Страница 31 из 140
Приближалась светлая, звездная ночь. Отряд направлялся прямо в Коканд. Впереди опять ехал дозор, за ним Блинов с двумя горнистами, сзади эскадроны с командирами. Пулеметчики вели пленных джигитов и Хамдама.
Но первым в колонне шел Грошик. Рядом с ним, держа его на поводу, ехал омраченный Сашка. Грошик не понимал: куда же делся его всадник? Грошик скучал...
Ч А С Т Ь В Т О Р А Я
1
На крепостной гауптвахте Хамдаму жилось неплохо. Полтора месяца плена прошли незаметно. Хамдам имел связь с родным кишлаком. Оттуда ему привозили пищу и деньги. Деньги уходили на взятку завхозу. По ночам в комнате завхоза Назар-Коссая Хамдам пил водку.
Однажды Назар-Коссай познакомил его с молодой еврейкой. Звали ее Агарь. Родители Агари умерли в Бухаре от холеры, когда Агарь была еще совсем ребенком. Синагога отдала ее опекуну. Несколько лет он бил ее и мучил и с утра до ночи заставлял работать в мастерской, где отвратительно пахли мездрой кожи. Она же больше всего на свете любила сласти, улицу и базар. Когда Агарь подросла, тощий и вонючий, как селедка, кожевник напоил ее и стал ласкать. Она смотрела на него с отвращением и любопытством.
После этого Агарь привыкла бегать к сарбазам в казармы эмира и приносила оттуда мелкие деньги и почтовые марки. Один молодой торговец влюбился в нее, потому что она была красива и нежна, и увез ее. По дороге она обокрала этого торговца и скрылась в Коканде. Здесь, в городе, Агарь по вечерам появлялась на перекрестках или на площади и соблазняла мужчин, выходивших из харчевен.
А потом она стала торговать на базаре разным старьем, лентами, спичками, всякой мелочью, какую только можно было достать по тем временам. Она уплатила сбор базарному старосте всем, чем могла. Он был доволен Агарью и разрешил ей постоянную торговлю. На базаре через базарчи Назар-Коссай познакомился с Агарью. Завхоз воровал в крепости мыло и отдавал его на перепродажу Агари. Оба они неплохо заработали на этом деле. Так же они распродали ворованный керосин. Как раз после дела с керосином, когда они подружились вкрепкую, Назар-Коссай предложил Хамдаму познакомить его с милой молодой женщиной. Хамдам охотно согласился.
Агарь понравилась Хамдаму.
...Когда Хамдам отвернулся от Агари и захотел спать, она опять прижалась к нему влажным телом и шепнула ему на ухо:
- Хочешь, я помогу тебе освободиться из тюрьмы?
Хамдам усмехнулся и спросил:
- Как же это?
- Дай взятку! - сказала она. - Приехала важная комиссия, дела будет пересматривать. Там есть свой человек.
- А сколько надо заплатить!
- Пять баранов.
"Это немного", - решил Хамдам.
- Хоп, хоп! Я подумаю.
- Думать некогда. Когда тебя будут спрашивать: "да" или "нет", ты скажи: "да", и тебя освободят. Все зависит от тебя.
- Что "да"? Что "нет"? Я ничего не понимаю.
Удивленный Хамдам зажег свечу. Он увидал блестящие зубы Агари, хитрые туманные глаза, обведенные синевой, и жадные, большие губы. Она лежала, запрокинув за голову руки с нарумяненными ладонями.
Хамдам спросил ее:
- Кто тебя послал? Завхоз?
- Разве об этом спрашивают? - Агарь засмеялась. - Никто. Птица из Бухары.
- Но кому взятка?
- Мне. Какой ты глупый! Разве должностные лица путаются в такие дела? Я уж передам кому надо. А ты поверь!
Хамдам подозрительно взглянул на маленькую, ярко раскрашенную женщину, на ее серебряные браслеты, на грязную шелковую рубаху и натертую пудрой грудь.
- Ты морочишь меня, - сердито сказал он.
- К чему мне это? Зачем? Я сказала... А ты не забудь про баранов! Дело сделано. Все!
Она опять засмеялась и замахала руками, будто пересыпая деньги из горсти в горсть.
