Страница 26 из 26
2
Казненных муз умолкший городок! Ты сам отрекся от своей же славы, Ты грязной тряпкой вытер след кровавый И притаился... Или изнемог? И странно: в нашей нищенской судьбе, Не чающей ни милости, ни срока, В чужой ночлежке нашего далека К тебе мы ближе, чем ты сам к себе. Для нас одних звучат твои сады, И шевелятся статуи, и зданья Хранят неизгладимые названья И даты несмываемой беды. И обезглавленных тобою муз Еще садятся тени рядом с нами И говорят стихами и слезами, И знаем мы: «Прекрасен наш союз!» ...Ты значишься на карте? Это ложь! Тебя там нет, - мы тоже знаем это! Ты вместе с нами странствуешь по свету И вместе с нами - скоро! - ты умрешь. 19533
Наверно, там еще и ныне Цветет сирень, журчит вода И дева бронзовая стынет У лебединого пруда. Но что-то стало там иначе, Как если бы в иной предел Какой-то гений отлетел... Но кто заметит? Кто заплачет? 1955149. Не забытое, не прощенное
Когда весной - чужой весной! - Опять цветет сирень, Тогда встает передо мной Мой царскосельский день. Он тронут ранней сединой, Ему - под пятьдесят, Но молодой голубизной Его глаза горят. Он пахнет морем и руном Гомеровской строки, И гимназическим сукном, И мелом у доски; Филипповским (вкуснее нет!) Горячим пирожком, Девическим, в пятнадцать лет Подаренным платком... Стучит капель, оторопев На мартовском ветру, Звенит серебряный припев Кавалерийских труб, И голуби, набив зобы, Воркуют на снегу. ...Я всех забыл, я все забыл, А это - не могу! * За годы зла, за годы бед, Со мной друживших там, Привык терять я даже след К покинутым крестам. Я схоронил отца и мать, Я схоронил друзей, Но их мне легче вспоминать, Чем запах детских дней. Все, чем согрела жизнь меня, Я растерял - и пусть! Вот даже Блока больше я Не помню наизусть. И стало тесно от могил На дальнем берегу. ...Я всех, я все похоронил, А это - не могу! * Когда я думаю, что вот Там все теперь не так, И тот, кто песни там поет, Не близок мне никак; Со мною августовским днем Не вспомнит злую весть, Не скажет: «Вот сейчас, вдвоем, “Костер” бы перечесть!» Когда я вспомню, что поэт, Что всех дороже мне, Убит, забыт - пропал и след! - В своей родной стране; Что тот, кто нам стихи сложил О чувстве о шестом, - И холмика не заслужил С некрашеным крестом; Что даже в эти, в наши дни На невском берегу Его и мертвого они Как волка стерегут - Тогда я из последних сил Кричу его врагу: Я всем простил, я все простил, Но это - не могу! 1955150
Те пармские фиалки на окне, Что выходили на Неву, завяли. Их нет давно. И нет Невы. И нет Меня, которого узнал едва ли б, Когда бы нынче встретил. Он хранил Еще наивность детства, нежность, жалость, Писал стихи и девушку любил, Что - нет, не с ним - с другими целовалась. Где он теперь? Его давно уж нет. Его убили. Нет, совсем не люди. Так просто где-то затерялся след, И лучше мы о нем совсем забудем. А то он будет ночью в дверь стучать, Заглядывать в окно, слезлив и жалок, И требовать любви, Невы, фиалок... А что ему ответить? Что подать? 1955151
О, только бы припомнить голос твой - Тогда я вспомнил бы и этот город, И реку (не она ль звалась Невой?), И колоннаду грузного собора, И тонкий шпиль в морозной вышине, И сад в снегу, такой нелетний, голый... О, если б голос твой припомнить мне, Твой тихий голос, твой далекий голос! Что это все мне без него? А он... Он потонул, как все тогда тонули: Без крика, без письма, без похорон, В тифозной качке, в орудийном гуле, С последней шлюпкой, на крутой волне Отчалившей от ялтинского мола... О, если б голос твой приснился мне, Твой дорогой, твой потонувший голос! 1955Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.