Страница 27 из 32
И тут я услышал её голос, самый чудесный в мире голос, который произнес моё имя. Я застыл на месте, соображая, что мне делать. Зачем она зовёт меня? Чтобы расставить все точки над i? Не уверен, что хочу это слышать! Нет, я уверен, что не хочу это слышать! Если сейчас она прямо скажет, что из-за импринтинга не хочет меня знать, я этого не вынесу.
— Джейкоб, прошу тебя, нам надо поговорить, — услышал я вновь, и её голос был полон сожаления и мольбы. Я не мог больше прятаться, подчиняясь своему страху. Я не трус. Пусть сейчас она всё решит.
Я медленно подошёл к смыслу своей жизни, избегая смотреть в её лицо, боясь увидеть в нём жалость к себе и недоверие. На улице было очень холодно, я буквально кожей ощущал, как её стройное тело дрожит в ознобе. У меня возникло непреодолимое желание приблизиться к ней вплотную, заключить в свои объятья, прижать к своей горячей груди и обнимать её так целую вечность, согревая своим теплом и вдыхая её восхитительный аромат. Я сдержал этот безумный порыв, и Бог свидетель, чего мне это стоило. Но я всё ещё не мог смотреть на неё, один взгляд в её прекрасные глаза мог разрушить всё мое самообладание. Поэтому, я сухо попросил её вернуться в дом, мне было плохо от того, что Ренесми сейчас некомфортно и холодно.
— Джейкоб, прости… — вдруг проговорила Ренесми, и я почувствовал, как боль снова полоснула меня ножом по сердцу. Она просит прощения за то, что я запечатлён на ней, но она не может ответить мне взаимностью? За то, что влюблена в другого? Как благородно с её стороны, чёрт бы её побрал, ведёт себя как папаша Эдвард Каллен.
— За что? – выдавил я из себя, пытаясь сдержать всю ярость, которая рождалась во мне снова при одной только мысли о Науэле и чувствах, которые Ренесми к нему испытывала. – Сердцу не прикажешь, ты ни в чём не виновата…
— За всё, — перебила она меня, — за то, что причинила боль, за то, что бросила тебя одного, за то, что не звонила, за то, что не хватило духу тебе признаться…
Я почувствовал, как слёзы потекли по её лицу. Я делаю ей больно, ещё больнее, чем есть сейчас. Какой же я болван! Она только что потеряла своего возлюбленного, чёрт бы его побрал, а я тут играю в ревнивца Отелло. Как бы я ни ненавидел этого аборигена, всё-таки Ренесми выбрала его, а я как последний эгоист до сих пор не могу окончательно принять этот факт.
— Ренесми, — я попытался её успокоить, попытался облегчить её боль утраты, увеличивая тем самым свою боль. – Не стоит ворошить прошлое. Я не держу на тебя зла и давно простил. Если ты это хотела выяснить, то всё в порядке, и возвращайся в дом, ты слишком холодно одета. Я не хочу, чтобы ты заболела из-за меня.
Боже, она плачет! Я не могу этого выносить, моё сердце сейчас разорвётся на мелкие куски и ветром их разнесет по лесу на съедение грызунам. Ренесми оплакивает своего погибшего ухажера, стоя в одной сорочке в лесу ночью передо мной. Я понимал, что ей сейчас необходимо дружеское плечо, на котором можно выплакаться вволю, но я не хотел быть этим плечом, только не я. Чем я могу её успокоить? Мне вообще трудно даже видеть, как любовь всей моей жизни убивается горем из-за смерти другого. Кто вообще может такое вынести? Нет, это выше моих сил! Я не мог позволить оставшимся крупицам своей гордости быть окончательно растоптанными, став жилеткой для утешений. Я больше не желаю быть просто другом. И как бы не тяжело мне было на это решиться, но я должен держаться в стороне, подальше от неё. Уж лучше вовсе стать чужим для Ренесми, чем остаться другом. Другом… Я уже ненавидел это слово! — Ренесми, не плачь, — только и смог проговорить я, — всё пройдёт. Пожалуйста, возвращайся в дом.
И она развернулась и ушла. И только тогда я смог позволить себе взглянуть на неё. Ренесми… Такая красивая, такая любимая, желанная, и такая чужая…
_________________________________________________
*ДОДик - сленговое слово, обычно так называют человека, которому не везёт в отношениях с противоположным полом, и ему постоянно предлагают остаться друзьями. Аббревиатура “Давай Останемся Друзьями”.
