Страница 40 из 140
- Замолчи, богохульник! - крикнул Юсупу Насыров. - А вы не слушайте его! Он бредит, а вы развесили уши. - Насыров, обернувшись к джигитам, погрозил им кулаком.
- Иди спать! Иди, если тебе неинтересно с нами! - с обидой в голосе сказал Алимат. У него задрожал голос. - Иди же! Иди спать, бешеный!
Насыров, засмеявшись, побрел в сад.
Юсуп почувствовал, что невероятная и страшная скука давит джигитов, что, кроме лошадей, караульной службы и плохой пищи, они ничего не знают в жизни. Эта скука толкает их на распри и раздоры; они вечно бранятся и даже увечат друг друга в драках. Юсуп всматривался в их лица, неподвижные точно у рыб, в спокойные глаза, и ему захотелось зажечь их огнем. Он решил рассказать джигитам сказку.
- Человек - это огонь, это ветер, это вода. Он должен сжигать дурное, сдувать с лица земли пыль и утешать, как утешает вода. Вот что такое человек, - сказал Юсуп.
Джигиты сели в кружок и прижались друг к другу.
- Такие люди бывали, - продолжал Юсуп. - Был таким кузнец, его звали Каве. Он жил при царе Зохаке. Зохак угнетал свой народ. Это случилось вот почему. Однажды Зохак поцеловал дьявола, и от этого у него выросли за плечами две змеи, и этим двум змеям каждый день необходимо было съедать человеческий мозг. Каждый день служители царя поставляли к царскому столу двух человек, палач их убивал, а мозг съедали эти змеи.
Джигиты вздыхали.
- Погодите, слушайте дальше! - говорил Юсуп. - У кузнеца Каве были сыновья, несколько сыновей. В числе других и они достались этим проклятым змеям. У кузнеца остался только один сын, последний. Это все, что было у кузнеца. Вся его надежда, все его счастье. Когда очередь дошла до этого сына, кузнец Каве явился к Зохаку и сказал ему, что он отказывается кормить мозгом своего сына царских змей. Каве хотели поймать, но он успел убежать к себе, на свою улицу. И криками и речами он поднял народ. Кузнец Каве снял свой кожаный фартук и прикрепил его к древку. И повел народ на соседнюю улицу. Так восстала улица за улицей, восстал весь город, и кузнец Каве убил жестокого царя. С тех пор, когда люди в этой стране заговорят о свободе, они всегда вспоминают знамя Каве, кожаный фартук.
Юсуп пошевелил пальцами, как бы показывая, что сказка кончена. Но джигиты молчали. Сказка, переданная им Юсупом, еще катилась медленно в их голове, как вода в сухой канаве, тихо увлажняющая дно. Первым вскочил Алимат.
- Вот это был кузнец! - сказал он. - Храбрый человек! Уважаю его. Не испугался он Зохака.
- Плохо ты понял, - сказал его сосед. Это был джигит лет тридцати, с горбатым длинным носом и синим, нечистым, будто порохом натертым лицом. Угри были у него всюду, не только на лбу и на носу, но и на щеках и на подбородке. - Тут дело не в Зохаке, а в змеях. Царские змеи сосут наш мозг.
- Да, пожалуй, это так надо понимать, - согласился третий джигит, желтый, весь в клочьях, курильщик анаши, с хриплым от курения голосом. Это верно, что нас сосут эти змеи. И до сих пор, проклятые, сосут.
- Вот умрет Насыров. Что скажут люди про него? Как ты думаешь? спросил Юсуп угреватого джигита.
- Ничего, - ответил джигит. - Да и сказать про нас нечего! Был грязь и умер грязью.
- А ты как думаешь? - Юсуп обратился к Алимату.
Но Алимат не слыхал вопроса или нарочно не отозвался. Он печально и ласково посмотрел на звезды и шепнул:
- Все умрут.
Потом он вдруг оживился и, схватив Юсупа за рукав, снова попросил его рассказать что-нибудь.
Юсуп начал рассказывать о могиле над Андарханом. И все, что он говорил про Аввакумова, эти люди тоже восприняли как сказку. Когда рассказ был кончен, первым опять откликнулся Алимат:
- Да, - сказал он, утирая лицо, - это был большевик!
Потом они начали спорить о том, возможно ли счастье на земле. Они так кричали, что Рази-Биби проснулась и разогнала их. Все разбрелись с неохотой, кто куда. Юсуп с Алиматом пошли в конюшню. Они легли возле стенки на соломе. Приятно было лежать и думать. В конюшне возились лошади, вздыхали, жевали сено.
