Страница 9 из 28
Мы очень довольны нашим новым жилищем: тепло (центр<альное> отопление), сухо, вода в комнате, ванна (общего, правда, пользования, но все же…) и т. д. — комфорт давно (кажется, с 1917 г.!) не виданный. В деревне, в примитивнейших условиях существования, холод и, главное, сырость, мы буквально погибали, и переезд был совершенно необходим. К несчастью, он обошелся в копеечку, и я влез в долги (пришлось купить мебель в кредит, ибо у нас ее не было вовсе). Придется невероятно экономить, чтобы в ближайшие месяцы сводить концы с концами. Это все к тому же, т. е. что Ваш подарок обрадовал нас необычайно!
Рад был услышать о Ваших литературных планах. У Вас как-то все, за что Вы ни беретесь, получается остро, своеобразно, волнующе, т<ак> ч<то> с большим интересом жду Ваших новинок. В каком № «Опытов» пойдет поэма?[86] Надеюсь, что в ближайшем, а то ведь сколько еще ждать? Журнал выходит очень нерегулярно… Стихи выглядят там хорошо, но читателей мало… Я начинаю мечтать о новой, третьей книге. Имею для нее свыше 30 нигде еще не опубликованных стихотворений, если наберется еще с десяток — серьезно задумаюсь над этим делом. Впрочем, реальные возможности на этот раз слабы и больших надежд я не питаю. До выхода книги ничего нигде печатать не буду, дабы она оказалась новинкой для читателя. Любопытна судьба моего стихотворения «Моя душа, как ты бедна…» («Грани» № 21). Оно написано в 1948 г., я к нему равнодушен и не включил ни в первую, ни во вторую книгу. А критика (Терапиано в «Н<овом> р<усском> с<лове>», Таубер в «Посеве» и некто Мейер[87] в «Возрождении») его расхвалили! Ну какой после этого автор себе судья? Впрочем, прав обычно бывает все-таки именно он!
Искренне преданный Вам Д. Кленовский
14
30 янв<аря 19>55 г.
Дорогой Владимир Федорович!
Письмо Ваше от 16 января получил. С большим интересом (хотя с поэмой Вашей уже знаком) жду № 4 «Опытов». Любопытно, внесли ли Вы в нее изменения и какие, как ее назвали и т. п. Да и не только я жду этот №. Оказывается, у Вас как поэта немало друзей: все почти мои знакомые, которым я написал о Вашей поэме, ответили, что очень полюбили Вас по «Гурилевским романсам» и непременно приобретут «Опыты». Все это — «европейцы» (Швеция, Франция и т. п.).
Забыл поссориться с Вами из-за одной детали в Вашей, в остальном, на мой взгляд, значительной и верной, статье о Хлебникове[88]. Ну как можно было, дорогой, приписать Ходасевичу «злобу к ближнему»??!! Не буду повторять уже сказанного мною на этот счет в статье «Оккультные мотивы в русской поэзии». Если не лень — перечтите.
Вы спрашиваете о характере моей будущей книги? Представьте себе, что по настроениям она будет довольно пестрой и вообще будет кое в чем отличаться от первых двух. В ней будет меньше антропософии, меньше духовного благополучия, будет даже некоторая горчинка. Думаю, что эта перемена огорчит кое-кого из друзей моих стихов. Впрочем, в основном в книге прозвучу я же, конечно, лишь в других нюансах.
Для книги в 48 страниц (я против более толстых сборников) стихов почти уже хватает. Когда прибавится еще штук 5–6 — серьезно займусь этим делом. На издательства я никак не рассчитываю. Издание первых моих книг финансировал один знакомый. Книги распроданы, окупились, деньги я ему вернул. Возможно, что он согласится финансировать и третью книгу, но полной уверенности нет. Между прочим: книги мои никогда бы не окупились, если бы не Род. Березов[89], совершенно бескорыстно помогший их распространить[90]. У него золотое сердце, и я по гроб жизни ему за эту дружескую услугу признателен. Перед выходом книги (если выйдет!) напечатаю, вероятно, несколько стихотворений из нее в «Гранях».
Ваших денег от «Посева» так и не получил… Очень они там ненадежны на этот счет… А был бы деньгам особенно рад, ибо в связи с переездом в другую комнату залез в долги, — не знаю, как и рассчитаться…
Привет Вашей супруге.
Жму руку. Дл. Кленовский
15
2 февраля 1955 г.
Дорогой Владимир Федорович!
Спешу поставить Вас в известность, что только что получил деньги от «Посева». От всей души благодарю Вас за эту щедрую помощь, которая в нынешнее, в связи с переездом особенно трудное для меня материально, время является для меня в полном смысле этого слова спасительной. Меня смущает только размер перевода — целых двести марок!! Собирались ли Вы действительно пожертвовать для меня такой суммой или произошло какое-нибудь недоразумение?
Несколько дней тому назад послал Вам подробное письмо, а потому ограничиваюсь этой короткой благодарностью.
Еще раз сердечное спасибо! Д. Кленовский
16
4 марта <19>55
Дорогой Владимир Федорович!
Письмо Ваше от 13 февр<аля> получил. Отвечу прежде всего на некоторые затронутые в нем вопросы.
