Страница 6 из 13
«Ты чувствуешь по-другому, чем я, у тебя другое мнение, ты не можешь угадать, что со мной, – значит, ты перестал меня любить!» Многие матери так и говорят своим детям: «Ты не хочешь сделать то, о чем я тебя прошу, значит, ты меня не любишь, значит, мать тебе уже не нужна!» Тем самым они превращают отличия и несогласия в основание для построения манипулятивной конструкции: «если ты не думаешь, как я, то ты меня и не любишь», вызывая у ребенка чувство вины, которое он совсем не заслужил. При этом они не осознают, что счет «за нелюбовь» можно предъявить в этом случае скорее к себе самим, не желающим понять и услышать своего ребенка, увидеть его своеобразие и уважать его индивидуальность.
Часто различия вызывают в нас слишком много чувств. От раздражения до тревоги, от изумления до ярости, вызывающей только одно стремление: сделать того, кто вам так дорог, очень похожим на вас, истребив отличия, приспособив «под себя» или разрушить. Отсутствие различий – это иллюзия контроля, управляемости, безопасности. Наличие их – непредсказуемость, беспокойство, необходимость совершать выбор, а не действовать автоматически или привычным образом.
Различия бросают нам вызов, они требуют от нас размышления, исследования, принятия. Они позволяют нам лучше узнать самих себя и лучше узнать других людей. И вместо того чтобы использовать такой шанс для своего развития, для узнавания чего-то нового о себе и мире вокруг нас, мы стремимся их истребить, тщательно шлифуя выделяющееся и непохожее, пытаясь сделать из маленького Другого копию себя. И добро бы еще мы сами были само совершенство…
«Найди десять отличий»
Бужу сына в туалет и, чтобы убедиться, что проснулся, спрашиваю:
– Кто я? Данил, знаешь, кто я?
– Девочка, – отвечает он, – и скорее всего старшая по званию.
Именно такое задание дается в детских книжках-развивалках для тренировки внимания. Две очень похожие картинки, а в них десять незначительных отличий. Дети делают эти задания обычно с большим удовольствием. А для меня эти картинки – метафора того, что периодически стоило бы делать каждому родителю. Картинки кажутся на первый взгляд очень похожими. Но отличия все же существуют, и требуется внимание и усердие для того, чтобы их найти. Было бы очень полезно каждому взрослому время от времени находить десять отличий между собой и собственным ребенком, на первый взгляд так же похожим на вас, как картинки в тех книжках.
Так трудно бывает объяснить родителям, а также мужчинам и женщинам, попавшим в семейный кризис, что любовь – это не истребление непохожего, а узнавание и уважение различий, которые позволяют каждому из нас все больше становиться самим собой.
В родительской ситуации бессознательное желание вырастить ребенка, похожего на маму или папу, объяснимо. Если допустить, что мы растим совсем необычного человека, то у нас возникает тревога, как мы можем справиться с передачей опыта, ведь мы имеем только тот опыт, что проживали сами. А значит, в случае возникновения затруднений у нашего слишком необычного ребенка мы рискуем оказаться беспомощными, не справиться, не помочь. Это страшно, учитывая, что мы отвечаем за него и любим. С другой стороны, родители, идущие «от обратного» и желающие, чтобы ребенок делал со своей жизнью что-то, совсем противоположное тому, в чем они росли сами, тоже ставят перед ним трудную задачу, поскольку ребенку негде взять пример, модель того, как жить и поступать совершенно по-другому.
Как же быть? Ответ все тот же. Осознавать и присваивать себе свои родительские чувства. Если ваш необычный ребенок попал в нестандартную для вас ситуацию, можно обратиться за помощью, например, к более старшим и мудрым, к друзьям и знакомым, которые, быть может, проходили через это, к специалистам, наконец. Можно даже все решить самим – вы умеете обходиться с нестандартными ситуациями и не впадаете в панику, если вы можете отстраниться от привычного, шаблонного и поразмыслить, возможно, вместе с ребенком, а может – и со всей семьей, и принять решение, максимально подходящее вашему ребенку и к вашему случаю.
Если вы хотите, чтобы ваш ребенок прожил непременно другую жизнь, непохожую на вашу, то вам прежде всего стоило бы разобраться с собственным недовольством. Разобраться и поменять то, что вас не устраивает, тогда и ребенок получит пример и модель, как не сдаваться, как не жить в том, что не удовлетворяет, как знать, чего ты хочешь, и добиваться этого.
Вот достаточно типичная история нашего времени.
