Страница 44 из 108
Девушка преодолевает череду ступеней проворно, вот поворот за каменную стену, облицованную пластиком, а вот и дверь. Кристина заходит внутрь и прикрывает ее за собой. Лишь замок слабо щелкает. Оглядывается. Наверное, у афракционеров все комнаты аскетичные. Стены в кабинете голые, в центре помещения стоит большой стол, около него стулья, ножки некоторых выпачканы в краске, еще пара офисных шкафов вдоль стен с какими-то бумагами да старый компьютер. Это удивляет Кристину больше всего. Значит, не все так плохо у афракционеров, как они стараются заставить всех думать.
Взгляд девушки пробегает по лицам. Эвелин Джонсон садится, ставит локти на деревянную поверхность стола и ладонями закрывает лицо. Жест усталости, обреченности, практически падения. Несколько прядей ее черных волос выбились из прически и сейчас щекочут женщине руки. Тобиас стоит, привалившись спиной к стене, и демонстративно изучает потолок, всем своим видом показывая, что не хочет говорить. Трис лбом уткнулась в его плечо и все еще успокаивающе поглаживает его фалангами по тыльной стороне ладони. Четыре все еще зол, но девушке рядом с ним удается прогнать черноту из его глаз. Кристина замечает Зика, сидящего на стуле, широко расставив ноги. Взгляд его отчего-то упирается в девушку, и он приветственно шевелит кончиками пальцев. Брюнетка едва улыбается в ответ. Потом она натыкается на Юрая и тут же отводит глаза, чувствуя, как Бесстрашный сверлит ее взглядом. Она знает. Все знает. Ей стыдно и тошно, но она не может так поступать с этим человеком, не может ложно улыбаться и позволять себя также ложно целовать. Потому что все пустое, мнимое. Потому что иное. Кристина видит Питера и чуть не скрежещет зубами. Он сидит на стуле, закинув одну ногу на другую, и вертит в руках нож. Улыбается своей фирменной самодовольной улыбочкой. Что он вообще здесь делает? Неужели Джонсон ему доверяет? Хотя Кристина понимает, что ничего не знает, что понятия не имеет, что именно Питер сделал для афракционеров, живя у них долгое время. Поэтому почему она удивляется?
А потом взгляд натыкается на еще одного человека.
Эрик привалился к стене. Стоит в такой небрежной позе, почти скучающей и ленивой. Разворот его плеч все так же широк, как и неделю назад, когда он прижимал ее к холодному и мокрому кафелю душевой, куртка все также как литая сидит на его фигуре. Пирсинг на его лице отливает серебром в тусклом свете электрических лампочек, а татуировки темнеют черными кляксами. Кристина на мгновение ловит мужской взгляд, но Эрик тут же отворачивает голову, словно не замечает ее, словно она — пустое место. А у девушки предательски сушит губы. Она вспоминает виденную картину, Тори в его объятиях и старается как можно небрежнее опереться о стену. Не те мысли, не те чувства. Не сейчас.
— Значит так, — голос у матери Тобиаса звонкий, есть в нем какие-то неженские нотки. — Вы все сегодня участвуете в операции. — Кристина оживляется. Вот она, информация из первых рук. — Вы пойдете к Эрудитам и постараетесь узнать, что именно они задумали. Хоть что-то.
Брюнетка непонимающе хмурит брови. Как это хоть что-то?
— А разве нет никакой информации? — Кристина и сама не понимает, как умудряется открыть рот и что-то произнести. Осознание приходит лишь тогда, когда взгляды всех присутствующих обращаются к ней.
Эвелин Джонсон горько хмыкает, смотрит на нее пару секунд и откидывается на спинку стула. Она ведет себя как Макс. Мысль такая невольная, внезапная и совсем неожиданная.
— Девочка, — тянет женщина, — мы ни черта не знаем. В этом и вся беда. Все наши операции проваливаются. Все! Не было ни одной удачной! — Эвелин с такой силой ударяет ладонью по столу, что Кристина вжимается в стену. — Поэтому вы пойдете к Эрудитам! Вопросы есть?
Девушка быстро облизывает губы и утыкается взглядом в пол. Носки ее черных кроссовок кажутся ей безмерно занимательными и интересными.
— Отправите лишь нас? — Голос принадлежит Зику и есть в нем какие-то ироничные нотки. Лидер афракционеров поворачивает к нему голову. — Здесь только мы, Бесстрашные, больше нет никого.
— Верно, — соглашается Эвелин, сверля взглядом Педрада. — Но вы же солдаты.
— Дело только в этом?
Джонсон усмехается.
