Страница 23 из 26
129. Жизнь
Не дорогой - тропой дремучею Мчишься гоголевским Хомой. Оседлала меня, замучила, Наглумилася надо мной... Осадить бы! В крапиву свалится! Только страшно... Ведь в тот же миг Обернется она красавицей И предсмертный раздастся крик. Будет стройною, черноокою На земле лежать, не дыша. И заплачу над ней, жестокою, Той, что все-таки хороша. 1951130. Сердце и пальцы
Это в пальцах не хватает силы. Сердце - все такое ж, как и было. Сердце шепчет в страхе и в надежде: – Я хочу служить тебе, как прежде! Лишь бы только пальцы поспевали, Все, что напою я, записали! Но у пальцев есть своя забота, Пальцы горькой заняты работой: Прижимаются к вискам свинцовым, Зябнут под подушкою пуховой, Шарят в темноте по одеялу... Некогда служить им сердцу стало! И взмолилось сердце в нетерпеньи: – Что мне мир и миру я - без пенья!? Отпусти меня туда отсюда, Где само, без пальцев, петь я буду! 1951131. Сон о казненном поэте
– Это он! С кем хочешь я поспорю! Видишь, вот идет он впереди С неизбывной мукою во взоре, С неостывшей пулею в груди! – Он же умер! Он уже не может Услыхать слова твоей любви! Никакое чудо не поможет! Не ищи его и не зови! – Нет! Скорее! Мы его догоним! Я клянусь тебе! Мы добежим! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Как года - мгновения погони. Год еще - и поравнялись с ним. Страшно заглянуть за эти плечи... Может быть, все это только сон!? Оглянулся - и свершилась встреча, И сомнений нет, что это он. Серый глаз струит холодный пламень, Узкий шрам белеет вдоль щеки... Наш учитель! Вот ты снова с нами! Отзовись! Коснись моей руки! Но запачканные кровью губы Ничего не вымолвили мне. Только вдруг серебряные трубы В солнечной пропели вышине, Рыжегривые заржали кони, И рванулись ввысь, и понесли, И уже не слышен шум погони С убегающей назад земли. Только бездны, вихри и просторы, Звездные озера и сады, И внезапно - старой сикоморы Ствол корявый у скупой воды. След звериный вьется к водопою, Заунывная звенит зурна... Только бы остаться здесь с тобою, Эту радость всю испить до дна! Но стираются черты и звуки, Миг еще - и на сухой траве Судорогой сведенные руки... Окрик парохода на Неве... Люди молча топчутся у ямы, Раздается мерный лязг лопат, А вдали угрюмыми домами Щерится притихший Петроград... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Прошлое! Оно таким мне снится, Как его увидеть довелось: Белою, бессмертною страницей, Пулею простреленной насквозь! 1949132
Пора привыкнуть к маленькому дому, Неплотной двери, низкому окну, И на тюфяк с примятою соломой Пораньше лечь и отойти ко сну. Все, что могла душа и что умела - Все свершено, и даже в пальцах нет Охоты взяться за былое дело, За ремесло перегоревших лет. И пусть порою жизнь еще доносит Свой блеклый шум, свой приглушенный свет - Все спрошено! К чему еще вопросы!? Осталось только: услыхать ответ. 1950133. В Комнате умершего
Да, опустело здесь... На кресле, за столом, - Повсюду нет уже родного силуэта... И эта тишина! И вот: не быть вдвоем... Как это оправдать и как осмыслить это!? И все-таки - не плачь! И комнату - покинь! Сойди по лестнице и, стоя на пороге, Вглядись в рассветную бледнеющую синь. Ты видишь, это он шагает по дороге! Не нужно! Не зови! Его уж не вернуть! Но знай: он жив еще и жить ему без счета! Он только погостил и снова вышел в путь. И, слышишь, он поет! Вдали. За поворотом. 1950134
Все узнав, от самой жгучей муки До утраты самой роковой, Научились мы лихой науке: Не бояться в мире никого! Ничего не просим мы у неба, А когда и даст - не бережем, И краюху поданного хлеба Разрезаем найденным ножом. И в глаза никто нам не заглянет И руки не тронет нам рукой... Разве только на глухой поляне Улыбнется рыжик золотой; Разве только дикая малина На сухом растает языке... Нет у нас ни слуг, ни господина, Жизнью мы проходим налегке. Но за то, что все мы потеряли, Одного мы друга обрели. Он из ясной запредельной дали В золотой спускается пыли. И на плечи положив нам руки, Нас целует в обожженный лоб, Чтобы все земные наши муки Звездным утешеньем замело. 1951