Страница 56 из 140
Фрунзе Лихолетова послушался, спокойно улыбнулся и только тут, с высоты этих троп, лепившихся к скалам, будто узкие полочки, понял, что Лихолетов прав.
- Да... На моей Лидке я тут и костей не собрал бы, - признался он вслух.
- Вы-то не собрали бы... А я бы получил кучу неприятностей! нахально забормотал Сашка, не успев еще опомниться от страха за жизнь командующего.
...В цепи шел бой. На противоположной скале сидели басмачи. Завидев всадников, выехавших на открытую со всех сторон поляну, они начали без толку и беспорядочно стрелять из винтовок.
Фрунзе спешился. Не нагибаясь, хладнокровно выслушивая "жиканье" пуль, он направился в цепь к стрелкам, терпеливо ждавшим приказа и пока еще не отвечавшим на огонь противника. Сашка шел за командующим, сжав кулаки, и успокоился лишь в окопе. Из окопа командующий начал рассматривать расположение противника.
В долине все цвело. Царствовал май. Горячее солнце палило так, что разожги костер - и его не увидишь в этом ослепляющем свете. Фрунзе навел свой бинокль на самый край голой, суровой скалы. "Зачем все это? Зачем сидят там эти люди, которые хотят убить меня... всех нас... Как они беснуются... Ничего не понимают..." - думал он, наблюдая за развивающейся стрельбой. Она стихла неожиданно, будто по команде, и на остром каменном гребне замаячила черная фигура, стоявшая спиной к солнцу и размахивавшая винтовкой.
Басмач бранился диким голосом.
- О чем он? - спросил Лихолетова Несвицкий.
- По-татарски, - сказал Фрунзе.
- Но о чем?
Фрунзе, знавший башкирский язык, а потому немного понимавший и по-татарски, сказал, улыбнувшись, Лихолетову:
- А вы понимаете? Переведите товарищу Несвицкому.
Лихолетов сконфузился, двумя пальцами вытер нос, и все его широкое довольное лицо пошло морщинками:
- Хурда-мурда! Ну, выражается человек... Нет образования, сознательности... Сшибать только жалко. Ведь дурак. А лихие джигиты... Молодцы! Сегодня ночью пойдем в обход скалы. Скинем их к черту.
Фрунзе одобрил план Лихолетова и засмеялся. Когда командующий укладывал свой дорогой цейсовский бинокль в футляр, он заметил быстрый, жадный взгляд Сашки.
- Нет, что ли, биноклей? Ни одного?
- Ни одного. Как без рук, товарищ Фрунзе.
- Ну, берите.
Сашка растерялся, повел глазами:
- Мне? Не может быть.
- Берите... Это вам боевая награда за сегодняшний бой. И за завтрашний.
Сашка весь осклабился, принимая подарок.
- Покорно благодарю. Ну, теперь мне крышка! - лихо сказал он. - Как узнают басмачи, что у меня такая штучка, так уж живым с этих местов не выпустят. Их ведь хлебом не корми... Хорошее оружие, бинокль... вот и вся культура, - скептически заметил он, в то же время сам чувствуя себя на седьмом небе и от подарка и от похвалы.
Обо всем этом вспомнил Фрунзе, когда разговаривал с комиссаром Кокандского района Блиновым, вызванным к Михаилу Васильевичу сразу же после прибытия того в Коканд. От комиссара командующий потребовал точного доклада. Блинов, почувствовав, что тут общими словами не отделаешься, да он и сам не любил этого, докладывал медленно, не спеша, с присущей ему обстоятельностью и в то же время с невольным волнением, опасаясь либо чего-то "недоговорить", либо, наоборот, как бы не "переговорить".
В раскрытые окна салон-вагона виднелись редкие желтые городские огни: электростанция не работала, Коканд нуждался в керосине. Фрунзе стоял у вагонного окна и глядел на пути. Возле письменного стола сидел Блинов, держа руки на коленях. Слышно было, как за окном шуршит гравий под ногами часовых, шагавших вдоль полотна. Разузнавая у Блинова о всякого рода военных действиях в горах, Фрунзе спросил:
- Лихолетова знаете? Жив? Сражается еще с басмачами? Есть у вас такой командир?
- Так точно, - подтвердил Блинов. - Жив... Лихой парень. Есть. До сих пор воюет.
- Мы встретились с ним однажды, - улыбаясь, проговорил Фрунзе. - Он у вас далеко пойдет...
