Страница 107 из 140
- Вы меня спрашивали?
- Да... Вот тут... По поводу товарища Юсупа... Лихолетов. Командир бригады, - сказал Самбор, представляя Лихолетова.
Лихолетов встал. Хирург небрежно поздоровался с ним, сел, закурил. Александр обратил внимание на длинные и сильные, облитые йодом пальцы хирурга. Когда хирург перебирал ими, его рука становилась похожей на инструмент из железа.
"Кромсать бы ему у меня в бригаде!" - подумал Александр.
- Ну, пустим! - ответил профессор, улыбнувшись. - Но ведь помочь вы ничем не можете. Так чего же смотреть?
- Это уж мое дело, - сердито заявил Лихолетов. - В конце концов что такое? Не личное дело, вся бригада желает знать подробности.
- Мы телеграфировали, - сказал Самбор.
- Два слова! Что вы мне голову морочите? Человек лежит, а вы даже взглянуть не даете. Что за фокусы! - Александр вскочил и заволновался.
- Как, Викентий Викентьевич? - сказал Самбор, взглянув на хирурга.
Тот пожал плечами:
- Что как? Пусть смотрит, если хочет!
Юрезанский лениво встал и сказал Лихолетову:
- Я сейчас пойду к нему в палату. Он - в отдельной. Погляжу, в каком он состоянии, и потом пошлю сиделку за вами. Но предупреждаю: никаких вопросов, никаких разговоров, ничего! Понятно? Его нельзя тревожить.
Когда профессор Юрезанский ушел, Самбор зашептал Александру:
- Вы напрасно так! - Он кивнул в сторону ушедшего. - Это будущее светило. Самородок. Подождите, скоро о нем вся Европа заговорит! Рана была смертельна. Юрезанский вынул ему пулю. Надо ждать.
- Чего ждать? - так же тихо, как Самбор, спросил Александр, чувствуя, что у него замирает сердце, как будто он летит с горы.
Вошла сиделка и протяжно сказала:
- Пожалуйте!
Они пошли по коридору. Лихолетов шел на цыпочках. У него звенели шпоры, он стеснялся этого звона к поджимал ноги.
Некоторые больные сидели в коридоре, смеялись, играя в шашки. Другие передвигались на костылях. Третьи лежали на койках - цвет лица у них был серый, как газета.
Когда доктор Самбор приоткрыл дверь в палату Юсупа, Лихолетов увидел маленькую комнату с длинным окном вверху. Очевидно, здесь раньше была ванная. Лихолетову показалось, что и до сих пор оттуда тянет сыростью.
Голова Юсупа, лежавшая на узкой подушке, вся, кроме лица, была забинтована. Юсуп смотрел вверх, в потолок, бесконечным взглядом, не замечающим ни посетителей, ни стен, ни окон, ни солнца, игравшего на потолке.
Александр шепотом спросил стоявшего за его спиной хирурга:
- В лоб пуля-то?
- В затылок, - ответил хирург.
Александр заметил, что в эту секунду Юсуп сделал какое-то движение ресницами. Хирург сейчас же тронул Лихолетова за локоть, и они вышли в коридор.
"Он мертв, - подумал Александр. Только внезапная дрожь ресниц говорила ему, что в этом неподвижном человеке, лежавшем как огромная кукла, еще бьется какая-то капля жизни. Александр посмотрел на хирурга.
- Паралич, - спокойно сказал Юрезанский.
- Он онемел? Или ослеп? Или что, что с ним?
- Зайдите ко мне вечерком в гостиницу! Комната семь. Я вам все объясню.
Лихолетов молчал. Хирург притронулся к его плечу:
- Простите, я тороплюсь. Мне надо идти, товарищ Лихолетов. Комната семь. Не забудьте! - еще раз повторил он.
Александр побрел обратно по коридору, уже не замечая ни врачей, ни больных, ни сиделок, ни звона шпор. Только запах щей все время преследовал его.
44
- И долго это продлится? - спросил Лихолетов.
Юрезанский пожал плечами:
- Я не бог. Тот, говорят, в шесть дней скроил мир. А Еву - мигом, из ребра. Превосходный хирург! Я не такой.
Взяв стул, он встал на него и вытащил из шкафа анатомический атлас. Юрезанский выбрал из пачки лист, изображавший разрез человеческой головы, центральную нервную систему.
