Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 50



Разбойничий форпост

Только что перечитал все тетрадки дневника за год. Многое интересно, но много и бузы, а некоторые места читать просто стыдно самому. В будущем постараюсь записывать действительно серьезные и важные события, чтобы не портить зря бумаги. Тем более что предстоит такое серьезное и ответственное дело, как организация и проведение в жизнь форпоста юных пионеров.

Никпетож ушел и, по слухам, будет работать на фабриках как культработник, так что и посоветоваться будет не с кем, если что-нибудь случится затруднительное. Но я заметил, что стал гораздо серьезней, и понимаю, какая теперь лежит на мне ответственность. Во всяком случае, постараюсь оправдать доверие укома. В этом деле важней всего выяснить цели и задачи форпоста, и тогда сразу станут понятны пути, по которым нужно добиваться этих целей.

С Сильвой мы несколько расходимся по вопросу о форпосте, но это ничего не значит. Я так думаю, что сущность форпоста ясна из самого его названия. Никпетож мне объяснил, что «форпост» значит по-немецки: «передовое укрепление», «передовой пост». Чье передовое укрепление? Ясно, что партии и комсомола. Следовательно, форпост в школе первой ступени, где комсомольцев нет или очень мало, должен играть роль комсомольской или партийной ячейки, то есть направлять и влиять, в сущности, на всю работу школы. И идти впереди. И тут задачи важней, чем следить за ребятами, чтобы они ходили с утертыми носами, или чистили зубы, или уроки готовили. На это есть учкомы, санкомы и прочие школьные объединения. А форпост — это идейное руководство, а кроме того, нужно забрать в руки полное влияние над неорганизованными ребятами.

Но форпост хорош еще и тем, что позволяет влиять на шкрабов. Взять, например, хоть отметки. До сих пор некоторые из шкрабов ставят уды, нуды, вуды, а Людовика Карловна хотя и тайно, но продолжает ставить двойки, тройки и пятерки. Вообще Люкарка — личность безвредная; она очень толстая, добродушная; и не все ли равно, сколько она поставит за пение, — потому что пение предмет необязательный. Но важен принцип. Раз отметки уничтожены — никто не имеет права их ставить, хотя бы и тайно. А уды и нуды — это те же отметки.

Хорошо, что послезавтра начинаются занятия в школе; значит, все войдет в свою колею.

Занятия начались. Мы с Сильвой переписали всех пионеров как первой, так и второй ступени. Всего оказалось сорок восемь человек из разных отрядов. Первое собрание форпоста назначили на ближайшее воскресенье. Посоветовавшись в учкоме, мы с Сильвой решили форпостом называть все объединение школьных пионеров и из их среды выбрать Совет форпоста. А не так, как в семнадцатой школе (она недалеко от нас): там форпост избирается собранием всех пионеров. По нашему мнению, это неправильно. Будем делать по-своему.

Не успели начаться занятия, как некоторые девчата спешат проявить свой характер. В частности, Черная Зоя. Я ей неоднократно показывал свое равнодушие, но она не может успокоиться. Кроме того, пора кончить заниматься пустяками. Но ей неймется. Сегодня она пристала ко мне с поэтом Есениным. Ей очень нравится «Москва кабацкая» и потом еще и то стихотворение, где Есенин пишет: «В зеленый вечер под окном на рукаве своем повешусь…»

Я выразил свое мнение в таком виде:

— Есенин — типичный крестьянский поэт, попавший в город и не смогший осуществить свои мелкобуржуазные тенденции. Поэтому на нас он не должен влиять, поскольку мы настаиваем на диктатуре пролетариата. И стихи его — упадочные. Никпетож просвещал нас в том смысле, что Есенин — скорей поэт богемы и люмпен-пролетариата, но я с этим не согласен. Может быть, если считать, что богема есть мелкобуржуазное течение, тогда это так.

После этого Черная Зоя вдруг говорит:

— А я сама пишу стихи. Тебе было бы интересно послушать?

Я сказал ей, что не очень-то интересуюсь стихами, но послушаю. Тогда она прочла мне следующее:

Я взял у ней листок и стал разбирать стихи по косточкам. Главным образом меня здесь интересовала идеология.

— Прежде всего рабство отменено, — сказал я. — И даже всякие там нежные чувства не могут его воскресить. И если ты так чувствуешь, то это — не больше как пережиток прошлого, который тебе нужно вырвать с корнем. Во-вторых, в стихах замечается такая буза: серебристая прядь, которая вплелась в косы, — это, должно быть, надо понимать: седая? А какая же у тебя седая прядь? Если бы ты сравнила свои косы с гуталином, это еще было бы на что-то похоже…

— Да это — поэтическое преувеличение, гипербола, — перебила Черная Зоя.

— Ну, это не оправдание, нужно знать меру и в преувеличениях, — ответил я важно. — А то — черт знает что можно написать; например: что у тебя в груди волнуется океан, а ты по нему плывешь на лодке… Потом, разве так бывает, что вчера ты любила одного, завтра — другого, а потом — опять первого?..

— Бывает, — не глядя на меня, ответила Зоя.



— Это — девчачьи бредни, по-моему. Да и рано тебе такие вещи писать…

— А тебе — не рано?

— Я и не пишу.

— Врешь, — горячо сказала Черная Зоя. — Сильфиде Дубининой писал, а мне читал, разве не помнишь? Я-то хорошо помню…

— Что ты мелешь, — с равнодушным видом сказал я. — Во-первых, там вовсе не про любовь было; а потом — при чем тут Сильва?

— Не ври, не ври, не ври, — зачастила Зоя. — И в глаза даже не можешь смотреть, потому что врешь. Я даже помню наизусть эти стихи: «Мне помнится весь разговор твой умный и наш контакт немой средь этой школы шумной». Как же не про любовь? Ага, покраснел, покраснел?

— Какая же любовь, если говорится про контакт? Это надо понимать в деловом смысле. И потом, ведь мы сейчас дискутируем про твои стихи, а не про мои. Если ты будешь приставать с моими стихами, то ну тебя к черту.

— Пожалуйста, прости, Костя, — сказала Зоя. — Я больше не буду. Какое все-таки твое окончательное мнение насчет этого стихотворения?

— Какое мнение? Ну, например, ты тут молишь бога. При чем бог? Я думал, из тебя все это давно испарилось. Я понимаю, если бы в стихотворении заключалась антирелигиозная пропаганда, а то — как раз наоборот. Кому такое стихотворение может принести пользу?

— Да ведь стихи пишутся вовсе не для пользы.

— Вот так так! А для чего же?

— Ну, чтобы выразить настроение, чувства там какие-нибудь.

— Этого я не понимаю. Напиши вот стихи с призывом вступить в пионеры. Тогда будет и польза и удовольствие. А в твоем — ни идеологии, что самое главное, ни пользы. Одним словом — не по существу.

Тогда Зоя выпучила глаза и стала смотреть на меня, не произнося ни единого слова. В общем, она была похожа на какого-то дурацкого рака. Я сначала ждал, что будет, а потом обозлился и говорю:

— Ну, чего уставила луполы?

Она продолжала молчать. Тогда я плюнул и ушел.