Страница 5 из 108
Кристина выходит из его кабинета настолько быстро, насколько ей позволяет не до конца восстановившаяся нога. Взгляд Эрика жжет ей спину. Девушка не понимает, зачем Макс придумал эту пытку. Зачем дал ей такого бесчеловечного и жестокого инструктора. Эрик не чтит людей, не уважает, не любит, не проявляет милосердия и сострадания. Он — машина. Без эмоций, без чувств. Она может сломаться. Он пообещал, что сломает ее. Не прямо. Меж строк. У Кристины застревает ком в горле. Он ненавидит ее по какой-то неведомой причине. Месяц. Всего лишь месяц. И девушка крепко сжимает кулаки. Она вытерпит. Сможет. Иначе и быть не может.
Прошел уже месяц с ее разговора с Максом в тишине больничной палаты, с ее просьбы о шансе, с мольбы в зеленых глазах. Ее кости срослись. Но плохо. Иногда она чувствовала, как в ее руке что-то щелкает, боялась всем весом опираться на поврежденную ногу. Часто ходила к Кэму и выполняла необходимую лечебную гимнастику, разрабатывала руку и ногу. Врач из Бесстрашных настаивал на том, что ей необходимо носить оба гипса еще как минимум полмесяца, но Макс выразился четко и ясно. Месяц на восстановление, месяц на тренировки. Не больше и не меньше. Она не могла так рисковать.
— Эй, улыбнись, — руки у Трис теплые. Когда она обнимает Кристину, то ей становится лучше. Ее подруга — самый светлый человек из всех, кого девушка знала. Она вся будто светится изнутри.
Кристина слабо улыбается.
— Ты думаешь о тренировках? — А еще Трис проницательна и умна. У нее такие внимательные глаза. Будто умеет читать людей словно открытые книги.
— Да, — признается Кристина. К чему лукавить? — Меня пугает перспектива провести с Эриком месяц. Он же животное. — Девушка выплевывает эти слова. Ее взгляд не отрывается от футуристического пейзажа Чикаго.
Кристина и Трис сидят на крыше здания и смотрят на закатное солнце. Гигантский диск в алом мареве медленно опускается за горизонт. Он бросает косые лучи на город, окутанный сумерками. Кристина прикладывает руку козырьком ко лбу и смотрит на яркий солнечный свет до тех пор, пока не зарябит в глазах. Закат прекрасен. Увядающ. Даже жесток. Как засушенный цветок, красивый, но лишенный жизни. Так ощущает себя и девушка. Она живая. Дышит, говорит, двигается, но она такая хрупкая. Одно неверное движение сломает ее и навсегда запрет в клетке из плоти и крови. Девушка этого не хочет.
— Эрик — ублюдок, — этот голос принадлежит Четыре. Он успел подняться по ступенькам на крышу, а сейчас подошел сзади к Трис и обхватил руками, прижимая к себе. — Но он честно выполняет свою работу. Мы были в одной группе инициируемых. И свое второе место он заслужил. — Кристина невольно улыбается. Раньше Четыре не внушал ей доверия. Раньше она называла его придурком и идиотом. Теперь же он — парень ее подруги. Глядя на Трис и Четыре, Кристине хочется улыбаться.
— Ты сейчас пытаешься меня успокоить? — Девушка возвращает свой взгляд к солнцу.
— Я всего лишь хочу сказать, что он действительно может вернуть твоим мышцам былую силу.
Кристина хочет верить Четыре. Эти слова звучат так заманчиво, так сладко, так желанно. Но она боится ощутить горько-кислый привкус несбывшихся надежд на своем языке. Кристина боится надеяться. Эрик страшен, неконтролируем и жесток. Но он действительно стоящий инструктор. Ей ли это не знать? Девушка делает вдох и выдох. Ветер щекочет ей лицо, играет с волосами, пробирается под куртку, и Кристина обхватывает себя руками.
— Идем, — говорит Трис и протягивает руку.
Кристина качает головой.
— Идите, я хочу еще посидеть и подумать. — Трис мягко улыбается. Она понимает. Иногда Кристине кажется, что в ее подруге заключена вся мудрость этого мира. Зрелость светится в ее юных глазах. Та самая зрелость, что приходит не с годами и опытом, а та, что дается от рождения.
Четыре увлекает Трис за собой, закрывая девушку от ветра, но потом останавливается и оборачивается.
