Леший знает что!

- У него ещё ножик есть, - напомнил Буська. Патапумыч только лапой махнул.

- Нет у него ножика. Ножик сороки стащили, он тогда в болото и попал, когда за ними погнался. Они, как увидели, что натворили, прилетели ко мне за помощью. Я и пошёл спасать дуралея. А ножик так у сорок и остался.

Папа задумался.

- Вот что, - сказал он. - Пирогов мы тебе, конечно, дадим. Но я пойду с тобой. Я по долгу службы хотя бы взглянуть на него обязан.

- Я с тобой, - заторопился Буська. Зараза слезла с его плеча и объявила, что он может идти куда хочет, а лично она пойдёт спать - раз Локса жив, то её совесть чиста, а заниматься посещениями больных ей неохота. Буська не возражал, и они с папой отправились вслед за Патапумычем.

- Я бы на твоём месте всё-таки не оставлял его без присмотра, - с сомнением сказал папа, когда они подходили к домику медведя. - Кто его знает, вдруг он заколдованный?

- Да нет, - ответил Патапумыч, - этот - не заколдованный. Этот - просто дурак.

Хата Патапумыча состояла всего из одной комнаты с одной кроватью, так что медведю пришлось сделать для Локсы постель из сена на полу. Локса сидел на сене, завёрнутый в одеяло, и отчаянно шмыгал носом. При виде леших, в особенности папы, он перепугался до дрожи.

- Я ничего не сделал, командир! - просипел он. От простуды он еле мог говорить. - Только заблудился и в болото угодил... вон, хозяин подтвердит.

- Так-таки не сделал? - нахмурился папа. - А кто на медведя охотился?

- Всё-то тебе рассказали, - вздохнул Локса. - Ну, было дело. Сам подумай, как мне зимой без шубы? Это у вас, леших, шерсть есть, а мне холодно.

- А всё-таки нельзя медведей обижать, - заметил Буська. - Счастья не будет.

- Будто оно когда у меня было, счастье-то, - возразил Локса. - Я отродясь несчастный.

"Ну прямо как Зараза! - подумал Буська. - И что за народ такой - как натворят дел, сразу себя жалеть начинают!".

- Добро, - папа повернулся к Патапумычу. - А что ты собираешься делать с ним дальше? У тебя он жить не может, в твоём доме очень тесно.

На этих словах папа украдкой, чтобы не увидел Локса, состроил медведю страшную рожу. Патапумыч сделал вид, что не заметил рожи.

- Подумаю, - спокойно ответил он. - В лес-то его ведь не выгонишь, зима на носу.

Папа собрался что-то ещё сказать, но тут снаружи в дверь постучали. Судя по звуку, стучал кто-то маленький.

- Заходите, - не глядя сказал Патапумыч. В сенях что-то загромыхало. Затем через порог, бухая по полу костылём, перевалилась бабка Патрикеевна.

- Здоровьичка тебе, Пумыч! И тебе, хозяин! - Буську и Локсу она вниманием не удостоила, как будто их вообще не было. - А я вот зачем: медку в долг не ссудишь? Больно кашель замучал...

- Поди ты, Лиска, - оборвал Патапумыч. - Ты мне ещё за прошлый мёд не заплатила.

- За прошлый - дело прошлое, - сладенько усмехаясь, пропела лиса. Медведь надвинулся на неё, как гора.

- Ну, ну! А кто перед всем Лесом меня осрамил? Чего выдумала: будто я сам мёд съел, а на тебя наклепал! Или плати, или проваливай.

Патрикеевна спокойно отступила назад и покачала головой, как деревянная игрушка.

- Вредный ты, Пумыч. Одно слово - медведь.

- Ох... - сердце у Буськи чуть не выпрыгнуло из груди. Одно слово, но какое же опасное!

Уши у Локсы зашевелились. А Патрикеевна не унималась:

- Медведь, ей-же-ей, медведь! Никаких дел с тобой вести невозможно! Нет чтобы по-соседcки, по-душевному...

Она грохнула костылём в половицу и поковыляла за порог. Локса вскочил, сбросив одеяло. Он беспомощно посмотрел сначала на папу-лешего, потом на Патапумыча.

- Так что же это? Ты - медведь?

- Ну, медведь, - неохотно отвечал Патапумыч, лапы - в боки. Папа присвистнул. Локса потупился. Его лицо залилось краской.

