Страница 5 из 12
- Везёт же мне... - пошевелив пальцами под повязкой пробормотал я. Потом, переведя взгляд на следы в бетоне, оставленные левой ладонью, повторил: - Везёт...
Ответ пришёл неожиданно:
- Да, но ведь ты помнишь, что везение не может длиться вечно? Рано или поздно белая полоса закончится... или же ты наивно полагаешь, что идёшь по чёрной?.. Тогда я могу тебе только посочувствовать...
Резко обернувшись на голос, я выхватил нож, щелчком ступора высвобождая лезвие.
Но тут же расслабился, увидев, с кем имею дело. Рукоятка, вновь уместив в себе острое жало, вернулась на крепление ремня.
Верхушка здания, где я сейчас стоял, раньше, по-видимому, была одним из этажей - парочка стен сохранилась, до сих пор подпирая несуществующий потолок. Они представляли жалкое зрение, напоминая своим видом зубы столетней старухи, обглоданными, выщербленными столбами возвышаясь метра на полтора. На одном из таких постаментов, закинув ногу на ногу, и восседал он.
Невысокий, пониже меня. Потускневшие засаленные волосы всклокочены - торчат в разные стороны. Одежда потрёпана, свисает с тела грязными лохмотьями. Погнутая оправа очков с потрескавшимися линзами не скрывает холодный, презрительный взгляд.
А на месте солнечного сплетения - небольшая, с кулак, сквозная дыра.
- Сгинь.
Как можно больше равнодушия к происходящему. И властность в голос. Спокойствие... только так, и никак иначе.
- О-о, да мы, кажется, перестали узнавать старых друзей, а? - подросток ловко, прямо как при жизни, соскочил со своей трибуны, опёрся рукой на стену, глядя на меня поверх очков. - Это же так соответствует имиджу... хм, ты же помнишь свой имидж?
Отвернувшись, я молча попытался сосредоточиться на окружающем пейзаже. Но всё, абсолютно всё напоминало мне тот день. Тот час. Тот миг. Взгляд будто магнитом притягивало к нежеланному визитёру.
- Молчишь, значит... ну и правильно. Такие как ты должны молчать. Так что говорить буду я... на чём там остановился?.. А, точно, что когда-нибудь твоё везение кончится, точно-точно... Ты же видишь меня, да? Так вот, тогда твоё везение победило моё. Ты быль слишком везучим для меня. Однако что, если ты встретишь кого-нибудь, удачливей тебя, а? Или, растратив своё везение попусту, вот так вот просто рухнешь с высоты?
Парень, замолчав, подошёл к бездне, заглянул за край.
- Но давай вернёмся к имиджу... ты что ещё себе не придумал? Ну так давай, помогу. К примеру... мм... "бьющий в спину". А что, тебе подходит!
И тут я не выдержал. Гнев, копившийся внутри всё это время, выплеснулся неудержимым ураганом ярости. В следующую секунду обтянутый перчаткой кулак, беспрепятственно миновав тело задиры, с грохотом пробил трухлявую стену позади него. Она, до того державшаяся, видимо, лишь на добром слове, медленно осыпалась грудой осколков.
Ну что ж, как я и предполагал. Всё окончательно встало на свои места - мёртвые не воскресают.
- Хо, не в бровь, а в глаз, верно? Ну а что ты скажешь на...
- Заткнись, - тихо и злобно прохрипел я. - А, впрочем, что я с тобой разговариваю-то вообще?! Прекрасно ведь понимаю, что ты не тот, за кого себя выдаешь...
Сочтя разговор окончательно исчерпанным, я быстрым шагом отошёл в сторону. Руки, покрытые ледяной испариной мелко дрожали. Нет, нет, только вот глюков мне для счастливой жизни не хватало! Господи, да что же происходит с этим миром?! А со мной?! Казалось бы - вот оно, дно Тартараров, но нет - каждый день не обходится без сюрприза, каждый день бездна откладывает момент приземления...
За спиной раздались тихие шаги, приблизились настолько, что я, казалось, почувствовал на затылке ледяное дыхание. Приблизились и остановились.
По крайне мере пока он бестелесен, так что и опасность представляет чисто моральную. Хм, а почему я вообще решил, что это мои гаечки за шестерёнки заехали? Той памятной всем выжившим ночкой много чего появилось... нового. Почему бы моему визитёру не быть частичкой этого нового?.. А, впрочем, с чего я решил, что...
Длинные, могильно-холодные пальцы мёртвой хваткой вцепились в правое плечо.