Блинову думалось, что доклад прошел благополучно. Фрунзе сделал только ряд замечаний и вместо обсуждения доклада заговорил о другом.
- А как вы считаете, - неожиданно спросил он Блинова, - чем вызвано андижанское восстание?
- Международный империализм, торговый капитал... - начал, смущаясь, Блинов, но командующий, чуть улыбнувшись, мягко его прервал:
- Это понятно. Он подготавливает, вооружает. Но это силы, идущие извне. А внутри? Какие причины внутри?
- Антисоветские настроения у части... - нерешительно сказал Блинов.
- У части? Но ведь не у всех? Иначе ведь это так бы быстро не ликвидировалось? Не правда ли? Нет, нет! Вы скажите о наших собственных ошибках!
- Недостатки политработы, парткадров, - сказал Блинов и замолчал, встретив пристальный взгляд Фрунзе.
- Недостатки? А по-моему, больше, - сказал командующий. - Вы посмотрите на узбеков! Какой превосходный, замечательный народ! Ведь из них можно сделать непобедимых солдат. А как велась политическая работа в местных частях? - Фрунзе помолчал немного и, обойдя стол, сам ответил на свой вопрос: - Да никак! Никак, к сожалению! Я не говорю, что из курбаши Ахунджана мы могли сделать коммуниста. - Фрунзе, будто досадуя на что-то, махнул рукой. - Враг не орешек: раскусил - и сразу видно. Но нельзя прозевывать настроение масс. Нельзя дело довести до того, до чего довели в Андижане. Ведь это... расхлябанность, разгильдяйство, распущенность, нерадивость, преступная небрежность! - Фрунзе сердито постучал пальцами о вагонную раму. - Во всяком случае, - прибавил он, - в Фергане создалось положение, требующее присутствия кого-нибудь из сильных работников. Здесь останется Куйбышев.
- Вот это хорошо! - вырвалось у Блинова.
Фрунзе усмехнулся.
- Плохо, комиссар! - сказал он, останавливаясь прямо против Блинова. - А где же вы?
Блинов под взглядом командующего почувствовал себя неловко. "Сейчас он мне скажет: так нельзя работать", - подумал Блинов.
Но командующий ничего не сказал. И все равно Блинов понял упрек. Хотя за андижанскую историю Блинов никак не отвечал, но он догадался, что командующий характеризует ею общее положение и тем самым все эти упреки косвенно падают и на него.
- Да, если не принять мер, получится снова каша, - раздумывая, как бы для себя, проговорил Фрунзе.
Фрунзе опять посмотрел на Блинова. Комиссар вынул носовой платок и высморкался. "Сейчас меня отпустят", - решил он. Но Фрунзе не торопился. Он дружески спросил Блинова:
- Вы учитесь? Книги читаете?
- Учусь. Времени мало, товарищ командующий.
- Надо найти! В подполье труднее было учиться. От вас требуется много знаний, комиссар. Малейшая отсталость или невнимательное отношение к делу поведет к общей отсталости. И тогда - прощай авторитет! Вы хорошо знаете Хамдама?
- Думаю, что хорошо, - быстро ответил Блинов.
- Сегодня был у меня один узбек, военный, из полка Хамдама - Юсуп. Хороший парень! Вы знакомы с ним?
- Ну как же! Командир первой сотни!
- Вы давно его знаете?
- С Кокандской автономии. Парень - первый сорт, - радостно и даже громче обычного сказал Блинов.
- А почему он не в партии, если он, по-вашему, первый сорт? - спросил Фрунзе, опять остановившись возле письменного стола.
Блинов пожал плечами.
- Я спросил его: в партии ли он? Оказывается, нет. Почему? настойчиво повторил свой вопрос Фрунзе, как бы выжимая из Блинова ответ.
Блинов почесал в затылке.
- Невдомек? - сказал Фрунзе. - Он мне рассказывал свою историю и про Аввакумова говорил. Здорово! Интересно! Вот я взял у него заявление.
Фрунзе подошел к столу, убранному очень аккуратно, живо перебрал папки, раскрыл одну из них и вынул оттуда просьбу Юсупа о приеме в партию.
- С курбаши носитесь, а первый сорт пропускаете сквозь пальцы. Оформить надо, - сказал Фрунзе, передавая листок Блинову.
- Молод, думалось, - пробормотал Блинов, спрятав заявление в сумку.