- Пуля попала сюда, скользнула и, ударившись в левую височную часть, не пробив ее, оттолкнулась и скользнула по мозгу обратно, - говорил Юрезанский, проведя пальцем по листу. - Здесь она остановилась... Что нарушено? Смотрите сюда: вот левая височная доля, это - центр Вернике, центр чувств. Юсуп плохо видит. Не понимает речи. Но не потому, что не слышит. Он слышит, но не понимает. Так же, как вы не понимаете китайского языка. Аппарат уха работает прекрасно, но больной не понимает смысла звуков. - Юрезанский прибавил: - Также и зрение ослабело. Он полуослеп. Это мы называем сенсорной афазией. Афазией чувств. Но у него еще и моторная афазия, то есть двигательная. Вот здесь - центр Брока. Нет производства сложных движений, нет координации движений языка, губ, всех речевых мышц. Он способен только лепетать, мычать. Так как пуля попала в левую часть центральной нервной системы, то правая половина тела парализована.
- И нет никакой надежды? - закричал Лихолетов.
- Не знаю, - сказал Юрезанский. - Эти центры могут быть не разрушены, а шокированы.
Комната, где жил Юрезанский, в гостинице, была зеленой, потому что свет в нее шел с улицы, сквозь стену из ветвистых высоких тополей. Юрезанский полез под кровать, достал бутылку вина и открыл ее без штопора, проткнув указательным пальцем пробку внутрь бутылки. Встряхнув бутылку, он поглядел, как в вине плавает пробка. Александр смотрел на профессора и думал: "Неужели вот от этого человека с распущенными подтяжками все зависит? Все! Вся жизнь! Все будущее Юсупа! Поменьше бы пил он!"
Хирург разлил вино в два стаканчика и чокнулся с Лихолетовым. Александру казалось странным, что Юрезанский о таком важном и серьезном деле, как человеческая жизнь, говорит просто и обыкновенно, то есть так же, как сапожник может говорить о починке сапог. Ему хотелось спросить хирурга еще о чем-нибудь профессиональном, медицинском, но хирург его перебил:
- Расскажите-ка вы лучше что-нибудь свое! А то моя материя неинтересная. Как бьете басмачей?
- Что же тут рассказывать? - буркнул Александр. - Бьем - вот и все.
- Но не добиваете? А вас потом в затылок: хлоп! - вдруг сказал Юрезанский.
Лихолетову было не до споров и не до рассуждений. Слова Юрезанского даже не задели его. Думая все об одном и том же, то есть о жизни Юсупа, он спросил:
- Выживет?
- Когда вы брали Иргаша, вы надеялись?
- Ну, было и то и другое! Но в общем - наше дело обеспечить победу. А тут ведь...
- Вот и у нас так же! - ответил Юрезанский.
Он устал. День был тяжелый, операционный. Юрезанский сел на кровать и, стянув с ног сапоги, сказал Александру:
- Слепые вы еще, товарищи! И мы слепые... Медицина - это, конечно, наука. Но чаще всего мы бродим впотьмах... Я разулся, не протестуете? Мозоли.
Сашка впервые видел таких людей. "Ну и тип же ты, братец, - подумал он о хирурге. - Образованный человек, и такое... А еще Варька меня упрекала, что я дома босиком хожу!" Но, несмотря на это, бесцеремонный тон хирурга понравился ему. Сашка решил, что пора уходить. Он подошел к Юрезанскому и дружески протянул ему руку. Александр улыбнулся Юрезанскому. ("Надо на всякий случай полюбезней. А вдруг и верно он хват в своем деле...") Но улыбка у него вышла довольно жалкая.
- Вот тут адресок мой, - забормотал Александр, протягивая хирургу клочок бумаги. - Адрес части, в случае чего, умоляю вас...
- Понятно, - коротко сказал хирург и сунул бумажку в карманчик жилета. "Потеряет, - с тоской подумал Лихолетов. - Ох, попади к ним в лапы, закаешься".
Но делать было нечего. Он снова выдавил на своем лице что-то вроде улыбки. И вдруг наморщился, и лицо его стало серьезным.
- Между прочим, - сказал он, будто спохватываясь. - У нас в бригаде пропасть винограду, куда девать, не знаем. Если бы вы разрешили...
- Что вы, милый! - Юрезанский засмеялся и замахал руками. - Куда мне, я холост, и посему предпочитаю виноград в переработанном виде.
На этом они распрощались.
Из больницы Лихолетов отправился на вокзал и оттуда дал Варе в Коканд телеграмму: "Встречай. Еду следователю. Сашка".