Страница 31 из 108
Да уж поверь.
— Ладно, — доктор закатывает рукава и делает шаг к девушке. — Сейчас посмотрим, что с тобой.
— Эй, — Кристина выставляет вперед руку. — Не надо. Просто таблетку от бессонницы и головной боли. И можно я здесь посплю?
Кэм хмурится и недовольно морщит рот, и пирсинг его в нижней губе забавно оттопыривается.
— Я бы…
— Кэм, тебе сейчас не до меня. Что бы ни сделал Эдвард, его изувечили, лучше помоги ему. — Это ведь рационально, здраво. Кристина облизывает губы. Ложь сочится с ее языка просто. Бесспорно, скоро она сможет выиграть главный приз всех лжецов — закопаться, погрязнуть в обмане с головой и потерять саму себя. — Таблетку, пожалуйста.
Мужчина смотрит на нее несколько секунд. Добром лучатся его глаза. Эта девочка ему нравится. Он не желает ей зла. Хочет лишь помощи.
— Черт с тобой, — Кэм качает головой, — ну и упрямая ты девица.
Кристина улыбается, давит улыбку из своих искривленных страхом и болью губ. Кажется, получается искренне. По крайней мере, Кэм верит.
— Вот, — он протягивает ей пузырек. — Одну. Вон вода. Запьешь. А я пойду к Эдварду. Нельзя, чтобы глазницы загноились.
Кристина держит пузырек с белыми, круглыми, маленькими таблетками и смотрит вслед Кэму, осознавая, что она хочет, чтобы Эдвард кричал, страдал, испытывал жгучую боль. И если потребуется, то она надавит на то, что осталось от его глаз, вгрызется ногтями в кожу. До крови. До боли.
Девушка втягивает носом воздух и направляется к бутылке с водой.
Белая таблетка скользит в горло легко. Пластмассовый стакан в женских руках едва трещит. Кристина сдавливает его, делает последний глоток, отправляет стакан в мусорную корзину и ложится на одну из коек.
Лазарет — это покой, умиротворение и здоровый сон. Она одна. Лишь в соседней палате слепой ублюдок. Кристина кривит губы. В стиле Эрика. И снова во рту застывает слово.
Спасибо, Эрик. Я благодарна.
Только вот он не знает. Надо было сказать. Девушка поворачивается на бок, чуть взбивает подушку рукой, ладонь подсовывает под голову, притягивает колени к груди и закрывает глаза. Несмотря на таблетку, сон не идет. Кристина лежит и думает о том, как рыдала в душевой Эрика. Как стояла, оперившись руками о белый кафель, и плакала. Тихие всхлипы драли ей глотку. И соленые дорожки смешивались с водой из крана. И не понимала Кристина от чего плачет: то ли от боли и страха, от того, что ее лишили самого дорогого так грубо и жестоко, то ли от счастья, потому что по ее ногам струилась кровь. Она текла по коже, застывала небольшой оранжево-желтой лужицей, стремилась к водостоку и скрывалась там, унося с собой багровые сгустки.
Сначала девушка в ужасе решила, что это из-за изнасилования, что внутри что-то повреждено. Но Кристина ничего не чувствовала. Она осторожно, аккуратно щупала пальцами низ живота, вызывая тягучую боль. Но боль не из-за раны или повреждений, а иную боль. Сугубо женскую. И тогда Кристина поняла.
То была ее кровь каждого месяца.
Ублюдок не наградил ее своим семенем.
И от острого облегчения слезы заструились по лицу.
Когда Кристина практически засыпает, раздается шорох, слабое движение. Девушка распахивает глаза и всматривается в темноту. Часы на тумбочке отстукивают третий час ночи. Шорох повторяется. Словно открыли и закрыли двери.
— Кто здесь? — Тихо спрашивает девушка, пытаясь сесть.
Ответом ей служит тишина, а потом раздается:
— Я.
И вспыхивает электрический свет. Кристина вскидывает руку, заслоняя свои щурящиеся, превратившиеся в узкие линии, глаза от яркости и слепоты. Брови ее сходятся на переносице, морщины прорезают весь лоб. И, наконец, привыкнув к освещению, девушка видит.
— Уилл. — Радостно выдает она.
— Да, это я. — Только вот он почему-то не улыбается ей в ответ.
— Ты из-за Эдварда? — Тихо интересуется девушка и все-таки садится.
— Почти.
Вид у Уилла странный. Он осунувшийся, бледный, и глаза постоянно бегают. Волосы стали отчего-то сальными. Словно он давно не мылся. Кристина смотрит на него и не понимает.
