Химерион

Слуги волоком тянули саркофаги гостей из склепов подземных, а музыканты извлекли странные звуки, от чего мумии пустились в пляс чудной, размахивая пыльным тряпьем своего убранства посмертного. Гремели кости, бывало и черепа катались полом под смех и топот захмелевших гостей, они не ведали, что творили им все потеха. Ведьмы на метлах, а кто и так на блюде кружили под расписным потолком, оглашая все визгом и воплем. Колдуны драли молодок, коль пошла такая свадьба, лишь бессмертные бесстрастно таращились на эту возню подле их стола. Слуги приволокли в цепях разного рода животину уродливую с которой вся эта дрянная свора затеяла сношения противоестественные роду человеческому, а вино знай, подливали холопские руки, да блюда успевали менять, то и дело, бесовским зельем приправляя их. Я уже и не различал гостей в лица, все они обернулись в сплошь бесформенное месиво из плоти, латаное-перелатаное, измазанное в крови, визгливое, шаром катавшееся по полу, ураганом сметающее все со столов. Поднявшись в который раз на непослушные ноги, я доковылял к невесте, улыбнулся, как мог, высморкался в скатерть парчовую, харкнул на стол, магистр и бровью не повел, словно не было меня тут. - Госпожа, как вы находите это веселье? Тут подскочил какой-то малый, и я кулаком прошелся ему по морде, напоследок отвесив, пинка. - Я лично нахожу это все чертовски забавным, форменным сумасшествием без капли рассудка. - Тогда чего же ты здесь? Ступай, твоя лоскутная королева заждалась своего принца - сказал магистр. - Погоди властитель не торопи время. Свою свадьбу я успею отыграть с музыкой, дозволь попировать гостю сполна. Я снова посмотрел на невесту, и стало так жалко девку, что хоть бери нож да коли этого поганца в сердце черное. - Хотелось бы все-таки знать мнение новой королевы, довольна ли она? Люб ли ты ей? - колдун глянул зло в мою сторону. - Знай, место свое пьяная морда - пригрозил он. - Быть может я и морда, ко всему еще пьяная, но кто вы грозный мессир? Да я угловат и несовершенен в своем человеческом обличии, но пред ликом вашего бессмертия я кажусь озорным богом, преисполненным одних абсолютов с достоинствами, что сила ваша, капля. Она упадет в море небытия, круги разойдутся и всего лишь. А море то это, состоит из подобных мне, может даже вот этих безобразников и прихлебателей, что вы думаете по этому поводу мессир? - Ты пьян собака и смешон - Оскорбление, увы, не ответ на вопрос. Тем более я отчетливо осознаю, что пьян подобно кому-то. Я жду ответа постигший тайны магии и мирозданья? - А совладает твой умишко жалкий с теми словами, если они прозвучат? - усмехнувшись, ответил колдун. - Как знать магистр, но, по крайней мере, мои уши услышат, и надеюсь, не отвалятся после заодно с языком. Опять подскочил тот самый малый уже не один и в яростном гневе, мне подбили глаз и расквасили нос, я не долго томился в сомненьях и, прихватив кувшин поувесистей, дал гонять чертей по залу. Завязалась славная драка, грозившая перерасти в настоящую свалку, но все нарушил леденящий кровь крик ужаса. Даже в этом аду присутствует страх перед смертью.