...что глюки хуже отродья катастрофы?!
Замерев, не в силах от ужаса дернуть хоть мизинцем, я безмолвно разевал рот, самому себе напоминая выброшенную на берег рыбу. Все суеверные, а частью даже оккультные страхи, сдерживаемые плотиной здравого смысла, прорвались, бурными потоками растеклись по телу, сковав его почище горячечной рубахи. Перед глазами виртуальными окошками раскрылись все полузабытые кошмары детства, столь тщательно упакованные в уголке сознания и, казалось, давно поверженные. Вдруг мир качнулся, и мне охватил странный дурманный покой, смешанный с холодом, расползавшимся по правому боку.
Зачем-то, по непонятной тогда причине, скосив глаза к плечу, я увидел бледную кисть, неожиданно напомнившую усевшегося паука. От этой мысли по телу пронеслась волна такого отвращения, что я, вздрогнув, из последних сил дёрнулся, скидывая губительный плен оцепенения, неловко кувыркнулся влево, выдираясь из ледяной хватки...
Мир двоился и плыл. Спина, слегка ушибленная при неудачном приземлении, тихо постанывала; воздух пылал, жаркими потоками огня врываясь в окоченевшие лёгкие. Голова словно бы висела в тумане, отдельно от тела, почти его не ощущая.
- Ну что, теперь ты окончательно готов к серьёзному разговору?
С трудом, всем корпусом, развернувшись на голос, я едва узнал в стоящей передо мной фигуре погибшего знакомого. Мир вокруг, и без того унылый и мрачный, казалось, вовсе выцвел, расплылся, потерял резкость и контрастность. И тем ярче выделялось на этом фоне громадный, затмивший полнеба чёткий тёмный силуэт, отдалённо напоминающий человека.
Он говорил ещё что-то, и говорил много, но я так и не смог разобрать что именно - следом за цветами и звуки потускнели, истаяли, растянулись в неумолчный, сводящий с ума своей заунывность вой. Не в силах больше стоять, я упал на колени, а затем и вовсе уткнулся лицом в бетон. Не знаю, сколько продолжалась эта мракобесия, не знаю. Может быть какие-то доли секунды, однако мне они показались вечностью. Вечностью падения в бездну, куда глубже той, что уготована нашему бедному миру. Вечностью... вечностью без границ, без начала и без конца.
Неожиданно всё стихло.
Мир оставался всё таким же серым, однако вой, сквозь который я уже начинал слышать отдалённый бой барабанов, исчез без следа, оставив за собой лишь звонкую тишину. Я наслаждался ею, забыв обо всём на свете, наслаждался, как радуется неге отдыха усталый путник после продолжительного похода, укладываясь в мягкие перины. Удивительное, неповторимое чувство.
Вдруг что-то мягкое коснулось щеки, потёрлось об неё, муркнуло. Повернув голову набок, я уткнулся носом в пушистый мех. Сверху вниз на меня смотрели пронзительные, удивительно яркие золотые глаза. Весь мир был вокруг меня, но он был тих, нем и бесцветен. Казалось, что всё окружающее я могу разглядеть в этих склонившихся надо мной щелевидных агатах, обрамленных тончащей работы золотой оправой.
Счёт времени всё ещё не вернулся ко мне, и я не могу сказать, сколько мы его вот так вот провели, внимательно вглядываясь друг в друга. Ощущение окружающего постепенно, не сразу возвращалось ко мне - засвистал в ушах порывистый ветер, тени налились синеватыми оттенками, тучи - буроватыми. Всё вернулось на круги своя.
Он, как и прежде, сидел на одинокой бетонной колонне, вновь приняв образ убитого паренька. Разбитые линзы очков дробили свет, пробивавшийся сквозь полог туч, искрились. Слипшиеся от пота волосы едва-едва колебались под порывами ветра.
- Очень жаль, дорогой мой друг, нам с тобой помешали побеседовать по душам. Но не думай, что на этом всё закончится, нет! Жди, мой дорогой друг, однажды мы всласть наговоримся...
И пропал. Исчез, будто растворился в воздухе.
Я сел, порывисто прижал к себе Скота, бормоча что-то непонятное даже самому себе. Наверное, это были слова благодарности, но точно утверждать не берусь. Из глаз, прямо на шёрстку, медленно катились слёзы. Кот, на удивление спокойно восприняв мои посягательства, громко мурчал. Спасибо тебе, Скотинка, спасибо...