- Вот так дела... А я на тебя охотился.

Больше всего на свете ему хотелось сейчас провалиться сквозь землю. Когда-то Локса слышал выражение "умереть со стыда" и надеялся, что это происходит быстро.

Раздался дружный хохот. Папа смеялся тенором. Буська - фальцетом. Патапумыч - басом и громче всех.

Локса наконец рискнул поднять глаза. Вид у него был совершенно растерянный.

- Видать, я и правда дурак, - он виновато взглянул на папу. - Что делать-то, командир? Куда же я пойду отсюда?

Папа задумчиво потеребил бороду.

- Есть одна мыслишка. Недавно Вазга Волчок жаловался, что некому помогать ему в кузнице. Отдадим тебя ему, будешь с ним работать.

- Да я не умею! - заныл было разбойник. Тут его прервал Буська:

- Научишься! Зато не замёрзнешь зимой. В кузнице тепло.

Он был рад, что всё обошлось так хорошо.

Лешие ушли, а вечером к Патапумычу явился Вазга - получил весточку с сороками. Вазга долго и подозрительно разглядывал Локсу. Он сомневался, что именно о таком помощнике он мечтал. Ему даже казалось, что, если он хорошенько рассмотрит, то найдёт где-нибудь на Локсе надпись "косорукий олух".

Локсе надоел пронзительный взгляд Вазги. Он обошёл вокруг кузнеца и увидел хвост.

- Ты оборотень? - заинтересовался Локса. - У меня прадедушка был оборотень. А прабабушка - лиса.

- Тьфу, - фыркнул Вазга. Больше всего на свете он не любил, когда ни с того ни с сего на вас сваливаются дальние родственники и садятся на шею. - Делать-то что умеешь?

- Не знаю, - сказал Локса. Нервы у него сдали, и он заревел. На кончике носа у него повисла капля.

- Ладно, - угрюмо проговорил Вазга, - честный, по крайней мере. Так и быть, Пыха, согласен приютить его на зиму. А там посмотрим.

- Вот и славно! - медведь перевёл дух (он знал, что Вазга на самом деле не злой, но всё-таки немного волновался за судьбу Локсы). - Чай с мёдом пить будешь?

Глава 16, или О вреде энциклопедий

Дождь лил уже три дня - холодный, тяжёлый, размазывающий лесные тропинки в непролазную грязь. Даже в резиновых сапогах выходить из дома было неохота, а для белок сапог и вовсе не бывает. Зараза решила, как она заявила, вплотную заняться образованием и теперь читала первый том энциклопедии, который Буська принёс для неё из горницы. Дело у неё подвигалось медленно, потому что ей приходилось ползать по странице от верхнего края к нижнему, однако она не бросала чтение. Буська скучал. Он забрался с ногами на кровать и смотрел, как по стеклу сбегают длинные струи дождя. Сквозь них были видны размытые, как в испорченный бинокль, зелёные ёлки и жёлтые пятна последней листвы на берёзах.

- Аист, - бубнила у него за спиной Зараза, - гнездится на печных трубах... Аквариум.... аквариумы бывают круглые и четырёхугольные... Акула... китовая акула достигает двадцати метров в длину...

"Как там папа в дождь? - думал Буська. - Тяжёлая у леших работа - хорошо мне, пока я маленький... Наверное, овраг Бабы-Яги затопило, и надо отводить воду. Скоро начнутся заморозки, легче будет ходить по тропкам. Облетят все листья, лес будет как на ладони, всё видно. Скорей бы уж..."

Бум! - грянулось что-то об пол в сенях. Почти тут же послышался поток отборных ругательств, а затем голос мамы:

- Опять за своё? Клянусь, я тебя выдеру!

Буська вздрогнул и обернулся. Энциклопедия одиноко валялась раскрытой на полу. Он подхватился с кровати и кинулся в сени.

Там происходило что-то странное. Мама держала Заразу за шкирку и трясла её, а белка извивалась и вопила, что она сломала зуб, "так его и растак". Прежде чем Буська подбежал к ним, он споткнулся о что-то твёрдое и ушиб палец на ноге. Это был большой серый камень, который мама использовала как гнёт для кадушки с солёными грибами. Теперь было ясно, откуда взялся грохот.

- Что всё это значит? - Буська поднял камень с пола. На нём были свежие царапины. - Ты, что ли, булыжник грызла?