Страница 22 из 25
Шли в тронную залу мы тем же путем, и снова на той картине поджидал здоровяк в шрамах - Слышь, паря, мы осилим, так и передай - я кивнул в ответ. Слуга остановился, что-то шепнул изображению на ухо, и там опять началась бойня. Тем временем где-то в предгорных лесах среди утреннего тумана возникла тень, метнувшаяся к заветному камню, и не вышла еще та секунда, когда тишину утренних сумерек разорвал могучий рев чудища, да такой что дрогнули стены крепости. Меж тем тень стремительно проследовала к форту, сметая все преграды на своем пути. Рухнула северная башня и заодно часть стены, клубы пыли скрыли конюшни, чудовище шло по нашему следу в горы и сторонились все той тропы, все те, кто учуял идущее зло по ней. Остался узкий потайной коридор и вот глаза ослепил яркий свет. Слышен был гул множества голосов, играла музыка, я вышел в свет к здешнему бомонду, а колдовской братии тут было тьма тьмущая. Всяких мастей и рангов, пышущих молодостью и червем изъеденными, призрачные да в соку и плоти, бессмертные же сразу выделялись в этой шумной пестрой толпе. Держались они особняком, но вполне приветливо, сразу было видно кто тут барин и чей это дом. Кто-то одернул меня за рукав, я обернулся и обмер, при всем моем уважении к божиим старушкам, но сия карга молью точеная, вознамерилась облобызать меня в сами десна, на выручку пришел сутанник - Остынь кровь горячая, он лоскутной дарен. Старуха шарахнулась в сторону, затерявшись среди толпы, по которой прошел ропот недобрый. Вот так я стал гостем особым, и если бы мне вздумалось пинком встряхнуть зад некоего важного чернокнижника иль ведьмы, ровным счетом ничего б не произошло, сошло б за глупую шалость. Ощутив сполна, всю важность своей персоны я чинно прогуливался по залу ожидая начала торжеств.
Выбрав подходящее место для познавательного обзора, я, неспешно потягивая винцо, стал рассматривать здешнюю публику, однако же, приметив, что их не богоугодное ремесло натирает одни и теж самые мозоли в глазах да на лицах. Вот, к примеру, эта смешливая брюнетка, на первый взгляд сама невинность ни следа порока и страстей. Меж тем взгляд красноречиво свидетельствует о бесах, сидящих в злой и черной душе, как губки эти на едва уловимый миг искажает судорожная гримаса злорадства и лицо сатанеет, это уже маска смерти. Пример дугой, чета пожилая ведьма с ведьмаком под руку, вся их жизнь душегубов мерзких въелась клеймом в лица, выжгла их, вывернула наизнанку, разъела до кости, превратив в отвратительные маски тошнотворного уродства которое не скроешь за дородным окладом и румянами. Превеликое множество подобного сброда на данный момент набилось в тронную залу, со всех уголков этого мира. Сейчас они томились в ожидании угощений с увеселениями, меж собою хвалясь в дьявольском коварстве своих грязных проделок. Кто да как кого со свету сжил, где с бесами знакомство свели, на чьих хлебах морды отъедают, одним словом злыдни, а люди их с неведения кровным кормят. Души почем зря продают, к вожделенному слепо тянутся, а видят фигу и шиш, после цену понимают, бывает, что в лапте на босу ногу счастья больше, нежели в каменьях и злате.
Музыка стихла, и в центр зала вышло ряженое скоморохом существо с жезлом в руке. Настала гробовая тишина, он поднял руку, растопырил пальцы, затем сжал кулак, словно собрал все лишние звуки. Его сумеречное преподобие, магистр ордена! - и зал взорвался восклицаниями, грянул торжественный марш. В окружении мраколикой свиты появился магистр, в пурпурной мантии увенчанный короной дороговизны небывалой и не под царские головы видно сделанной, что ни говори, а он тут бог заправила. Толпа на миг стихла, ударяясь в поклоны, каждый норовил приложиться к стопам бессмертия и получить намек на оное, а магистр шествовал, словно средь поля травы сорной. Горд, величав, богоподобный, по крайней мере, так он держался. Самоуверенный всегда в шаге от срама прилюдного, высокомерный более близок к паденью, нежели тот человек на краю бездны, властный всегда рука об руку с бессильем. Зачастую, чтоб узреть это, понадобится не вся твоя жизнь, а лишь усердие натирающего полы и немного рассеянности. Я допил вино и стал высматривать невесту, да и проголодался порядком, хоть и имелось крохотное сомненьице на уме, чем будут потчевать здешние хлебосолы, но надежда на стол горкой была велика и неистребима. Магистр остановился, осмотрел важно толпу. - Где ж гость наш званый, единственный человек со стороны в обществе столь тайном, что смертным ходу в него нет? Слова стихли, и вот ваш покорный слуга во второй раз оказался в центре всеобщего внимания. Я здесь ваше высочество - отвесив поклон, я направился к магистру. - Что ж, хорош, коли, сыт и отмыт, да одежка по тебе. Поди, не холоп, не бродяга право на барина стал похож - магистр расхохотался и остальные заодно с ним, после он резко стукнул посохом и все стихло. Прошу к столам. Невеста, поди, заждалась, да и вы честное собрание извелись в догадках какова избранница моя. Зал одобрительно загудел, так собственно и начался сей кровавый пир, впоследствии ставший страшной историей, а после легендой, мифом и всякой прочей седой былью.
