Страница 118 из 140
Увидав гостя, Баймуратов проворно подбежал к стремени, желая помочь Хамдаму. Но Хамдам, не приняв его руки, сам ловко соскочил с коня. Выслушав приветствие, Хамдам отказался от посещения дома.
- Некогда, - заявил он и оглянулся по сторонам.
Баймуратов повел гостя через сад. Там, за бахчой, стоял полуразрушенный сарай. Над бахчой, раскаленной солнцем, струился полдневный, слегка дрожащий горячий воздух. В сарае на полу лежали свежие, душистые дыни. Баймуратов расшвырял их ногой и поднял доски пола.
Хамдам подошел к яме, похожей на кувшин с узким горлом, и взглянул внутрь. С трудом он разглядел Садихон в глубине ямы.
Сади прикрыла глаза рукавом отрепья, накинутого на плечи. Даже скудный свет слепил ее. Она сидела, прикованная цепью к стене каменного стока, давным-давно устроенного под сараем. Руки ее не достигали соседних стен. Цепь позволяла ей только лежать или сидеть возле стены.
- Дышит?.. - спросил Хамдам.
- Щели есть! - ответил Баймуратов.
Хамдам поморщился, вздохнул.
Отекшее, толстое, бледно-желтое тело Садихон напоминало ему большую булку.
- Ничего не жалей! - сказал он тюремщику. - Бросай в яму жирное, сладкое.
Баймуратов обещал.
- А как ты думаешь, она все понимает? - вдруг спросил его Хамдам.
Баймуратов пожал плечами.
- Она молчит?.. - продолжал спрашивать Хамдам.
- Да, - равнодушно сказал Баймуратов. - Наверное, немая...
"Это она-то! Певунья!.." - невольно подумал Хамдам и опять заглянул в яму.
В обезображенных чертах лица все-таки можно было признать Садихон. Он наклонился ниже над ямой. Сади, услыхав наверху движение, отвела руку от лица, и Хамдам увидел ее глаза. Хамдаму захотелось позвать ее. Он нежно сказал: "Садихон". Вдруг Сади плюнула ему в лицо и крикнула. Хамдам затрясся, схватился за револьвер, но тут же сдержал себя, вытер на щеке плевок и молча вышел из сада. Следом за ним тащился хозяин. Но Хамдам забыл про него, он вскочил на коня и точно бешеный помчался по дороге. Вслед ему поскакал Насыров.
"Не мучай. Так тебе и надо..." - подумал он про Хамдама.
12
Юсуп исколесил весь Беш-Арыкский район. Ночи он проводил в первой попавшейся по пути чайхане. Но и здесь часто не удавалось ему отдохнуть. Да и не до отдыха было. Встречаясь с людьми, он хотел вычерпать их до дна, не уставая расспрашивал их и за эти несколько дней узнал столько, что даже в год ему не узнать бы, если бы он сидел в Ташкенте.
Пыльный, грязный, полуголодный, он добрался до ночлега, перегруженный такими впечатлениями, что не сразу мог уснуть...
...На хлопковых плантациях бурно раскрывались коробочки. Почти половина их уже раскрылась, и следовало давно приступить к сбору хлопка. Газетные корреспонденты, объезжавшие район, сообщали, что во всех кишлаках уже проведены бригадные собрания и население ознакомилось с нормами выработки и сроками сбора, везде подготовлены арбы и мешки, мосты и дороги везде ремонтируются. Корреспонденты также писали о том, что в кишлаках налажено общественное питание, заготовлены мясо и овощи и при бригадах устроены ясли, куда матери могут отдать своих детей.
Газета была заполнена сведениями о хлопке. Приводились цифры сбора хлопка, отмечались кишлаки, идущие впереди, - отстающие записывались на черную доску. Очень много уделялось места тому, чтобы побудить мужчин выйти на сбор. Мужчины считали это для себя низким делом и неохотно откликались на призывы. С этим явлением велась борьба путем агитации в заметках и даже в стихах. Прочитав газету, забитую до отказа вопросами о хлопке, сведениями о хлопке, тревогой о хлопке, можно было подумать, что вся жизнь людей только в том и заключается, чтобы оборвать с густо-зеленых длинных стеблей как можно больше чашечек, наполненных драгоценным волокном и семенами, дающими после переработки ткань и порох.
На самом деле жизнь шла не так...
