Страница 6 из 14
Народ начал чокаться разнообразной посудой – от хрустальных стопочек до железных облупленных кружек. Марата усадили на шатающуюся табуретку, Лена выдала ему пиалу с самогоном, чайное блюдце вместо тарелки и вилку, потерявшую от старости пару зубцов.
Марат понюхал пиалу. Начштаба Морозов опрокинул рюмку, крякнул и похлопал Тагирова по плечу:
– Давай, комсомол! Глотай!
Зажмурившись и задержав дыхание, он влил в себя вонючую отраву. И запоздало вспомнил, что за сутки съел только маленький кусочек хлеба. В голове зазвенело, мир приобрел добрый вид. Майор нагнулся к Тагирову и доверительным голосом сказал:
– Это все Воробей жмется, ешкин кот! Другой бы нормальной водки у монголов купил, а этот все экономит. «Чамбуром» господ офицеров травит, да еще самым дешевым. И консервами из пайка кормит – нет бы его Ленка толстозадая сварила чего-нибудь.
Роман Сергеевич пододвинул ему открытую банку.
– Поешь хоть, лейтенант. Лосось в собственном соку – в Союзе такого не увидишь. Чего так долго шел? Под Дундука попал?
– Да, я относил в Дом офицеров кое-что, Ольге Андреевне.
– Понятно. Ну, как тебе наша Графиня?
– Удивительная женщина. А почему «графиня»? – спросил Тагиров.
– Да она вроде дворянского происхождения, говорят. Ну, и выглядит соответственно, правда? Марат, скажи: ведь красивая?
– Никогда таких не встречал. Очень мне понравилась! – восторженно ответил лейтенант.
Прапорщик Петя прищурился, с трудом сконцентрировал взгляд на Марате.
– Ну оборзел, летёха! Подкатывает к жене начальника – совсем нюх потерял.
Марат не помнил, как вскочил, откинув табуретку, и врезал прямо в центр красной наглой морды. Вязьмин схватился левой рукой за нос, а правой начал шарить по столу, нащупывая колюще-режущее.
– Убью, салага! – верещал прапорщик.
– Иди сюда, «кусок»! – приглашал Тагиров.
На плечах повисли соседи по столу – поволокли на выход из комнаты.
Вслед грохотал Роман Сергеевич:
– Обалдел, Тагиров? А ты, Петя, заткнись!
– Он мне нос сломал! Я рапорт писать буду! – ныл пострадавший.
Марат стряхнул руки миротворцев, схватил сапоги и выскочил босиком на площадку.
– Ну ты даешь, комсомол! Чего так завелся-то?
Воробей догнал Тагирова уже на улице. Достал «Охотничьи» без фильтра, которые выдавали солдатам. Марат затянулся, закашлялся.
– Лёха, ну и гадость! Чего ты ими травишься? Нормального курева не купить?
– Дорого получается, а эти я на халяву в роте беру, – гордо ответил Леха.
Тагирова покоробило, но он решил не озвучивать свое отношение к такой экономии. Черт его знает, что у них тут считается нормальным! Хотя сам бы он никогда не стал курить дерьмовые сигареты, отобранные у мальчишек-срочников.
– Лёха, я накосячил, конечно. Но этот Петя ваш тоже неправ. Как думаешь, напишет рапорт? – спросил Тагиров.
– Черт его знает! Я могу с ним поговорить, если хочешь.
– Поговори, пожалуйста. А то иметь залет в первый же день службы как-то неохота.
– Если делу ход дать – это не залет, это суд офицерской чести. Ладно, не кисни. Скажи: презервативы есть у тебя? – поинтересовался Лёха.
Расстроенный Марат не сразу понял Воробья:
– Чего?!
– Презервативы. Ну, гондоны. Есть?
– Откуда? А тебе зачем?
– Я погляжу, ты прямо на глазах тупеешь. Рановато начинаешь, лейтенант, – до полковника-то тебе еще служить и служить, ха-ха-ха! Провожу ликбез: берешь пакетик, разрываешь упаковку, достаешь, надеваешь…
– Да ну тебя! Просто к чему эту тему завел, не понимаю.
– Мои кончились два месяца назад, а здесь не достать. А залетать Ленке никак нельзя – она «чеками» получает…
– Погоди, погоди… Какие «чеки»? Кто получает? И при чем тут контрацептивы?
