Химерион

Вот значит, где они жируют! - раздался голос и лихой удалец на гнедом коне, вынув меч булатный, рванул с места во весь опор. Ветер вмиг скомкал его клич боевой, превратив в рыбий шепот. Блеснули золоченые шпоры, вонзившиеся в бока коня, блеснул яростно меч из стали булатной и витязь этот, таки сошелся с молнией. Раз резануло слух громовым раскатом, два, прокатилась мелкая дрожь. Змеей огненной сползла молния, сжала слепящие кольца, рассыпалась миллионами искр зло шипящих. Снова загрохотало, бабахнуло, всколыхнув округу, и стеной обрушился дождь. Конь, обезумевший от чертовой пляски бури, потерявший седока, весь в мыле с обугленной гривой, пронеся мимо. Его далее гнал ветер, крутил волчком и задувал в уши ужас змеиного шипения. Он забавлялся, мучая несчастную животину, загоняя в силки смерти. После она прибрала свое добро. Взметнулась фонтаном кровь, затрещали кости, струнами лопнули жилы да глаз с поволокой бессмысленно уставился в кровавую лужу. Мудрая с избытком яда гадина, облюбовав еще не остывшую, кипучую голову коня, извиваясь пестрой лентой, вползла в раскрытый рот с запекшейся кровью. Она нашла свое гнездо, чтоб после породить логово.

Гроза стихла, оставив после дрожащие оспы луж чистым полем, коленопреклоненный лес и жертвенные выводки умерщвленного буйным разгулом зверья. Был там и мертвец, на положенном ему месте, подле шмата обугленной землицы с рваным шрамом от молнии. Дымили некогда дорогие сапоги, чернели в луже бренные кости. Обугленный череп с лопнувшими на выкате глазами, да тускло поблескивающие брызги оплавленного меча. Молва еще не сотворила борца, мученика, героя, не лицезрел его и я. Зачастую герой, это дурак встретивший молнию, в этом и состоит горькая суть подвига, без которого, как без испуганного коня мчащегося галопом и седоку невдомек, что дело это не к месту и не ко времени. Духи же лишь потешаются, меняя позиции двух последних величин, а до дураков им нет интереса.

Думал, знакомство свести казалось с непосредственным человеком, ан в луже по маковку оказался, выпученными глазами, безучастно дырявя пространство, изрытое угомонившейся стихией, оставившей пьянящий озон и кровавый алтарь насыщенный жертвенной плотью. Дело за малым, что прошло с тем и ушло, а так дорога в короткий миг обозначилась, выведенная блеснувшим лучом солнца. Все ж в северную сторону, как советовал нелюдим. Посреди любой лужи многого не высидишь, кроме следующей грозы и дурака в коего обязательно превратишься.

Ночи и дни до неузнаваемости перемешались, а ноги сами шли, зная лишь жжение пяток и усталость что телу сопутственна. Я может и говорил что, да так ради забывчивости или забываясь во сне, но там тоже воцарилась ворчливая путаница без начала и конца, в шепоте множества голосов одного единственного моего языка. Конца и края не было среди тянущейся нитью бесконечности, но когда останавливался, доставала мысль, что заплутал в паутине, что середина первого и последнего немного левее, а может быть впереди по праву руку. Сердце пошаливало, и чем чаще прикладывался к вину, тем более креп в решении вообще остановиться и сказать. Следует выпить - что незамедлительно делал по многу раз и солнце, а может не наша серо-тускловатая стальная звезда у кромки горизонта, не пылала пламенем. Я всматривался без боязни вдаль, замечая только это затухающее бледное пятно лишенное привычного глазу величия. Его ничто не связывало с этой землей. Временами казалось, что все видимое лежит в одной плоскости, даже эхо, приняв разбег, звенит натянутой струной, это походило на едва живую картину, созданную из мела, пепла, пыли. Неважнецки загрунтованную на скверном холсте с проросшим местами бурым мхом. Если и живет тут кто, то вероятней у тех громадных валунов и есть такая смутная догадка, что пьет он по-черному и беспробудно настой горькой полыни, жует грибы сырые, бредит крамольными речами, не жалует гостей незваных. Смерть и ту выставил вон.

