Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 52

— В пакетик? — равнодушно спросила продавщица.

— В пакетик, — кивнул Ковард. — Только вы мне ее порежьте кусочками, пожалуйста.

Продавщица окинула взглядом Коварда, хмыкнув, разрезала на три части, засунула в пакет и протянула Коварду.

Выйдя из магазина, Аркадий Францевич направился на другую сторону улицы, надеясь в ближайшем дворике найти тихое местечко, где можно было бы спокойно утолить голод. Ему повезло: первый же дворик, оказавшийся на его пути, был относительно пуст. Ковард, стараясь не выходить из тени, дошел до первой свободной лавочки.

«Ну все! Хватит бегать! Если я сейчас же не поем, то со мной случится голодный обморок!» — подумал он, сел на лавочку и откусил от булочки с маком. Ковард ел торопливо и жадно, глотая плохо пережеванные куски колбасы и булочки и запивая их кефиром.

Глава 44

Новая встреча с бродягой

— Долго жуешь — долго живешь, — хриплый голос, неожиданно раздавшийся почти над самым ухом, заставил Коварда вздрогнуть и повернуть голову вправо.

Перед ним, широко улыбаясь, стоял тот самый бродяга с шахматной доской, которого не далее как вчера Аркадий Францевич встретил по пути на работу.

«О!» — мгновенно отреагировал Злобный Я, реакция же самого Коварда была вполне естественной для обычного человека: он испытал смешанное чувство страха и удивления, отчего поперхнулся непрожеванным куском колбасы и сильно закашлялся.

— Ну-ну-ну, — ласково посочувствовал бродяга и легонько хлопнул Коварда по спине, — нельзя так торопиться. Еда — это очень важный процесс, ритуал, можно сказать. Запейте кефирчиком. Позволите?

И бродяга сел на лавочку подле Коварда.

— Мы с вами, кажется, встречались? — спросил он.

Аркадий Францевич все еще покашливал, борясь с болевым ощущением в горле, и поэтому проигнорировал адресованный ему вопрос.

— Да-да, — ни капли не смутившись, продолжил бродяга. — Встречались. Вчера. Вы еще сказали, что в шахматы не играете. Соврали. Зачем?

— А откуда вы знаете, что я соврал? — почти без удивления спросил Ковард.

— Знаю. Мне по статусу положено.

— Это как? Что вы этим хотите сказать? Объяснитесь!

Внутри Аркадия Францевича поднялась буря. Все, что не поддавалось логике опыта, отвергалось сознанием.

«Этого не может быть! Почему этот бродяга преследует меня?! И этот сумасшедший Дюймовочка упоминал о нем! Ну и что?! По какому праву?! Да и вообще!»

Бродяга мягко улыбнулся и спокойно посмотрел Коварду в глаза. Ковард обмяк.

«Свет…» — подумал Ковард.

«Свет…» — повторил, словно эхо, Злобный Я.

«Свет у него в глазах», — закончил мысль Ковард.

«И мудрость», — согласился с ним Злобный Я.

— Не знаю, как объяснить… — по-прежнему улыбаясь, ответил бродяга Коварду. — Да и зачем? Есть вещи, которые не в компетенции логики, да что там логики! Не в компетенции человеческого сознания. Вы удивлены?

— Нет, — Аркадий Францевич печально улыбнулся в ответ. — Я уже устал удивляться. И вообще, я устал.

— Охотно верю. — Бродяга немного помолчал и добавил: — Лучший отдых — сон.

— Ага, — кивнул Ковард, — сон.

— А почему бы вам не отдохнуть прямо сейчас?

— В каком смысле?

— В прямом. Ночи еще не особо холодные. А я буду следить, чтобы никто не потревожил ваш сон.

«Соглашайся!» — шепнул Злобный Я.





«С ума сошел? — возмутился Аркадий Францевич. — Спать на лавке? Как бомж какой-нибудь?! Да это вообще выходит за всякие рамки! Это форменный бред!»

— Когда человек хочет спать, — сказал бродяга, глядя Коварду в глаза, и этот взгляд, словно направленный луч какой-то неизвестной энергии, прошел сквозь него и затерялся где-то в бесконечности пространства, — то ему все равно, где спать: на пуховой перине или на жесткой лавке. Кстати, я вам до сих пор не представился. Меня зовут Морфей, — бродяга положил шахматную доску на лавку подле себя и протянул Коварду руку.