========== Глава 31 “Судьбоносная подстава” ==========
POV Ренесми
Как же долго тянутся дни, невыносимо долгие часы одиночества. Ещё никогда в жизни я не была так безучастна ко всему, что происходило вокруг. Мне не было ни до чего дела, меня ничто не интересовало, и я не хотела никого видеть. Даже удачное присоединение к числу вегетарианцев Калленов Патрика и Маргарет и их явные успехи в воздержании не радовали меня.
Мне были неприятны попытки моей семьи утешить меня, развеселить, растормошить. Я ненавидела притворяться, но в последнюю неделю я только этим и занималась, вымучивая из себя жалкое подобие улыбки, когда кто-то из домочадцев предпринимал очередную попытку вывести меня из ступора. Именно по этой причине я попросилась пожить в нашем маленьком доме в одиночку, мне необходим был простор для того, чтобы спокойно дать волю чувствам и мыслям, не боясь расстроить кого-нибудь из родственников своим страдальческим видом. Мне хотелось просто запереться в комнате и вдоволь выплакаться, крича от горя и зная, что никто этого не услышит.
Родители не стали задавать лишних вопросов, позволив мне делать то, что я хочу. В школу возвращаться не было ни малейшего желания, легенда о том, что я серьезно больна и нуждаюсь в длительном лечении на теплых берегах подальше от дождливого Форкса работала исправно. К тому же приближалось окончание первого учебного полугодия, и появляться в школе сейчас не было никакого здравого смысла.
Я знала, что Джейкоб не придёт, что он намеренно не принимает участия в патрулировании территории, чтобы ненароком не столкнуться со мной. Я приняла его невысказанное вслух решение находиться подальше от меня. Мне безумно хотелось его увидеть, но мне не хватало смелости вновь встретиться с ним с глазу на глаз. Я не смогла бы решиться заговорить с ним снова, да и что нового я ему скажу? Он чётко дал мне понять, что всё безвозвратно потеряно и возвращаться к былым отношениям нет никакого смысла и желания с его стороны. Я смирилась с его решением, по крайней мере, пыталась смириться и попробовать жить дальше. Но решить сделать что-то гораздо легче, чем воплотить своё решение в жизнь. Мне невероятно сильно хотелось бежать подальше из Форкса, где всё мне напоминало о наших прежних тёплых отношениях, но поступить так снова со своими родителями я не могла, нужно было научиться быть сильнее обстоятельств, научиться справляться с трудностями, а не бежать от них, как последняя трусиха и слабачка.
Как бы я хотела повернуть время вспять и снова стать для Джейкоба лучшим другом, хотя бы другом. Чтобы иметь возможность видеть его, прикасаться к нему невзначай, читать в его глазах открытую привязанность и доброту, его безвозмездную дружбу. Но даже этого я была недостойна получить, только не после того, что натворила.
Я снова почувствовала жгучую боль в горле, свидетельствующую о голоде. Я не могла заставить себя съесть хоть кусочек обычной еды, но и охотиться мне не хотелось. Краешком сознания я понимала, что таким способом как бы наказываю себя за те глупые проступки, которые совершила и которые разрушили моё возможное счастье. Мой организм изголодался, я ощущала острую жажду крови, но эта боль была несравнима с той, которую я испытывала в душе. Эти ощущения были ничем, их можно было терпеть, потому что их заглушала адская агония на сердце. И как я раньше не понимала, что душевная боль может в стократ превышать телесные страдания?
Иногда боль была настолько невыносима, что у меня возникала мысль попросить Маргарет стереть мои воспоминания вплоть до того момента, как я осознала, что влюблена в своего лучшего друга. Но я понимала, что это глупо, рано или поздно я всё равно бы влюбилась в него, так было предначертано. Да и как я могла вычеркнуть из памяти Науэля? Я хотела его помнить, отдавая тем самым своеобразную дань ему за то, что он пожертвовал своей жизнью ради меня.
Сейчас боль снова душила меня, вырываясь наружу потоком горьких слёз и рыданий. Я уткнулась в подушку на кровати в моей небольшой комнате родного дома и позволила себе не сдерживать больше страдания внутри себя, облегчая душу слезами. За собственными всхлипами я не сразу обратила внимание, что в дверь постучали. Этот звук отвлёк меня, заставляя немного удивиться нежданному гостю. Никто из Калленов не мог сюда заявиться, они обещали дать мне несколько дней одиночества. В первую секунду я решила проигнорировать посетителя, кем бы то он ни был, снова уткнувшись носом в мокрую подушку, но вскоре любопытство взяло верх, и я нехотя отскребла своё измученное горем тело от кровати и потащилась к входной двери. Мой внешний вид сейчас заботил меня меньше всего, я была настроена на выпроваживание гостя, так настойчиво стучащего в дверь.