Приблизившись хоть к чему-то видимому в этом плоском пространстве, я сделал один неясный для себя вывод - Необязательно прийти туда, где нет смысла находиться. Камни оказались окаменелой кладкой громадных яиц, за которой обнаружилась темная яма, оттуда несло сыростью. Вскоре выполз и здешний абориген, немытый в драных лохмотьях и, не произнеся слов добрых преградил мне путь. Абсолютно бессмысленный, отрешенный взгляд остановился на моих пожитках и в этих глазах ничего не читалось. Правда не хватает огня? - он, то ли спросил, то ли так сказал и я не нашелся с ответом, потому что здесь, на мое мнение многого недоставало. Вот, во времена драконов, огня было, во все чисто поле и солнцу перепадало. Пылало оно не хуже монеты червоно золото - незнакомец тоскливо глянул на то самое серое пятно, замершее в срединной точке. Пылал край, цвел благодатями. Кабы знать все наперед и ждал бы иначе. Драконы то неспроста облюбовали здешние места, чутье их никогда не обманывало, потому как древний народ они, поди, от самого солнцесотворения. О людях такого не скажешь - он замолчал, снова безучастно глянув в мою сторону. Огня не хватает.

Я подошел к овальным окаменелостям, прикоснулся рукой, провел ладонью по гладкой поверхности. Это последняя кладка. Там в центре их королева, в ней еще теплится огонь, а я устал ждать. Мучительно это. Каждый раз оберегать мертвое, предчувствуя силу биения сердца. Скорое рождение грядет. Я раздуваю угли в себе и тихо остываю в сырости мерзкой ямы моей души, а в ней еще не угасло пламя. Ты не бойся, прикоснись, королева живая, а они мертвый камень. Зачем тебе это? - спросил я. А разве прокаженным дано что-то другое? Грань меж жизнью и смертью, не та самая межа? Узкая полоска, на которой стоишь в ожидании судьбоносного шага. А так не сказать, что ты болен - он усмехнулся. Кто сказал, что я болен? Я незнакомец прокаженный. Значит не больной? - он непонимающе уставился на меня. Тебе какое дело? Пришел и слушай, что тебе говорят, а так иди своею дорогой, пока не поумнеешь. Я почувствовал себя довольно неловко, словно сболтнул лишнего, но в присутствии этого не в себе человека, ничего путного в голову не лезло. Он был сумасшедший.

Следуя за прокаженным, я подошел к самому большому яйцу в окаменелой кладке, прикоснулся и тут же одернул руку, оно было горячим. Я же говорил живая - хихикнув, сказал он. Королева. Матерь будущая. Чувствуешь ее огонь? - он вмиг изменился в лице, простота вошла в образ серьезного выражения идущих мыслей. Вот народится, тогда и посмотрим, окончена ли война, кто победитель? Что за война? - робко спросил я. Ты и впрямь дурак или чужестранец коли спрашиваешь о таком. Война меж людьми и драконами! - крикнул прокаженный. Настанет тот час, он всегда рядом и близок, как меч под рукой и тогда явлю я миру свое величие. Сойдусь в поединке с огнедышащей тварью, что пожирает мой мир и наречено мудрым существом. Люди еще прослышат обо мне и узнают, о зле, которое будет повержено. Пусть пока дремлет, я подожду, а после добуду эту голову - он расхохотался. Они узнают, я им еще покажу. Почему-то сейчас подумалось, что война, о которой он говорит, давным-давно окончилась и люди покинули здешние края. Но вот узреть сумасшедшего, которого сожрет дракон, при всей невероятности этой возможности, выглядело заманчиво. Дурака убитого молнией я видел, очень замечу познавательно, теперь вот не в своем уме человек намеревался продолжить войну.

Еды не проси. Вода для питья в любой луже. Поверь это лучше моих угощений, потому как трапезу свою скудную делю со смертью, а она сам понимаешь, всеядна, да и земля здешняя бедна на яства. Мхи серые, мхи бурые, дурман, полынь горькая, коренья визгливые и колодец с черною водой, что не съешь, иль выпьешь, потеряешься, на худой конец помрешь в бреду и горячке, сон с молитвою не в помощь тебе. Прокаженный исчез в яме, откуда послышалось его ворчание. Вскоре возникла грязная пятерня за ней лохматая голова. Вот есть жаба старая, уже и не квакает, только норовит на груди моей греться. Будешь? - спросив, он снова исчез в яме. Донеслось едва разборчивое бормотание, и появилась огромная коричневая жаба, ком подступил к моему горлу. Эти безжизненные два громадных глаза, не к месту, но все же, умоляли съесть ее. Ноги мои подкосились, и я прислонился к валуну королевы. Прокаженный вытолкнул жабу из ямы и выбрался сам, пнув существо ногой, он плотоядно облизнулся. Почти за честь земноводное, сейчас ты станешь трапезой двум знатным особам, которые проголодались. Прокаженный подмигнул, я предчувствовал неладное, но тут случилось непредвиденное.