Ему восемь, ей за пятьдесят. Она бабушка, он – внук. Она после развала советской науки не знает, куда себя применить. И все сходятся на том, что воспитывать внука – хороший выход для всех. Ребенок при работающих родителях будет под присмотром, да и бабушка при деле. Пока он не пошел в школу, проблемы не были такими очевидными. Но сейчас достигли апогея. Им недовольны учителя и родители, он учится «значительно хуже своих возможностей», часто бывает капризен и агрессивен.
– К тому же у него гиперактивность. Видимо, в этом все дело, – со вздохом заявляет бабушка.
– Кто вам поставил этот диагноз? Вы уже были у психолога?
– Да нет же. Мы не были, просто это очевидно. Он же ни минуты не может просидеть спокойно, все время отвлекается.
Пока мы говорим, мальчик спокойно выкладывает из контейнера игрушки, внимательно их рассматривая, не проявляя никаких признаков двигательной или иной расторможенности, которые гиперактивные дети обычно проявляют вне зависимости от ситуации. У меня закрадываются сомнения в правильности бабушкиного диагноза, но я решаю пока послушать ее историю, которая, впрочем, больше похожа на бесконечный перечень жалоб.
– …И вообще он не умеет себя вести абсолютно. Когда мы гуляем, он постоянно не слушается.
– А как именно вы гуляете?
Что вы имеете в виду?
– Ну что собой представляет ваша прогулка?
– Мы идем в парк.
– И что вы делаете в парке?
– Как что? – Ее изумление нарастает, она не понимает, к чему я выспрашиваю подробности. – Прогуливаемся по аллеям.
– Понятно. Вы прогуливаетесь по аллее, а что делает ваш внук в этот момент?
– В том-то и дело! Он не может прогуливаться спокойно вместе со мной. Его несет в какие-то кусты. Он то находит себе какие-то палки, то пытается скакать, то бегать. Я же вам говорю, что он гиперактивен!
– То есть вы считаете, что чинно прогуливаться по аллее – это интересная прогулка для мальчика восьми лет?
– Ну а что он, по-вашему должен делать?
– Ровно то, что делает. Хотя это удается ему с трудом, потому что вы его все время останавливаете. Просто прогулка по аллеям парка – это хорошее времяпрепровождение для человека нашего с вами возраста, а детям нужно что-то другое. В школе они вынуждены сдерживать свою физическую активность, и им нужно где-то выплеснуть ее. А это можно сделать только бегая, прыгая, кувыркаясь, качаясь, стуча палкой и так далее. С другой стороны, им нужно еще и подзарядиться, чтобы была возможность вынести еще один учебный день. А для этого им часто нужно общение, друзья по двору какие-то совместные игры, забавы, приключения.
– Ну что вы! Во-первых, у нас никто не играет во дворе. А если бы и играли – неизвестно ведь, что за дети. Во-вторых, на забавы и приключения у нас совершенно нет времени, потому что у нас план, график. У нас двадцать минут на прогулку каждый день, и больше не получается. И за эти двадцать минут он от меня получает столько замечаний, что мы оба только устаем от всего этого. Если бы не его гиперактивность, мы бы успевали нормально погулять, не портя друг другу нервы.
Все это время герой нашего разговора спокойно затевает игру задав мне несколько вопросов по поводу игрушек, он выстраивает сюжет и начинает играть, никому не мешая при этом. Бабушка же все больше нервничает, переходя на рассказ о школьных трудностях и мучениях с исполнением домашнего задания. Чем больше она рассказывает, тем печальнее у меня на душе. Я понимаю, что жизнь нашего героя больше похожа на каторгу чего ж удивляться, что он ведет себя скорее как каторжник, а не как счастливый ребенок.
Языковая спецшкола, музыка, бассейн, невозможность встречаться с друзьями, все свободное время занимают домашние задания и та самая прогулка по аллеям. Но дружить ему все же хочется, и он пытается общаться с ребятами на уроке, за что, естественно, получает замечания. На переменках он пытается организовать какие-то подвижные игры: беготню, борьбу потасовки, но это тоже пресекается учителями школы с весьма строгими правилами. Его живая энергия, детская подвижность и желание иметь друзей никак не вписываются в бабушкин «жесткий график», который выстроен не под живого восьмилетнего ребенка. Ей даже трудно понять, что с таким расписанием не справился бы и взрослый в возрасте «за пятьдесят», потому что оно учитывает только амбиции не реализующей себя в данный момент женщины, а не потребности восьмилетнего, пока еще, к счастью, активного мальчика.
Когда я остаюсь с ним наедине, то спрашиваю:
– А что ты считаешь своей самой большой проблемой?
И получаю весьма неожиданный ответ:
– Моя самая большая проблема в том, что я не люблю свою бабушку а любить ее должен, мне так мама сказала.