Страница 50 из 56
Мы сделали это. Сделали то, что должны были. Плюс разжились немалым количеством трофеев: ружьями, револьверами, грудой разномастных патронов и мутной бутылью довольно дрянного спиртного.
— Кстати, о своих силах, — прочитала мои мысли Алика. Она покачивалась в седле уже с некоторым напряжением — сказывалось отсутствие привычки. — Мы же сделали все по уговору, верно? Дали городу воду, подарили жизнь. Бескорыстный поступок, все без обмана. Что случится теперь?
— Честно говоря, — проворчал я, — я надеялся, что в тот же самый момент разверзнутся небеса, вниз прольется поток света и спустятся крепкие парни в белых сомбреро и ракетных ранцах, которые с песнями наденут на нас цветочные венки и заберут… ну, куда-нибудь. Согласен даже на мой родной мир, только бы не оставаться здесь. Но, по всей вероятности, этого пока не произошло. Ничего, будем ждать.
— Я согласна, — откликнулась девушка. Быстрыми движениями плеч она разминала себе шею — увлекательное зрелище. — Подождем. Не то, чтобы у нас были какие-то другие варианты. Может, прокатимся еще куда-нибудь, только через пару деньков? Моя мягкая слабая дерьер, прошу прощения за откровенность, сейчас жаждет одного — полежать на уютной кушетке, а не того что ты, наверное, подумал. Впрочем, к тому, о чем ты подумал, мы тоже можем вернуться. Чуточку позднее.
— Здравая идея.
Несколько минут мы продолжали путь в молчании. Солнце уже почти касалось горизонта, изрезанного черными в его красноватом свете горами.
— Однако, честно сказать… — я окинул озабоченным взглядом груду трофеев, навьюченных на третью, заводную лошадку, которую я беззастенчиво позаимствовал у покойного белого ковбоя, — Если мы будем продолжать работать в том же духе, нам определенно не помешал бы третий. Оруженосец или вроде того. Отчего бы нам не взять третьего, Алика? Может, эту твою Мишель из публичного дома?
Алика фыркнула.
— Вряд ли. Мишель зарабатывает за неделю столько, сколько нам не снилось и за год. И кстати, чтобы ты знал, Мишель — это он, а не она.
— Что?
— Люди бывают разные. И нравится им разное. И ведут они себя по-разному. Я знаю нескольких таких. Например, Мишель.
— Тьфу, черт!
— А что? — она поглядела на меня невинными, озорными глазами. — Это имеет какое-то значение?
— Чертовски верно, имеет!
— То есть, будь ты по-прежнему убежден, что он — женщина, ты бы ухаживал за «ней», говорил любезности, услужливо подносил бы зажженную спичку? А теперь будешь только плеваться и рычать «черт»?
— Тебе-то что с того?
— Мне? — она задумалась. — Нет, мне ровно ничего. Когда мне кто-нибудь нравится, я беру и укладываю его… или ее… себе в постель. Я в ладах с самой собой и не думаю долго, потому что знаю, что взаимная симпатия куда важнее каких-то там идиотских размышлений насчет «мальчик или девочка». Тот, кто не думает слишком много, живет дольше — и счастливее. Но я вижу, до чего тебя перекосило. Звучит неправильно, по-твоему?
— Да.
— Боже мой, до чего же ограниченное мышление. Из какой отсталой средневековой дыры ты выбрался, парень?
Я не ответил. Я внимательно смотрел вперед. Там, застилая низкие вечерние облака, тек по воздуху густой черный дым.
Горел город.
***
Часть 11
В том, что случилось, нельзя винить никого. Никого, кроме нас самих. Да и не в моем это характере — винить других людей за свои решения. Сами, все сами. В общем, мы решили въехать в город. Но только не сразу.
— Что это значит? — спросила Алика, прищуренными глазами наблюдая за дымными облаками, расплывающимися по оранжевому закатному небу. Голос у нее сделался напряженным.
— Если исключить версию, что кто-то из наших воняющих мочой и навозом друзей заснул в борделе с сигарой во рту, — задумчиво сказал я, — то остается предположить, что это хороводят парни, прибывшие в Роуэн-Хилл по мою душу.
— Ты не говорил, что за тобой погоня или что-то в этом роде.
— Потому что не предполагал, что они доберутся сюда так быстро, ждал их здесь минимум дня через два. Точнее, не ждал, собирался сдернуть задолго до этого. Да и вдобавок не думал, что ты сможешь мне помочь в этом вопросе, чего уж там.
— И до сих пор не думаешь?
Я внимательно рассмотрел ее, эту невысокую хрупкую девушку, которая за минувшие несколько часов принесла мне больше пользы, чем все остальные обитатели этого гиблого места, вместе взятые.
— Я бы предпочел, чтобы ты не ввязывалась в то, что случится здесь в совсем скором времени. Это не твоя драка, да и вряд ли нынешние парни будут похожи на простаков с запруды — это настоящие волкодавы, и биться они будут всерьез.
Алика подбоченилась.
— Это все?
— Мне бы не хотелось, чтобы с тобой что-то случилось, — сказал я честно.
— Ха! Вот это признание! Что случилось с суровым, как ковбойский ботинок, парнем, которому перерезать чужую глотку — словно куриное крылышко разгрызть? Или пробудилась твоя условно прекрасноликая душа?
— Ничего не случилось, да и душа по-прежнему спит вечным сном где-то на холодном заснеженном полюсе. Мы всегда скалим клыки внешнему миру. Просто потому, что он внешний, и значит, чужой. Но наша жизнь состоит не только из мерзкого стального оскала. Есть еще и то, что находится внутри. Свое. Родное.