Ваша фраза: «Но Вы (т. е. я) не можете отрицать, что Ходасевич все же был злой человек» меня озадачила… Почему Вы в этом (т. е. в том, что Х<одасевич> был злой человек) так уверены? И — главное — почему так уверены также и в том, что я этого не буду (и даже не могу!) отрицать? Вы сперва как будто согласились со мной, что «злобы к ближнему» у Ходасевича нет. Почему же двумя строками ниже Вы снова причислили его к «злым людям»?? Может, в первом случае Вы имели в виду Ходасевича — поэта, а во втором — Ходасевича-человека? Но, если это было так, мне думается, что Вы и во втором случае ошибаетесь… Мы оба с Вами лично Ходасевича не знали и судить о нем как о человеке можем только по воспоминаниям его современников. И вот что, например, писала о нем в год смерти Х<одасевича> (в 1939 г.) в № 70 «Современных записок» Нина Николаевна Берберова, которая лет 12–15 была «подругой жизни» Ходасевича, а затем, лет за 5 до его смерти, с ним разошлась[91]:
«В детстве впервые испытал он то страшное, слезное чувство жалости, которое с годами стало одной из основ его тайной жизни. Это чувство иногда душило его. “Да ведь он счастливее, моложе, здоровее, богаче тебя! — говорили ему. — Ну чего ты его жалеешь?” В последние недели его болезни многие таким же острым чувством жалели его самого. “Ничего более жалкого нет на свете, чем та девочка, помнишь, у Арбатских ворот… зимой… нет, не могу!” Ничего более жалкого не было на свете, чем он сам, лежащий на грубом белье городской госпитальной койки, в желтых, исхудалых руках держащий жестяную кружку с остывшим липовым чаем»[92].
Я слышал, что у Ходасевича характер был тяжелый, что в последние годы своей жизни он пил… Но это уже из другой оперы. Да и судьба так его жестоко трепала, что это неудивительно. Не люблю вообще судить об искусстве по «бытовым» признакам автора… К тому же в искусстве подлинная, скрытая ото всех, сущность человека отражается куда яснее, чем в его личной жизни. Яд в стихах последнего периода жизни Ходасевича, конечно же, был, но он им и защищался и защищал (от неправды мира).
Что касается Березова, то о нем ходят самые фантастические слухи… Пророком какой-то секты он, конечно, не был. Он написал и напечатал в «Н<овом> р<усском> с<лове>» очерк о таком «пророке», а т. к. он отнесся к этому последнему нейтрально, не «осудил» его, — на него посыпались обвинения (в том числе и печатные) в измене христианству, ереси, богохульстве и т. д., и т. д., Для его врагов это был чудесный случай с ним расправиться. Отсюда, вероятно, и пошел дикий слух, дошедший и до Вас, что Березов сам был пророком какой-то секты. Он всего лишь года 2–3 тому назад перешел к баптистам. К последним я не испытываю симпатии (хотя они бывают, и нередко, лучшими христианами, чем многие православные), но это его, Березова, личное дело, и путь этот каким-то образом отвечает свойствам его души и писаний. Березов, в противовес Ходасевичу, защищается и защищает не ядом, а елеем. Последнее как будто правильнее, но получается хуже.
86
Поэма без названия Маркова была вскоре опубликована в «Опытах» (1955. № 4. С. 6–20).
87
Мейер Георгий Андреевич (1894–1966) — публицист, критик, литературовед, сотрудник «Родной земли», позже «Возрождения».
88
Марков В. О Хлебникове: (Попытка апологии и сопротивления) // Грани. 1954. № 22. С. 126–145.
89
Березов Родион Михайлович (наст. фам. Акульшин; 1894–1988) — поэт, участник группы «Перевал». В 1941 г. попал в плен, после войны жил в Германии, с 1949 г. в США. Опубликовал множество книг самых разных жанров: стихи, поэмы, рассказы, повести, воспоминания, публицистику; в 1953 г. стал баптистом.
90
P.M. Березов, призывая эмигрантов прививать друзьям любовь к стихам, привел в своей статье пример с книгой Кленовского: «В апреле Д. Кленовский прислал мне свой сборник “След жизни”. Стихи меня потрясли. Я их читал, перечитывал. При встрече со знакомыми спрашивал: “Хотите пережить высочайшую радость? Хотите? Так слушайте”. И начинал читать присланные мне стихи. Везде и всюду слушатели были в восторге. От частого повторения многие стихи я выучил наизусть. Написал автору: “Пришлите 100 экземпляров”. На одном из “вторников" Русского центра в концертной программе прочел несколько стихотворений и предложил подписаться на книгу. В течение 20 минут было собрано 60 долларов. Некоторые подписывались на два и на три экземпляра (“для друзей”). На следующий день через “Банк оф Америка” деньги были посланы автору. Каждый может представить радость бедного безработного поэта в Европе, когда, как будто с неба, падает чек на 60 долларов. <…> Я получил 100 экземпляров книги. Шестьдесят роздал заранее подписавшимся, а 40 продал новичкам. Теперь прошу прислать еще экземпляров 50» (Березов Р. Редкостная любовь // Новое русское слово. 1950. 20 июня. С. 8). Позже таким же способом Березов помогал Кленовскому распространять и другие сборники.
91
Н.Н. Берберова была гражданской женой В.Ф. Ходасевича с 1922 по 1932 г.
92
Берберова Н. Памяти Ходасевича // Современные записки. 1939. № 69. С. 258.