Она еще полежала немного, поглаживая себе ноги, потягиваясь и зевая, точно жалея, что пришла пора расстаться с ночью. Потом быстро вскочила, закуталась в паранджу и спустила на лицо щегольской прозрачный чачван**. Агарь одевалась как мусульманка. На воле остались ее руки; они путались в складках одежды, будто в чаще куста. Она вышла из жилища Назар-Коссая, не проронив ни слова. Тогда Хамдам бросился за ней и закричал:
- Агарь, Агарь!
Она не обернулась. Явился Назар-Коссай, мрачный и, как всегда, молчаливый, и увел арестованного в камеру.
Дело с освобождением Хамдама было задумано Назар-Коссаем чрезвычайно тонко. От секретаря при председателе Особой правительственной комиссии по пересмотру дел Кариме Иманове Назар-Коссай узнал, что Карим составил список тех арестованных курбаши, которым будет предлагаться свобода, если они покорятся советской власти. В этом списке числился и Хамдам.
У Карима Иманова были свои тайные расчеты, поважнее завхозовских. Ему было не до баранов. Но ловкий секретарь и Назар-Коссай задумали воспользоваться этим списком. При неудаче они ничего не теряли, а при удаче выигрывали. Через подставных лиц они решили продать арестованным свободу. Агарь была права. В этом деле действительно все зависело от самих арестованных.
А будущих баранов жулики предполагали делить так: три головы секретарю, а две - Назар-Коссаю. Агарь же получала пай с обоих.
2
Утром Хамдама неожиданно вызвали в канцелярию крепости. Хамдам шел под конвоем. На дворе было приятно, веселил душу чудесный весенний день. Хамдам позавидовал людям, которые целый день могут греться под солнцем и в эту минуту подумал, что готов быть даже нищим, больным и голодным, только бы наслаждаться свободой.
Крепостная канцелярия оказалась переполненной военными. Из разговоров этих военных Хамдам узнал, что в Ташкенте закончился съезд Советов и что на нем была утверждена автономия Туркестана.
Военные только и говорили о телеграмме, полученной съездом из далекой Москвы. Говорили о Ленине, о Российской республике, которая сейчас как государство приветствовала автономный Советский Туркестан. И называли эту телеграмму исторической.
Он спросил часовых: "Зачем меня сюда привели?" Те не знали. Он опустил голову и принялся думать о своей судьбе. Но ему трудно было сосредоточиться. Один из военных, в ремнях, с исцарапанной шашкой и с гранатой на поясе, шумел громче остальных. Хамдам вспомнил его.
- Эта автономия не для баев и буржуев, а народу! - кричал Сашка. Теперь - басмачам крышка!
- Неизвестно, - сказал Жарковский.
- Газету читай! - перебил его Лихолетов.
- Газета - газетой, - равнодушно заметил Жарковский и случайно увидел Хамдама. Он улыбнулся, узнав его. Хамдам тоже улыбнулся ему в ответ. Знакомый? - сказал он Хамдаму.
- Знакомый, - засмеялся в ответ Хамдам.
- Слышал, что мы говорили?
- Нет.
- Будете вы теперь драться или не будете? Автономия объявлена.
Хамдам из осторожности признался, что сейчас драться незачем. Про себя же он думал иначе...
Сашка торжествовал над Жарковским:
- Вот! Все споришь, умник! Пожалуйста! Теперь конец басмачам. Если уж Хамдам признался - значит, это правильно.
Проговорив это, Сашка пальцем указал на Хамдама, и Хамдам теперь улыбнулся Лихолетову. Жарковский пожал плечами, почесал себе ладони и отошел в сторону.
Из соседней комнаты вышел Синьков, начальник гауптвахты, горбун, щеголь, бывший певчий. Желая стать повыше, он нарочно заказывал к своим сапогам каблуки особого фасона, дамские.
- Кто здесь Хаджи Хамдам? - выкрикнул он, легко перекрывая своим певучим голосом крик и споры, наполнявшие канцелярию.
- Я, - ответил Хамдам и встал.
Синьков обшарил его глазами, покосился на свои сверкающие голенища и локтем толкнул дверь:
- Сюда! - сказал он. - В Особую комиссию.
Хамдам очутился в большой прохладной сводчатой комнате. За столом сидел молодой джадид в европейской одежде, худой, точно мальчик, очень красивый, бледный, длинноволосый, с тяжелым маузером в деревянной кобуре. Он курил папиросу и что-то настойчиво шептал своему соседу. Хамдам в соседе узнал Блинова. Он сразу вспомнил бой у железнодорожной будки, потом поездку в Андархан, вечер в Андархане, похороны Аввакумова и покраснел.