальчика (или девочку) за «ботанизм», если таковой с ним случится. И в том и в другом варианте вы скорее будете руководствоваться последствиями собственной детской травмы, чем реальными потребностями ребенка в реальном времени.
Не отдавая себе отчета в том, что большинство родительских намерений исходит из незавершенных отношений родителей со своим «внутренним ребенком», вы рискуете совсем потерять контакт с реальностью ваших детей, заменяя ее собственной прошлой реальностью, не имеющей отношения к другому маленькому, хоть и очень похожему на вас, человеку. Перефразируя известную шутку «Если в детстве не было велосипеда, а теперь есть «Бентли», то… велосипеда в детстве все равно не было», можно сказать: «Если в детстве у вас не было «Бентли», а у вашего ребенка он теперь есть, то в вашем детстве его все равно не было». Недостатки, провалы и «дыры» вашего детства не восполнятся тем, что все это вы дадите собственному ребенку. Они также не закроются от того, что и его вы лишите того же. Это несправедливость, которая с вами уже случилась, и ее никак не исправить. Ее можно только осознать, попечалиться и присвоить себе как некий опыт, с которым вы в итоге как-то справились.
К сожалению, в нашей коллективистской культуре очень прочно сформировалось представление о том, что «я – такой же, как все». Из этого незамысловатого послания последовал простой вывод, также въевшийся в наше сознание: «все – такие, как я». Это породило в нашей культуре и психологии много сложностей, и одной из них является невозможность воспринять другого как Другого. Мы сознательно и бессознательно начинаем считать всех вокруг устроенными точно так же, как мы сами, и не желаем видеть и замечать очевидных различий. Для нас становится болезненной и травматичной встреча с отличиями Другого. В итоге неспособность увидеть в другом человеке существо иного пола, возраста, вероисповедания или просто имеющее отличные от наших черты характера приводит как минимум к потере контакта, а как максимум – к болезненным деструктивным конфликтам, разрывам, потерям. Если с друзьями, знакомыми, партнерами и даже супругами мы можем расстаться, не придя к принятию Другого, то куда деваться нам от собственных детей? И что делать с невозможностью принять их отличия и особенности?
Как ни грустно, собственных детей воспринимать как отличающихся от нас, Других, особенно трудно. Ведь они генетически являются нашей частью, растут в нашей семье, впитывая наши традиции, ценности, правила, устои. Все это создает иллюзию того, что, решая вопрос «как было бы лучше для него», мы часто неосознанно, но крепко опираемся на представление «как бы это было лучше для меня», часто совершенно вынося за скобки нашу разницу в возрасте, несовпадение потребностей, отличия в характере и совершенно другой контекст времени и ситуации, в котором растет наш малыш.
Попытаться понять своего ребенка, присматриваться к нему, изучать его, наблюдать за тем, как он меняется, значительно сложнее, чем выбрать простую опору: «это сработало со мной, когда я был ребенком, сработает и с ним». Вот только с тем, что опора эта обладает мнимой крепостью и выстроена на зыбучих песках, вы столкнетесь не сразу, а столкнувшись, будете немедленно поглощены малоосознаваемой тревогой, которая начнет подсказывать вам, как немедленно «привести в соответствие» ребенка, так некстати отличающегося от ваших ожиданий.
Неспособность видеть и уважать другого Другим (если речь идет о ребенке) проистекает не только из ошибочного убеждения, что он – наше продолжение; здесь работает также и такой механизм, как слияние. У многих из нас любовь и близость ассоциируются с похожестью. Влюбленные ищут сходства во взглядах, предпочтениях, представлениях и, когда находят, радуются, что нашли «своего человека». Видение того, что мы думаем одинаково, любим одно и то же, рождает в нас ощущение, что мы близки, что мы – единое целое. Это рождает иллюзию близости, безопасности, единства. И где-то здесь нарушается граница, и слияние начинает путаться с любовью. Влюбленные, так же как и люди, живущие в семье, начинают болезненно реагировать на отличия.