— Если он обидит тебя, скажи мне. — Голос у молодого человека уверенный. Кристина — не просто какая-то сломанная и разбитая девчонка из Бесстрашия. Кристина — подруга Трис. И теперь для Четыре ее имя — не пустой звук. Жизнь забавна. Стоит лишь завести верные связи и нужные знакомства, и вот людям уже есть до тебя дело. Наверное, звучит цинично. Зато правдиво. А Кристина всегда радеет за правду. Она родилась Искренней и всегда будет ею на какую-то малую долю своего сознания.
Девушка провожает Трис и Четыре глазами. Они так органичны, так гармоничны. Его руки ложатся на ее талию так просто, так естественно, словно и были предназначены для этого. Ее тело входит в его так легко, соприкасается всеми контурами. С ним Трис улыбается искренне и непосредственно. С ней с плеч Четыре будто слетает весь груз тяжких забот и тяжелых воспоминаний, что он несет на себе все эти годы. Вдруг Кристину ударяет в грудь жгучее желание. Такое яркое и отчетливое. Четыре и Трис будят в ней то, что хранится далеко, в самой глубине ее души — желание быть женщиной. Она ведь юная девушка. Пусть поломанная и разбитая, пусть собранная по осколкам костей, вен и сухожилий на больничной койке, но все-таки девушка.
Кристина думает об Уилле. Хороший парень. Мягкий с ней, ласковый и заботливый. Он боялся за нее, белел как мел, когда она лежала в бреду несколько дней, часто приходил к ней, приносил знаменитый торт Бесстрашных. Он замечательный. Так думает девушка. Но проблема в том, что сердце рядом с ним молчит. Не екает. Не подскакивает. Не происходит ровным счетом ничего из того, о чем писали в книжках, которые довелось Кристине читать. Она не научена и малоопытна. Всего лишь юная девочка. Кристина давит вздох. Эти мысли глупы и ни к чему не ведут. Сейчас ей стоит думать лишь об одном. О тренировках и об единственной возможности вернуть свое тело. Сейчас оно — всего лишь слабый отголосок былого: былой силы, былой легкости, былой гибкости. Думать о завтрашнем дне страшно. И нет, совсем не из-за хамства и грубости Эрика. Думать о завтра страшно лишь потому, что завтра у Кристины может ничего не получиться.
Девушка просыпается в семь тридцать утра. Сползает с постели, умывается, натягивает свою спортивную форму и приползает в тренировочный зал. Все еще сонная и разбитая.
— Ты опоздала, — голос Эрика сухой и жесткий. Мужчина сидит на матах и смотрит на Кристину в упор. — Это первый и последний раз, когда ты опоздала. — Цедит он сквозь зубы. — Опоздаешь еще раз, и за этим последует наказание.
Девушке приходит в голову мысль о том, что ему нравится мучить людей. Ублюдок.
— Мы начнем с элементарных упражнений, — Эрик встает на ноги. Он высокий и сильный. Его руки могут с легкостью переломить ей позвоночник. Эта мысль совсем не нравится Кристине. — Отжимания, приседания, пресс и прочее. — Он говорит все это будничным тоном, словно сейчас не раннее утро.
Кристине приходиться подчинится, сцепить зубы и подчиниться. Ее тело размякло. Каждая физическая нагрузка отдается гудящей болью в мышцах. Но девушка молчит и делает. Абсолютно все, что он говорит. Отжимается до дрожи в руках, качает пресс до боли в мышцах живота, делает приседания до того, как ноги не деревенеют и не каменеют, бегает круги по залу до тех пор, пока бок не начинает болеть, а воздух не застревает в легких, царапая глотку. Эрик гоняет ее без жалости. Гримаса усталости на девичьем лице ничего не значит. В его глазах лишь сталь. Кристина обязана это делать. И она не возражает. Подчиняется, потому что осознает, что Эрик способен вернуть ей былую форму. Если это вообще возможно.
Сломанные рука и нога начинают ныть. Девушка останавливается, часто и глубоко дышит, трет места переломов. Боится за них. Боится снова ощутить себя беспомощной и увидеть потолок, покрытый известкой.
— Я не говорил останавливаться. — У него глаза хищника и такая же поступь.
— У меня болят рука и нога.
— Ну и что?
Кристина открывает и закрывает рот, не зная, что ответить. Говорить Эрику, объяснять ему, что у нее были переломы — пустой звук. Ему плевать. Он бесчеловечен.