Припомнилось дорогою мне одно высказывание, может и глупое, но к месту - Если приговорен, тогда делай что вздумается - с тем я и уселся на свое место супротив жениха. Только разлито было вино в кубки, как вывели невесту чуть живую, бледную при смерти. Девице свет белый трауром покрылся, она и меня то едва признала, чуть кивнув головой, а радости в лице ни капельки, все замогильное, холодное, тленом веющее. Залпом, осушив кубок, стал я требовать слова, по здешним законам поступок крайне неразумный, но с покровительства лоскутной мне все дозволялось, значит пей, гуляй меры не знай. - Дозвольте магистр мне подарок вам преподнести в день такой праздничный. Человек как вы знаете, я не богатый, и живу тем, чем дышу - гости прыснули со смеху. - Но все, же не с пустыми руками я пришел - я снял с пояса мешочек с лепестком. - Дарю я вам молодые загадку и совет один. Раскрыв этот мешочек, ты останешься в том же неведении, если он и останется таковым, как есть сейчас. Совет же мой такой, имейте терпение и подождите не много, а когда наступит час тот и тайна эта, сама собою раскроется, тогда вы сумеете осознать, дорог ли мой подарок и по вашему ли он величию. Магистр поднялся, велев всем молчать - Правду сказывал сутанник, не читаемый ты человек. Душа твоя для многих глаз закрыта, и судьба растворена в сотнях дорог. Видно прежде времени я тебя отблагодарил и есть опасение, что щедро очень - и снова зал наполнился хохотом, меж тем он принял подарок, а я укрепился во мнении, что не далек тот час, когда придется хохотать мне не щадя живота.
Закипело застолье речами да тостами, которые можно отнести к пожеланиям во здравие, на счастье и прочее. Правда я не сведущ в шабашах колдовских и что там болтают для меня обыкновенная абракадабра, так, что дословно пересказать услышанное в данных чертогах я не смогу, но во здравие и далее. Кушанья коими здесь потчевали не для кишок человеческих, средь таких диковинных изысков сухарь черствый во стократ вкусней окажется, нежели вся эта омерзительная стряпня. Признаться честно из еды приличной оставалось вино его, и вкушал без меры. Подали гадюк с жабьей икрой да червей в слизи с жучьем могильным, зашумели столы одобрением, и гости принялись уплетать сию мерзость за обе щеки, только лапки хрустели. Подавали и волчье мясо на крови, да супец с гиеньей требухой, соуса кровавые подливою шли на жаркое из василисков и горгулий, салаты мандрагоровые с беленой да чертополохом, макова роса с цветами лотоса. Вдоволь было всякой всячины да съестного шиш, ни яблочка наливного, ни грозди виноградной. Выпивал я часто и по многу, что язык без меры развязался, да стал хамить медведем. То локтем кому в бок, то ногою по колену, бывало, и чхал, носу платком не прикрыв, вообщем невеждою и лаптем прослыл я. Невеста дивилась с моих выходок, а гости меж тем, надо заметить и не примечали недостойного поведения, потому как сами свиньям уподобились. Случалось мордой своей и салатец пышный примнут, а некоторые, сбросив одежды, без стыда голышом айда на столы и ну срамом вертеть под музыку ядовитую, дурманом околдовывающую, не свадьба достойная, а вертеп и шабаш. Бесстыдство и вседозволенность всегда грозят перерасти в нечто не приемлемое и омерзительное, в грязную свалку оргии, где тебе для спасения надобно пить безостановочно, дабы все расплывалось иллюзорностью в глазах. Тут и похотливый распутник счел бы себя добродетельным праведником, жениха же все творимое забавляло. За столом я горланил похабщину несусветную, под столом рвало желчью и отвращением. Время шаткое подобно полу уходило из-под ног, да лицо постоянно встречалось с мерзкой закуской, а все только начиналось. Они входили во вкус, приближаясь к кульминации данного праздника, все еще впереди, на подходе, только шаг и разыграется такое, от чего содрогнутся своды этой бездны.