— Я знаю, что вы с ним практически лучшие друзья. — Девушка осознает, что говорить о насильнике ей не так тяжело, как думалось. Силы придает тот факт, что больше он ее не тронет. Не сможет. И Кристина чуть ли не улыбается.
— Ты здорова? — Уилл переводит разговор на другую тему, и девушка поджимает губы.
— У меня просто болит голова, — врет она.
Нет. Друзья не должны знать, что с ней случилось. Не должны. Это больно. Это стыдно. Это позорно. Это страшно. Это… Мысль теряется, потому что молодой человек оказывается рядом и хватает Кристину за руку. Так молниеносно и быстро сжимает ее запястье своими пальцами, давит на синяки, цветущие гематомами на коже и пестрыми цветами боли и жестокости. Девушка морщится, а Уилл дергает вверх рукав.
Ее запястья сине-фиолетовые, практически потустороннего, инопланетного цвета. Кристина опускает глаза.
— Мало, — это слово звучит так тихо и столь неожиданно, что девушка вскидывает глаза и изумленно смотрит на Уилла.
— Что?
— Говорю, мало синяков.
Кристина немеет. Зрачки ее расширяются, закрывают ярко-зеленую радужку. А хватка на ее запястье становится сильнее. Уилл так рьяно давит на синяки, что кромка глаз влажнеет. Рефлекторно.
— Уилл…
Девушка облизывает губы, но они снова становятся сухими в один миг. И сердце в грудной клетке начинает биться быстрее, прыгать по стенкам. И куда-то к горлу.
— Что это значит?
— Я сказал, что мало Эдвард оставил на тебе синяков. Наверное, стоит тебя раздеть и посмотреть целиком.
Кристина с такой силой вырывает из его хватки свое запястье, что чужие ногти оставляют красные борозды на ее смуглой коже. Девушка вжимается в подушку и чуть сдвигается к другой половине матраца. Но койка узкая.
Вдруг Уилл улыбается. Его рот растягивается в неестественной, злой усмешке. Таким девушка его еще никогда не видела
— Шлюха, — бросает он ей, резко подается вперед и вцепляется Кристине в волосы, скручивает их, дергает ее голову, заставляя выгнуть шею. — Ты ведь мне нравилась, — шепчет он. — И сейчас нравишься. Я ведь ухаживал, проявлял внимание и заботу. — Он скалится. На его лице это смотрится столь неправильно и неестественно, что девушке кажется, будто это дурной сон. — А тебя, оказывается, надо было просто трахнуть. Хорошенько отодрать, да? И кто же лучше? Эрик или Эдвард?
— Уилл…
— Не смей мне лгать, — рычит он и натягивает ее волосы на голове. — Я видел вас с Эриком на празднике Пяти Фракций. Ты стонала как шлюха и раздвинула для него ноги. Наверное, мне тоже стоило завалить тебя где-нибудь и засадить так, чтобы ты не могла ходить.
— Уилл…
— Молчи, тварь! — Он обхватывает пальцами ее подбородок. Сжимает. Грубо и больно. Кристина старается не плакать, но ее измученное, израненное тело не выдерживает, сдает. — Знаешь, — он выпускает ее волосы, и девушка всхлипывает от облегчения, — я не мог сделать это сам. — Ведет указательным пальцем по ее лицу, обводит синяк. — Ты ведь красивая. Как можно портить такую красоту? Вот Эдвард согласился. Он — хороший друг.
Глаза Кристины столь черны, что радужки не видно совсем. Зрачок заполонил все, а в горле бьется крик. Это же Уилл… Уилл!
Ложь. Ложь. Такая лютая ложь.
Ложьложьложь
Мать вашу, ложь!
А она дура. Наивная, почти блаженная и такая тупая. Кристина снова всхлипывает.
— Не ной, — одергивает ее Уилл. — Теперь ты в своем истинном обличьи. Потасканная шавка.
Кристина не хочет верить, но это происходит. И мысли бьют в сознании. Такие беспорядочные, такие глухие. Она ищет причины, намеки, знаки. И не находит ничего. А потом осознает.
Она плохо знала Уилла. Слишком плохо.
— Знаешь…
Речь Уилла обрывается, потому что стены сотрясает мощным толчком. И где-то в отдалении нарастает звук, гудение.
Раздается взрыв.
========== Глава 16 ==========
Яма трясется. Ее шатает так, что Кристине кажется, что она вот-вот упадет с койки на жесткий, холодный пол. Уилл перед ней бледен. Губы его сосредоточенно сжаты, глаза бегают. Мерзко. Противно. Тошно. От него. От всего того, чем он является. Но додумать девушка не успевает.