Крик распался на множество осколков эха, рухнули со звоном зеркала, люстры, канделябры, все замерли в испуге, поглядывая на двери. Я отбросил кувшин, злорадно растянувшись в ухмылке, подошел к бессмертным. - Интересно, кто это пожаловал, гость незваный да лютый, иль королевна моя выказывает свое нетерпение? Магистр молчал, я подмигнул невесте, прочтя впервые за все это время полыхнувшую живую искру надежды. - Что ж, человек я не мучимый гордыней, отворю гостю дверь, а то совсем он осерчает, обиду злую затаит - и пошатываясь, направился к двери, а у самого пятки стыли. То, что находится там, навряд ли увидит во мне друга, оно скорбит о цветке, оно ослеплено горем и яростью, оно будет убивать и крушить. Пятки покрылись ледяною коркою, у двери я совсем оробел, и быть может, порядком струхнул. Была, не была и так всю жизнь, судьба мечется игральными костями, сейчас тот момент. Я взялся за ручку и потянул на себя дверь. Там было утро, холодная предрассветная мгла, багровые камни и ничего ужасного, что наводняло прежние сумерки, да скулил жалобно пес у стены. - Ох ... ничего себе! Как чуден новый мир - вырвалось у меня, повернувшись к гостям, я остолбенел. Позади кучки перепуганных колдунов возвышался исполин в окровавленных доспехах, в стальных лапищах он сжимал громадный зазубренный топор, приготовившись нанести последний удар. Я так и сел у двери, вытаращившись на все это минутой застывшее, слова вырвались сами собой - Уноси ноги невенчанная! - и девка стрелой метнулась ко мне. Засвистел топор, срезавший пышную фату да косы, бессмертие разлетелось черепками обожженной глины, рассыпавшись по полу, из-под забрала донесся глухой рык - Цве-тоо-о-к! а топор знай, свое дело, крошил, кромсал все в ужасе снующее подле ног. Палач бесновался, и никакое колдовство не возымело силы над ним. Рушились стены, летела ошметьями плоть, ручьями растекалась кровь. Я чувствовал незримое присутствие еще одной не частой гостьи в этих стенах, имя ей было смерть. Девка добралась до дверей и вцепилась в меня намертво. - Чего скулишь дурачина лохматая! Свободен же теперь, бежать надобно, покуда зверь этот до нас не добрался - крикнул я псу и тот, вскочив, вовсю пасть возрадовался. - Дело сделано бродяга, свою скорбь я выплакал. Долг исполнен - и мы помчались со всех ног.

Лучи восходящего солнца добрались и до палача. Доспехи стали плавиться, исходя в черный дым, и вскоре он исчез среди пролитых лучей солнца. Правду сказать мы не были тому свидетелями, наша память лишь сохранила предсмертный рык-стон, чудище печалилось о погибшем цветке, очень уж жалостливо. Даже у меня кольнуло в груди, но что поделать, зло погубило зло, а в сказках это самый подходящий финал, тем более на добрых героях, ни царапины. Что до страданий злодеев, люду, терзаемому ими в прежние времена или сейчас, честно говоря, глубоко наплевать, а мораль извлекайте сами.

Меж тем быв свидетелями такого чудесного избавления, причем наиживейшими из живых, я признаюсь честно, радовались этому спасению, только мы с псом. Вообще-то женская натура или природа может быть познана разумом, но до конца никогда не останется разгаданной и спутница наша ближе к вечеру окончательно надула губы и на расспросы в чем беда приключилась, знай, огрызалась. Лохмач хоть и был псом, что ему до причуд и тонкостей женского характера, а верно подметил, шепнув на ухо - По пустяку осерчала, а выведаем эту причину, глаголю пилигрим, со смеху попадаем. Дулась девка порядком немало, а в конец видно ее злоба и разобрала, началось тут пиление и сверление мозга. Слушать подобный вздор без смеха не представлялось делом возможным, косы, ей утерянные, жалко стало, мол, знак не добрый и все тут, жизнь псу под хвост. Лохмач катался от хохоту. - Да краса девица, замуж тебе срок подошел. Ох, и будешь ты мужику своему плешь проедать и детишек тебе непоседливых ораву надобно, чтоб ни минуты покоя, иначе беда. Пес чихнул - Эк горе, косы потеряла, так жива на воле, ветром дышишь. Домой возвернешься. Родным, какая радость, да и жених верно имеется. - Помалкивай грамотей блохастый, мое дело, о чем горевать, а о чем радоваться. Кто ж я теперь? Ишь, как изверг тот обкорнал, едва головы не лишилась, а магистр очень даже интересный мужчина был - и она чуть не разревелась. - Э, милая погоди, погоди, это что получается? - А то! - девка состроила кислую мину. - Нет мне надобности домой возвращаться. - А как же отец да мать? - недоумевая, спросил я. - А вот так, нет их и точка, сирота я царского роду. - Ну а добрый молодец с кровью горячей, кто ж он тебе? - Суженый, которому трон надобен, он то на все пойдет, а моя жизнь пиши, пропала. Упекут в монастырь и сказке конец. - Ну, это понятно, а про косы чего печалишься? - спросил ее. - Отстанешь ты со своими вопросами? - передразнила она. - Ладно, заметано. Если в косах вся беда, то пусть. Видно создатель имел особый замысел, когда задумал ваше племя, как-нибудь на досуге надобно обстоятельно обдумать данную проблему. Сердится, ты прекращай, отрастут твои косы и году не минет - пес тоже был согласен с моими словами, а далее шагать стало куда легче, чем прежде.