— Нет, — произносит она, — вами не жалко жертвовать. — Повисает тишина. Такая давящая и ужасающая, что Кристине кажется, будто по ее позвоночнику ползет что-то липкое. — Ты это хотел услышать, мальчик? — Спрашивает Эвелин. — Мой цинизм безграничен. Я знаю. А теперь, — она отворачивается от нахмуренного Зика, — есть ли какие-то вопросы по операции?
Тобиас Итон стоит, закрыв глаза, и дышит тяжелее обычного, но все же молчит. Зато голос приходит из другого угла.
— Зачем нам девчонки?
Питер Хэйес качается на стуле. Острие стали ножа застыло на подушечке его пальца, и весь вид такой самодовольный, что аж тошно. Четыре чуть опускает подбородок вниз и распахивает глаза, впиваясь взглядом в бывшего Искреннего и Бесстрашного. Эрик едва поворачивает голову, и его темные глаза находят Питера. Юрай напрягается совсем рядом. Кажется, что кулаки у него сжимаются.
— Что? — Усмехается Питер. — Разве я мыслю не рационально? Они же девчонки! — Фыркает он. — Давайте еще тогда Марлен и Шону позовем. Они ведь тоже Бесстрашные.
— У них есть задание, — обрывает его Эвелин Джонсон. — Вы пойдете в таком составе, и это не обсуждается.
Питер фыркает.
— Они же бесполезные, —, но фраза его тонет у самых губ, толком и не произнесенная. Все равно все будет так, как скажет эта сука афракционеров. Юноша знает.
— Еще вопросы?
— Я не пойду, — говорит Тобиас и отрывается от стены.
— Опять, да? — Эвелин Джонсон злится.
— Я. Не. Пойду. С. Ним, — цедит ее сын сквозь зубы. — Ты не хочешь ко мне прислушаться, это твои проблемы, но плясать под твою дудку я не буду, мама, — последнее слово он выплевывает так ядовито, словно ругательство. Кристина ежится. Ей кажется, что между Четыре и его матерью что-то произошло. Нехорошее, темное, мрачное. Кристина кривит губы. Пора к этому привыкнуть. В этом мире происходят лишь такие вещи. Солнца и радости здесь нет.
— Это детский сад! — Не выдерживает Эвелин.
— Это не детский сад! — Кристина впервые слышит, как Четыре орет, практически ревет. — Потому что он — предатель! — И бьет ладонью по столу. Воздух словно вибрирует от удара.
— Да с чего ты взял?!
— У нас не была удачной ни одна операция. Ни одна! И как ты думаешь, почему? Потому что он сливает всю информацию, — и рукой показывает на Эрика. Тот фыркает и закатывает глаза. — Почему они всегда знают, где мы? Почему поджидают нас? Почему подстреливают как зверей на охоте? Потому что этот сукин сын все еще предан Максу.
— Ну все, — Кристина узнает этот голос. Движения у Эрика молниеносные, быстрые. Он резко хватает Четыре за шею, давит пальцами на затылок и со всей силы, бурлящей в его мышцах, опускает голову своего извечного противника на деревянный стол. Удар такой, что у Итона в глазах все мутнеет, а Эрик сверху давит на него.
— Прекратите! — Орет Эвелин Джонсон.
Трис кидается к своему молодому человеку, но ее удерживает за руку Кристина, головой кивая на бросившихся разнимать Эрика и Четыре братьев Педрад. Зик оттаскивает Эрика, а Юрай придерживает Четыре. У того все плывет перед глазами. Лишь Питер Хэйес сидит и гаденько улыбается. Кристина замечает эту улыбку и ее передергивает. Словно радуется, что свора собак дерется из-за кости. Мразь.
— Скажешь еще хоть слово об этом, я выбью тебе все мозги, — шипит Эрик. — Макс предал меня! Меня! А не тебя. А ты настолько тупоголов, что не понимаешь этого. Херов ты ублюдок. — Зик все еще держит его. — Пусти, — цедит мужчина и ведет плечами. — Так ведь проще, правда, Стифф? Я ведь самая идеальная кандидатура, вселенское зло. Но ты лоханулся.
Эрик приваливается к стене, закрывает глаза и старается успокоиться. Его ярость чревата. И он прекрасно это знает. Кристина смотрит на него и кусает губы. Что-то стелет ее взгляд. Ей хочется коснуться его, успокаивающе провести пальцами по его руке. Совсем как Трис, что сейчас осматривает лоб Четыре и бросает пугающие взгляды на Эрика. Зверь. Вот что читается в них. Кристина же продолжает смотреть на бывшего лидера Бесстрашных, совсем не зная, что Юрай Педрад глядит на нее во все глаза, и зрачки его расширяются, закрывая радужку. Его взгляд бегает, скачет между Кристиной и Эриком. И, кажется, он начинает что-то понимать. И кулаки его так сжимаются. Лишь Питер лыбится без причины. И эта улыбка снова не ускользает от взгляда девушки.