- Тебе нравится Сади? - вдруг спросил Алимат Юсупа.
Юсуп не ответил. Алимат, приподымаясь, схватил за руку Юсупа:
- Будто у тебя на языке гиря, а? Язык не подымается? Отвечай!
- Не хочу. Ты тоже ведь не все говоришь.
- Нет. Я точно арык, который все течет. Я все говорю и ничего не могу скрыть. У меня гордости нет. А ты гордый! - с завистью сказал он Юсупу и, наклонившись над ним, обдавая его своим дыханием, зашептал лукавым и горячим голосом: - А ты укради ее! Попробуй! Ведь краденое - самое сладкое.
В его словах было спрятано волнение, и от этого они показались Юсупу еще более опасными.
- Укради, Юсуп! Я бы украл. Я, дурак, рано женился. Теперь и мать и жена - обе меня грызут. Да еще дети пошли! И жизни я не видал. А ты вольный человек. Что тебе? Укради! - шептал он. - Неужели ты боишься Хамдама?
- Я никого не боюсь. Не говори мне больше об этом. - Юсуп отвернулся от него.
Алимат опять лег на солому и начал рассказывать о своей Сурмахан.
Джигит говорил очень откровенно, рассказывал бесстыдные вещи. Юсуп слушал спокойно. В бесстыдстве джигита было столько чистого, прямого и наивного, что его слова казались неоскорбительными. Порой они даже были нежны, как песня, отчасти лукавы, отчасти добродушны. И Юсуп думал: "Бедный, хвастливый Алимат! Что-то будет с тобой?"
- А тебе не надоело жить, Юсуп?
- Нет. А почему?
- Ты молчишь все.
- Пригодятся еще слова, Алимат. Чего их зря трепать?
- А чего их жалеть? Слов у бога много. Сколько слов на всех языках! И не сосчитаешь, наверно, - мечтательно сказал Алимат. - Знать бы мне все языки, я бы болтал на всех без умолку!
9
Федотка, часовой Кокандской крепости, чуть было не погибший от удара кинжалом при первом ночном налете на крепость, через два часа после этого налета был отправлен в железнодорожную амбулаторию, а потом в кокандскую городскую больницу. Все были убеждены, что мальчишка умрет, но Федотка выжил.
Старик Абит Артыкматов, работавший истопником в больнице, познакомился с Федоткой. Поправившись, Федотка не нашел в Коканде Лихолетова, а прочие солдаты крепостной роты были убиты. Узнав об этом, Федотка затосковал и решил переселиться к старику Абиту Артыкматову.
Но в Коканде было голодно. Тогда Абит вместе со своей семьей и Федоткой перебрался в Беш-Арык. Здесь вдвоем они занимались на базаре случайной работой, и от их достатков кое-как кормилась вся семья Абита. Все-таки в Беш-Арыке случалось найти и баранье сало, и крупу, и хлеб. Жить было можно.
Но однажды старика чуть не зарубил джигит Сапар.
Это произошло так: Абит пришел на базар без Федотки, Федотка заболел. Целый день одному из приезжих Абит помогал торговать, сторожил его товар, водил лошадей на водопой, таскал кули. Торгаш обещал ему щедро уплатить за труды, когда базар кончится. Время расплаты уже наступило, арбы, скрипя деревянными колесами, расползались с пыльной площади по домам.
- Ну, когда же рассчитаемся? - спросил Абит своего хозяина.
- Имей терпение! - ответил тот и, аккуратно сложив пожитки в арбу, накрыл все сверху старой попоной. Потом он подошел к лошади, заботливо подправил упряжь и, встав одной ногой на оглоблю, другую перемахнул через деревянное седло. Усевшись в нем, он уперся обеими ногами в оглобли и, подобрав поводья, крикнул: - Э-э!
Лошадь дернула арбу, заскрипели колеса, увязая в пыли. Хозяин даже не оглянулся на Абита.
- Это нечестно! - закричал Абит. - Что ж, я даром работал на тебя целый день?
- Я тебя кормил. Этого довольно.
- Я семье должен что-нибудь принести. Неужели я за целый день заработал только кусок хлеба? Побойся бога!
- Мне некого бояться, - спокойно ответил торговец, уверенный в своей правоте. - Ведь мы с тобой не договаривались! Значит, что я дал, за то и спасибо.
Он крепко хлестнул свою лошадь. Она понесла, и арба загромыхала по ухабам.