Страница 38 из 58
— Это Амар? — спрашивает он.
— Ага. Ты его знаешь?
— Ну да. Не то, чтобы очень, но пересекались пару раз.
— Он был моим инструктором. Очень хорошим инструктором.
Я смотрю на спину Амара, на ружьё, перекинутое через его плечо, и мне снова становится не по себе. Если нападение на правдолюбов можно было с горем пополам списать на попытку рэкета, то теперь всё кажется действительно серьёзным. Война. И шанс победы в ней ох как невелик.
Залитые светом окна — первое, что мы видим, когда подходим достаточно близко к деревянным домикам. Только потом сквозь темноту проступает сад. Я задерживаю дыхание. Приятное тепло разливается в животе сразу же, как только нога ступает на мягкую почву. Я не была дома запредельно долго — два года, за которые я изменилась до неузнаваемости и успела променять без возврата запахи сладких яблок и дерева на металл и пот.
— Всех наших временно разместили здесь. К сожалению, нас не так много, как хотелось бы, но это лучше, чем ничего. К тому же, мы успели перевезти те коробки с оружием, которые Зик и Четыре хотели отправить тебе завтра.
Я рассеянно киваю, не в силах сконцентрировать слух на голосе друга. Всё, что полностью овладевает моим вниманием — смех, льющийся из открытых окон. Я сжимаю ладони в кулаки, стараясь не сорваться с места и не побежать в сторону дома, где раньше жила. До него остаётся несколько метров, когда мы останавливаемся у другого входа. Амар открывает дверь и пропускает меня внутрь.
— Тебя просили доставить сюда, как только появишься, — шепчет он, а затем закрывает дверь, оставляя меня одну.
Сначала я слышу лишь собственное дыхание. Смаргиваю темноту, пятнами оставшуюся в глазах, и вглядываюсь в лица тех, кто сидит на скамейках у окна. Жёлтая рубашка с закатанными рукавами, такого же цвета штаны, светлые волосы, которых уже успела коснуться седина, глубокие морщины, пересекающие лоб, и ружьё, висящее на плече.
Папа ещё никогда не выглядел более естественно, чем сейчас.
— Джессика, — произносит он, но я почему-то не слышу звука — читаю по губам.
Мужчина встаёт, в два огромных шага сокращает расстояние между нами и прижимает меня к себе. Одна его рука обхватывает мои плечи, вторая ложится на затылок. Я утыкаюсь носом ему в рубашку, которая пахнет деревом и мылом, но почему-то не плачу, хотя мысленно была к этому готова. Я просто стою, обхватив папин корпус, и наконец чувствую себя в безопасности.
Даже с пистолетом в руках я чувствую себя не такой сильной, как сейчас, в объятиях человека, который качал меня и Стайлза на руках, когда умерла мама.
— Слава Богу, ты жива, — говорит он, но всё ещё не отстраняется.
Мне стоит огромных усилий сделать это первой. У папы уставшее и осунувшееся лицо. Моё он и вовсе, наверное, не узнаёт.
— Твои ребята пришли часами ранее. Сказали, что у тебя другая миссия, но какая именно — не объясняли. Сказали только про трагедию в квартале правдолюбов, и…
— Всё хорошо, — я улыбаюсь.
Папа отходит в сторону, и передо мной вырастают остальные присутствующие. Зик, Четыре, ещё несколько взрослых мужчин из Лихости, примерно одного возраста с отцом, имён которых я не помню, Джоанна — второй по важности человек в Товариществе, и несколько людей в жёлто-красных одеждах, но я не обращаю внимание на них и иду к друзьям. Обнимаю сначала Зика, потом Четыре. Он шепчет мне на ухо извинения и говорит, что сделал всё возможное. Не понимаю, что именно он имеет в виду, и только потом осознаю, что двух человек в комнате нет.
Дерека.
И Стайлза.
— Стайлз, где он? — спрашиваю я у Четыре. Он опускает глаза в пол и тяжело выдыхает. Моё сердце перестаёт биться на долгое мгновение. Я поворачиваюсь к отцу, продолжающему стоять у двери. — Где Дженим? Он в порядке? Он жив?
— Он остался в Яме, — мне наконец отвечают.
Первые пару секунд кажется, что я сейчас снова куда-то провалюсь, но затем лишь сильнее сжимаю пистолет в руке и стискиваю зубы.
— Нет, — это всё, что я могу произнести.
