Страница 39 из 72
Как и ожидалось, предместий столицы Тибета достигли быстро. Головной як определенно сознавал важность возложенной на него миссии: вышагивал гордо, с достоинством, как и полагается знаменосцу – притороченное к боку зверюги красное знамя висело вретищем, слабое колыхание воздуха лишь изредка разворачивало полотнище и являло знак вечности – черную свастику в белом круге. Жаль, настоящего ветра нет, а то картина вышла бы вовсе замечательная.
Караван растянулся метров на сорок. Ева, единственная женщина в экспедиции, пятые сутки в седле, но не жалуется. Глядя на нее, помалкивает притомившийся Беггер, да и Краузе молчит, хоть позеленел от усталости и не отличает дня от ночи.
Счастье, что до цели – рукой подать.
Поклажей нагружены костлявые мулы, европейцы на лошадях предусмотрительно не едут гуськом, а парами окружают груз. Безлюдные места давно кончились, навстречу то и дело попадаются пешие и конные путники: последних, впрочем, мало – обычно это чиновники или ламы. Но вот показалась совсем странная процессия.
– Тибетские войска!
Усугублять впечатление излишне, комментарий Каранихи пропал втуне – европейцы непостижимым образом догадались, что перед ними – вооруженные силы государства Бод, как называют свою страну тибетцы. Тибетские лошадки – само по себе довольно забавное зрелище: коротконогие, не крупнее ирландского волкодава, с морды до копыт они покрыты маслянистой от грязи, свалявшейся шерстью. Когда же на этих «скакунов» взгромождаются грозного вида, но худосочного сложения солдаты, облаченные в мешковатую одежду, с допотопными ружьями и сумами за плечами – картина совершенно неправдоподобна. О чем тут же заявил вслух Краузе, поспешно доставая кинокамеру.
– Местные жители не очень-то жалуют армию, – прокомментировал Каранихи. – Солдаты реквизируют у населения всё, что потребуется, даже лошадей…
«Реквизиторы» встали в двадцати шагах перед караваном, вперед выдвинулся всадник, внешне ничем не отличающийся от прочих.
Герман ожидал, что переговоры проведёт агпа, но тот и не думал ни о чём подобном – сидел в седле с неприступным видом и занимался весьма важным делом – грыз деревянную палочку.
Навстречу солдатам, позвав с собой переводчика, поспешил Шеффер. Для пущей значимости, руководитель экспедиции ещё издали начал потрясать кипой бумаг с печатями.
«Неужели за тем невысоким взгорьем лежит город Богов – Лхаса? – подумал Герман. – Может ли произойти такое, что вскоре я вступлю под сень Поталы – таинственного дворца Далай-ламы, запретного для европейцев? Или выйдет иначе: а ну, как местное потешное войско завернёт экспедицию назад? Вот будет номер!»
– Поздравляю нас, господа! – отвлек от размышлений крик Шеффера. – Доблестные тибетские воины берутся сопровождать нас в столицу. Чему мы безгранично рады, не правда ли?
Ответили господа нестройно, но с великим облегчением. Вскоре столица Тибета неспешно и важно выдвинулась из-за поворота. Сверкающие золотые купола, похожие на свернувшихся клубком змей, лоснились от холодного солнца – подходило время полудня. Где-то вдалеке запел металлический гонг и, словно подчиняясь этому сигналу, налетевший порыв ветра полностью развернул знамя Третьего Рейха. Чёрный паук в белом круге удовлетворённо расправил лапы над Гималаями.
Крыжановский продвинулся поближе к яку-знаменосцу и следующему за ним Эрнсту Шефферу.
– Интересно, кто сейчас правит во дворце? Всё ещё Панчен-лама или тибетцы уже отыскали приемника почившему Далай-ламе XIII – как-никак с момента его смерти минуло почти шесть лет?..
Шеффер не ответил, зато слышавший вопрос агпа гаденько захихикал:
– Да-да, Панчен-лама очень хотел править Тибетом, так хотел, что, несмотря на трусость, даже решил покинуть свою нору и вернуться, но… мечта осталась лишь мечтой – чуть больше года назад, возвращаясь из десятилетнего изгнания, Панчен-лама скончался на границе Тибета. В Лхасе сейчас распоряжается регент, а ламы тем временем пытаются отыскать новое воплощение Далай-ламы. Только бесполезное это занятие: Тринадцатый Далай-лама – последний в истории Тибета.