Глава 45

Колыбельная для Коварда

— Очень приятно, — пролепетал машинально Аркадий Францевич. — Ковард, э-э-э, Ковард Аркадий Францевич, — и так же машинально пожал бродяге руку. Это прикосновение отозвалось в теле Коварда легкой истомной дрожью, которая расслабила его настолько, что желание спать стало не просто сильным — оно стало единственным.

— И мне приятно, — дежурным тоном ответил бродяга. — Да вы не стесняйтесь, Аркадий Францевич, располагайтесь. Лавка широкая. Хотите, доску мою под голову положите.

— Да, пожалуй, я прилягу, — согласился Ковард, заваливаясь набок.

— Э-э-э! Стоп! — бродяга придержал Коварда за плечо. — Глазки пока не закрываем.

— Что такое? — уже еле выговаривая слова, возмутился Ковард. Его тело было расслабленным настолько, что, казалось, лишилось костей.

Бродяга четкими профессиональными движениями опытного кукловода взял левую руку Аркадия Францевича, поднял ее и зафиксировал ладонь на уровне глаз Коварда.

— Смотрим! — голос бродяги звучал необычно, как утробный звук древнего диджериду.

Ковард уставился на собственную ладонь.

— Смотрим? — строго спросил бродяга.

— Смо-отри-им-м… — ответил Ковард.

— Видим? — опять спросил бродяга.

— Ви-идим… — ответил Ковард.

Бродяга отпустил руку Аркадия, и та, упав, повисла, будто веревка.

— Вот и чудненько, — улыбнулся бродяга, помогая Коварду улечься на лавку.

Ковард закрыл глаза. Его лицо стало счастливым и безмятежным, как лицо младенца. Бродяга несколько секунд пристально смотрел на Коварда.

— Баю-баюшки-баю, не ложися на краю… — пропел он тихо и ласково, словно заботливый родитель своему любимому чаду.

Убедившись, что Ковард крепко спит, старик улыбнулся и невнятно пробормотал:

— Вот так-то оно лучше будет. Потом забрал с лавки шахматную доску, резко развернулся и пошел прочь, оставив Аркадия одного, сладко спящего под открытым небом в позе зародыша.

Где-то далеко у линии горизонта, скрытого многоэтажными строениями засыпающего города, дернулась, закачалась и упала с холодной ночной тверди неба зеленая звездочка, оставив за собой на несколько мгновений тонкий огненный след, но ни один из смертных, живущих на Земле, не успел загадать желание.

«Темнота. Надо же, темнота, а видно как днем! Что это за прутья? Железные, толстые. Клетка? Клетка. Это уже было. Я в клетке. Я крыса, и это сон. Я так и думал, что этот сон обязательно повторится».

Ковард посмотрел на свои лапки, но ужаса не испытал.

«Хорошо. Я все помню. Сверху должна быть сырная луна».

Аркадий Францевич поднял голову. На черный бархат неба, усыпанный яркими жемчужинами звезд, выкатилась огромная круглая луна и закачалась, грозя вот-вот сорваться. Эта картина отчего-то вызвала в сознании Коварда тоскливое воспоминание об Эльвире и риторическую мысль: «И как она там без меня?», но движение небесных светил снова отвлекло его, заставив принюхаться и заволноваться. Ощутив поднимающуюся волну животных инстинктов, Ковард попытался справиться с собой:

«Все это ненастоящее. И я ненастоящая крыса. Что ж, это вселяет оптимизм! Этот сон не вечный, я еще проснусь. Помнится, я где-то читал, что сон — это наша жизнь, зашифрованная некими символами, которые вполне можно разгадать. Интересно. Что такое клетка? Возможно, клетка — это моя реальная жизнь. И если я во сне выберусь из клетки, то и в реальной жизни все станет по-другому. Ну, предположим.

Запах. Опять этот сырный запах! Чертова луна! Интересно: запах — это тоже символ? И что он означает? Есть варианты. Возможно, сыр — это моя мечта. Я пытаюсь достичь того, чего на самом деле не существует. Чую сырный запах от луны. Совершенно определенно. Да. Но луна — ведь это не сыр, в конце концов. Это просто мечта. Моя бредовая мечта…»

Ковард заметался по клетке, но тут же попытался себя успокоить новыми рассуждениями:

«А возможно, я найду то, что ищу, хотя все полагают, что это бред. Но разве это бред? Ведь я точно знаю, что луна — это огромная головка сыра. Да-да! Запах — это мечта. Мечта, которая непременно сбудется!»