Качаю головой из стороны в сторону. Долго — настолько, что всё перед глазами начинает плыть. А затем кидаюсь в сторону двери, отталкиваю от себя папу, пытающегося схватить меня за рукав свитера, и вылетаю наружу. Холодный ветер бьёт сначала в лицо, но затем, когда я обхожу дом и бегу куда-то далеко, лишь подгоняет меня в спину, словно успокаивая:
«Беги, Джессика, беги. Тебе нужно успокоение. Тебе нужно пространство».
И я бегу. Ровно до тех пор, пока не спотыкаюсь о корни дерева и не падаю на колени. Голос срывается на крик, когда острая боль пронзает каждую клеточку моих ног. Переворачиваюсь на спину, кидаю рядом пистолет, оттягиваю рукав свитера и закусываю его зубами, пытаясь подавить вопль. Боль в коленях переходит в боль в сердце, которую перенести намного тяжелее.
Как вышло, что они оставили Стайлза, если по уговору Четыре должен был забрать его первым? Как вышло, что единственный человек, ради которого я всё это придумала, остался у врага?
Перестаю жевать край свитера, резко сажусь и отплевываюсь. План изначально был неправильным — мы хотели обвести Эрика и Макса вокруг пальца, а вышло так, что обманулись сами. Мне нужно было остаться, или взять Стайлза с собой, или выпустить Эрику пулю в голову. Ведь он по какой-то причине доверял мне, и я могла бы спокойно пристрелить его, когда он лез целоваться.
Но я испугалась и предпочла сбежать под предлогом того, что у меня был план. И теперь жизни Стайлза и Дерека в опасности, а всё потому, что я решила так трусливо спасти свою.
Я сижу на холодной земле и не понимаю, кого в итоге подвела сильнее: Стайлза или двухлетнюю себя, ту, которая никогда бы не оставила брата? Что бы она подумала, если бы увидела меня такую разбитую уже после первого дня войны? Что бы она сказала? Уверена, она бы даже взглянула в мою сторону, и это было бы совершенно справедливо. И я бы не удивилась, если бы она плюнула мне в лицо. Я заслужила это.
— Джессика?
Чужой голос мгновенно выводит меня из раздумий. Я хватаю в руки пистолет и направляю его в лицо того, кто подобрался ко мне слишком бесшумно. На мгновение мне кажется, что если бы это был Четыре, я бы спустила курок. Но незваным гостем оказывается Дэнни — бывший одноклассник Стайлза.
— Прости, — шепчу я и опускаю оружие.
Дэнни подходит ближе и приседает на корточках напротив меня. На его губах лёгкая успокаивающая улыбка.
— Тот парень, Амар, кажется, привёл к нам новеньких и сказал, что они пришли с тобой. Я захотел поздороваться, а когда вышел на улицу увидел, как ты убегаешь куда-то… Или от кого-то. Решил проследить, вдруг тебе нужна будет помощь.
Дэнни такой добрый и напоминает мне солнышко. Хочется одновременно ударить его по лицу и обнять.
— Они не привели Стайлза, — произношу я, опуская голову и плечи, словно марионетка, которой обрезали нитки.
Такая кукла должна чувствовать себя свободной, но почему-то всё, что она ощущает — пустоту.
— Скотт сказал, что твоего брата обязательно спасут.
Услышав знакомое имя, я вздрагиваю и поднимаю глаза на Дэнни.
— Скотт? Он здесь? И другие неофиты тоже? — Дэнни кивает. — Что он тебе сказал?
Дэнни смотрит на меня с жалостью. В обычное время я бы не потерпела такого к себе отношения, но сейчас мне всё равно.
— Когда они пришли, то были безумно напуганы. Некоторые даже были ранены. Одна девчонка, Лидия, плакала. Я пытался её успокоить, а она всё сидела на полу, смотрела в одну точку и говорила, что он ушёл. Повторяла раз за разом: «Он ушёл, он ушёл, он ушёл». Я не понимал, что она имеет в виду, а потом спустя пару часов твой отец собрал всех и рассказал о случившемся. Лихачи и эрудиты объединились против остальных: взорвали здание правдолюбов и подчинили тех из своих, кто сопротивлялся, с помощью какой-то сыворотки. А те, кто успел сбежать, пришли сюда за помощью.
Ещё одна сыворотка? Как долго у эрудитов созревал этот план, если за всё то время они успели не только выполнить заказ лихачей на сыворотку парализации, но и сделать ещё одну?