Завершив тираду, агпа вновь принялся с неприступным видом грызть палочку.
– О чём это он? – спросила подъехавшая Ева.
– Предание о последнем Далай-ламе, – пояснил Герман. – Сомнительное сочинение, содержащее пророчество, будто тринадцатый Далай-лама – последний властитель Страны-в-кольце-гор, а сама страна после его смерти должна прекратить своё существование.
Все посмотрели на агпу, и тот, довольный вниманием, приосанился в седле, оглядел всех грозно и издевательским стариковским голосом загнусавил:
– Нашу страну окружат предатели – скоро! Изменники окажутся среди нас! Победоносные Отец и Сын[89] сокрушены и пропадут без следа! Потеряны земли и власть наших Лакхангов[90] и монахи распяты у скитов наших учителей! Устройство государства, измысленное Тремя Владыками Дхармы, сгинуло в водах невежества. Собственность тибетцев – высоких и низких – отобрана, а людей не осталось – кругом одни рабы. Все живые существа влачат нескончаемые дни страданий. Так вижу я! И так будет!
Далее монах заговорил уже собственным голосом:
– Вот что сказал Далай-лама перед тем как уйти в Бардо. Разве есть мудрость в его словах? Должен был напутствовать, а он взялся устрашать своих последователей. А пугать следовало врагов! Но не волнуйтесь – нынешний правитель Тибета примет вас. Это Радэнский настоятель, вызванный из монастыря в Лхасу. Его зовут Квотухту, живет он в раю Авалокитешвары…
Герман не сразу сообразил, что дворец Далай-ламы назван в честь оного рая.
– …Да, он обязательно примет вас. Но для начала рекомендую купить расположение придворных. Это всего лишь люди… Так вышло, что исполняющий в этих местах обязанности бога временно отсутствует. Запомните: регенту – дорогие подарки, а его людям – золото и мелкие побрякушки. Сейчас я отведу вас к дому одного моего друга, после чего на время уйду. Когда в том появится надобность, мы снова встретимся.
Подумал и кивнул.
– Обязательно встретимся.
Дом друга являл собой феодальный замок в миниатюре. Обнесенная каменной, выше человеческого роста, оградой усадьба могла запросто выдержать долговременную осаду. За громоздкими деревянными воротами, в тяжелой арке с пилястрами, ржали кони и курились травы: запахи того и другого смешивались в довольно специфичный аромат. Слуги провели гостей в предназначенные для них покои. Крыжановский осмотрел комнату – всё точно так, как в дневниках средневековых путешественников, ничего не изменилось. Время на этом краю света встало. Яркий карниз под потолком, широкое незастекленное окно, низкая дверь. Устланный цветными кошмами песочный пол. В рисунке орнаментов повторяется свастика. Справа от окна толстая короткая колонна из дерева. На ней, словно икона, стоит танка с изображением грядущего будды – Майтрейи. Даже удивительно, что до сих пор так редко попадалось это лицо – ведь грядущая за смертью тринадцатого Далай-ламы эра, согласно преданиям, принадлежит именно Майтрейи – Гневному Будде.
Разобравшись с поклажей, профессор вышел в коридор и, пройдя немного, оказался в настоящей оружейной зале небольших размеров но, тем не менее, завораживающей. Там он надолго задержался у стен с пиками и клинками причудливых форм. Сильнее прочего, внимание приковал посох со стальным набалдашником, выполненным в форме головы змеи, чьи блестящие изумрудные глаза, казалось, провожают всякого входящего до самого порога.
За оружейной светлел небольшой внутренний двор с чередой дверей, ведущих в хозяйственные и жилые помещения. Туда, во двор, в ожидании хозяина стекались европейские гости. Вслед за Германом появились Фриц и Вилли, неся за ручки один из тех ящиков, что составляли багаж экспедиции.
– Итак, подарки, – деловито изрёк Шеффер. – Думаю, доставать их самое время. Гауптшарфюрер, распакуйте, если вас не затруднит.
Сигрид Унгефух потянулся к висящему на поясе кинжалу в богатых кожаных ножнах и обнажил клинок. Герману бросилась в глаза гравировка на тусклом металле: "In herzlicher Kameradschaft, H. Himmler[91]". Несколькими ловкими движениями эсэсовец вскрыл ящик и принялся извлекать из него завёрнутые в бумагу предметы.