Юсуп видел другое: то обнаруживались злоупотребления на приемочных пунктах, то не хватало рабочих рук, то исчезал транспорт, то пропадали мешки и приходилось хлопок грузить просто в арбу навалом, а потом вся дорога была усеяна хлопьями. Словом, не было дня, не отмеченного неудачей. Казалось, что все думают только о хлопке, но в то же время Юсуп ясно видел, что кто-то незримый нарочно тормозит дело...
Хлопок поступал невероятно медленно. Даже Коканд еще не дал своей нормы, не говоря уже о Фергане. А Беш-Арык плелся за Кокандом, позади всех районов. Дехкане жаловались Юсупу на свою судьбу.
- Что хлопок? Разве один хлопок? Опускаются руки... - говорили они, обступая Юсупа и перебивая друг друга. - Работаем... А что получается?
- Что делается? Непонятно... - ругались старики.
Молодежь их останавливала, успокаивая. Особенно старались те, кого сейчас назначили в старшие, то есть либо бригадиры, либо нарядчики. Юсуп видел, что они тоже чувствуют непорядок, но для собственного спокойствия хотят все это представить в лучшем свете.
Юсуп сердился и требовал откровенности.
- Надо называть черное черным, а белое белым! Молчали весной... упрекал он бригадиров. - А теперь спохватились. Да и опять замалчиваете. Ведь не с неба разверстку культур делали! Могли спорить.
- Поспоришь... Обещали, что корма привезут и нам и скоту... Обнадежили. Да и привезут, конечно.
- А где наше? Что сейчас есть? Вот ты послушай, как мы арыки чинили... - сказал старик в чалме. - Ремонт назначили. Сделали... На одних участках получился излишек. Воду сбрасывали!.. А на других водяной голод. Нет ничего, все горит! Пришлось посев уменьшить, чтобы все не сгорело. Ну, что это? Опять работать? Заново?
- Да! Будем работать! В этом спасение!.. - говорил Юсуп. - А что ты предлагаешь? Бросить все? Рассердившись на блох, сжечь одеяло? Так, что ли? Нет!
Иногда он сам чувствовал, что у него, как у споривших с ним стариков, тоже опускаются руки, что он ничего не понимает в этой каше и только барахтается в ней. Не раз он вспоминал времена гражданской войны и думал о том, как проще тогда было жить, как все было ясно, понятно и легко. Сомнения одолевали его. Однажды он даже решил отказаться от взятых на себя поручений... Такие мысли обыкновенно приходили к ночи. Он почти не спал, вставал рано утром с дрожью в ногах и только усилием воли заставлял себя подойти к умывальнику и сполоснуть лицо свежей водой. "Нет, не отступлюсь... - думал он. - Костьми лягу! А уж там пусть будет что будет".
С утра он впрягался в работу, разъезжая по кишлакам, устраивал там собрания и принимал жалобы.
13
В колхозе имени Хамдама в Андархане Юсуп нашел Алимата...
Алимат ощупывал Юсупа, точно новую покупку, прищелкивая языком. Потом он потащил Юсупа к себе.
Дом Алимата стоял в саду. Это был маленький участок земли, но чего только не насадил на нем Алимат! Вдоль дувала стояли тополи. Против дома был вырыт маленький пруд. Вырытая земля образовала террасу-айван, над ней Алимат поставил навес с глинобитной крышей. За домом росли персики, два тутовых дерева и широколистая, сочная айва. На солнце возле огорода стояли рядком яблони и молодая груша. Хна, мальва, гребешок пестрели на грядке около террасы.
- Всё мои дети... - сказал Алимат, улыбаясь. - И в доме пять детей. Двое уже работники. Все учатся. Вот смотри, как я живу. Бек!.. Эмир!
Любовным взглядом он обвел свои строения и каждую травку.
После обеда Сурмахан убрала всю посуду, и Алимат позвал соседей... Пришли Джурабаев и Максуд, близкие приятели Алимата. Алимату хотелось похвастать, почваниться тем, что у него в доме появился важный гость.
Уже стемнело. Алимат вынес лампу и поставил ее на ковер. Из сада навстречу огню кинулись мошки. Они падали прямо в стекло и сгорали на лету.
- Разве столько мы имели бы, если бы не Абдулла?.. - сказал Джурабаев, когда Юсуп спросил его о колхозных доходах.
Живой, с острыми ныряющими глазками старичок чем-то напоминал Абита.
- Ведь земля наша - золото! Не будь Абдуллы, богачами были бы... говорил он. - Но разве это хозяин? Разве это хозяйство? Это - базар. Сколько зря идет...