Лёха вздохнул. Снова вынул «ядерную» сигарету из нищенской пачки и продолжил:
– Ленка, жена моя, получает зарплату чеками «Внешторгбанка». Она в геологической партии работает, в бухгалтерии. Лучше не спрашивай, как я ее туда устраивал. А там по контракту беременеть нельзя. Тех, кто залетает, сразу в Союз переводят. Знаешь, сколько один рубль чеками в Союзе стоит? Лучше, конечно, в Москве или Ленинграде – там курс вкуснее и «Березок» полно…
– Пойду я спать, Воробей. Ничего не соображаю. Почему твоей жене нельзя рожать? Вы же молодые, в законном браке! Курсы какие-то, «Березки»…
– Иди, Марат. Не понимаешь – так и не надо, значит. До завтра!
Тагиров пожал руку и поплелся в сторону офицерской гостиницы, не веря, что этот бесконечный день наконец-то завершился.
Когда утром Марат ехал автобусом на рембазу, казалось, что все пассажиры плотно набитого «подкидыша» знают о ночном инциденте и смотрят на него осуждающе. Однако утренний развод и совещание офицеров прошли без упоминаний о сломанном носе прапорщика Вязьмина, который не вышел на службу.
Марат начал успокаиваться и вполуха слушал, как командир батальона обсуждает с ротными выполнение плана ремонтных работ. Юрий Николаевич говорил тихо, и его голос действовал на Тагирова усыпляюще.
– Комсорг! Толкните его кто-нибудь.
Марат вытаращил глаза. Надо же, заснул на совещании, придурок! Вскочил, уронил со стола фуражку, выкрикнул:
– Я!
Юрий Николаевич покачал головой:
– Ай-ай-ай, голубчик, ну что же вы? Спать на совещании офицеров – моветон! Я понимаю: молодость, соблазны, ну вы все-таки рассчитывайте силы, чтобы и на службу хватало. Повторю – ваш… э… партийно-политический вдохновитель полковник Сундуков прислал распоряжение. О проведении комсомольских собраний по обсуждению решений пленума Центрального комитета… Словом, каких-то вам известных решений. А у нас планы ремонта горят- не успеваем. Я вас очень прошу: найдите разумный выход из сложившегося положения. Ибо много времени выделить на исполнение этого несомненно важного распоряжения я не смогу, увы.
– Так точно, товарищ полковник! А сколько часов будет выделено?
Юрий Николаевич кашлянул и посмотрел на Морозова. Тот кивнул и взял слово:
– Да нисколько, комсомол! Нам не до болтовни… не до собраний, понимаешь? Как там у вас проверяют выполнение? Бумажки смотрят? Вот и обеспечь. А Дунд… Кхм… А Сундукову доложишь, что все собрания прошли, как он и распорядился. Что непонятно?
Тагирову пока было непонятно абсолютно все, но он автоматически ответил:
– Так точно, все понятно! Проведем. То есть напишем. Соберу комсоргов взводов и рот – напишут протоколы, проинструктирую.
– Ни хрена ты не понял, лейтенант! Не дам я тебе комсоргов для этого – они все на работах заняты. Сам перышком скрипи. Садись.
– Есть.
Марат сел, лихорадочно подсчитывая в уме: шестнадцать взводов, пять рот. И батальон еще. Ничего себе работка! Морозов закончил совещание:
– Сегодня и в субботу работаем до девяти вечера. Перерывы на обед и ужин – максимум полчаса.
Кто-то из ротных вздохнул:
– Народ и так уже с ног валится. Отдыхать-то надо хоть немного? Меня уже ребенок не узнает – пугается, когда видит. Ухожу на службу – темно, прихожу домой – темно… Всю неделю – в роте. Если бы в Союзе – давно жена сбежала бы к теще.
– А вот комсомол у нас ответственным будет по батальону в воскресенье – освободит вас на сутки для семейного отдыха. Так, Тагиров?
– Так точно! Конечно.
– Ну, вот и славненько! Все свободны.
После совещания Воробей отвел Тагирова в сторону:
– Я хорошей новостью: переговорил с Петькой Вязьминым. Семьсот.
– Не понял. Чего «семьсот»?
– Тугриков, чего же еще. Отдаешь мне – я ему передам, а он рапорт не пишет на тебя.
Марат растерялся. Он впервые слышал, что конфликты между своими решаются финансовым путем. Ну, извиниться, поляну накрыть – это понятно. Но чтобы деньгами?
– Лёха, тебе спасибо, конечно. Только у меня бабок нет вообще. А когда получка? И сколько мне дадут?
– Получка шестнадцатого числа. Тебе дадут около тысячи тугриков. Понял?