Дон Хуан

— Дать тебе стимул. Говори, где я могу найти этих щедрых людей.

— Будь я проклят, если скажу. Сначала я думал, что вы джентльмен в поисках средств для продления своего скромного существования, но теперь вижу, что судьба свела меня с диким зверем, готовым выстрелить в беззащитного человека за решеткой из-за жалкого фургона с оружием.

— Чертовски точно подмечено. Пожалуй, всажу тебе пулю в ногу. Да.

— Стойте! Истекающий кровью и поминутно теряющий сознание я не принесу вам никакой пользы. Просто откройте клетку, и я расскажу все, что знаю.

— Где ключ?

— Понятия не имею.

— Вот как? Ничего, у меня есть способ получше. Динамитная шашка — каково? Похоже, этот городок стоит на неисчерпаемых залежах динамита! Думаю, его здесь используют и как средство оплаты, и как приправу в суп.

— Остановитесь же, черт возьми! Наверняка ключ где-то в комнате шерифа!

— Уже лучше. Никуда не уходи, парень.

Скользкий Бат прав, ключ от его камеры оказывается у мертвого шерифа Мердока в кармане, и через минуту малость заляпанный кровью замок недовольно щелкает и с лязгом открывает ржавую решетчатую дверь.

— Итак, уважаемый… — беглый коммивояжер сразу почувствовал себя увереннее. — Кстати, вы ведь так и не представились.

— Хуан.

— Разумеется. Как же еще? Итак, дон Хуан, вот моя часть сделки: я поеду с вами к местонахождению фургона и назову людей, с которыми нужно будет связаться после переправки оружия и амуниции. Сделка стоит тысячу долларов лично вам и небольшой, буквально микроскопический процент мне. По рукам?

— Я думал, твои люди переправят все сами, и им нужно только мое сопровождение.

— Нет, черт побери — если бы они могли справиться сами, зачем бы вы им вообще понадобились? Нет, оружие находится в форте неподалеку отсюда — слева от ворот, без серьезной охраны — но поблизости полно солдат, так что вам придется действовать скрытно. Я буду ждать вас за воротами форта. Вдвоем мы легко доберемся до укрытия, где я свяжусь с заказчиком, и мы получим причитающиеся деньги. Как видите, все исключительно просто и почти безопасно. Да, я бы сказал, практически безопасно.

— Надеюсь, ты не задумал убить меня и воспользоваться моей добротой. Те, кому приходили в голову похожие мысли, уже лежат бездыханными телами в пустыне. А также прямо в этой комнате. Взгляни хоть на шерифа.

— Что-то не хочется. По-вашему, я похож на человека, который вот так обведет вас вокруг пальца ради какой-то призрачной возможности бежать из этого негостеприимного городка, сохранив голову на плечах и немного серебра в карманах?

— Да.

— Что ж, ладно.

На заднем дворе в стойлах мы обнаружили несколько вполне пристойных отдохнувших лошадок. Оседлав их и взяв по одной заводной, мы направились к выезду из города. Скользкий Бат трясся впереди, я — шагах в тридцати. Странное дело: я ехал верхом впервые в жизни, но чувствовал себя так, будто провел в седле не меньше тридцати лет. Словно я был чертов объездчик мустангов, какой-нибудь Монти Робертс или даже Дикий Билл Хикок. Черт знает почему, но это приносило мне настоящее удовольствие, почти забытое в этих местах чувство.

Можно сказать, я гарцевал на своем горячем скакуне прямо на глазах у изумленной толпы горожан. Вот только никакой толпы не было — улицы дышали пустотой, пылью и зноем, а люди сидели по домам и провожали меня взглядами, блестящими в полумраке, словно глаза затаившихся в джунглях диковинных зверей.

***

Ночное небо в пустыне особенное. Горожане уже и не помнят такого неба — огромного, не скованного зубчатым горизонтом многоэтажек, глубокого, не освещенного сотнями прожекторов, превращающих дикую первозданную тьму в выцветшее тусклое мелководье. Все равно что сравнивать океанскую водяную толщу с бассейном во дворе.

И ночная тишина в пустыне тоже невероятная, неправдоподобная. Где-то на границе слышимости ты чуешь однообразный тянущийся звук — это вдалеке воют волки. Шуршит под копытами лошадей песок и высохшие стебли каких-то трав. Копыта, кстати, чуть ли не на каждом шаге утопают в пыли, и эта пыль, несмотря на безветрие, уже везде — на сапогах, одежде, на шляпах и усах — и в загадочном свете Луны мы выглядим убеленными сединами старцами.

— Эй, Батхорн.

— Что?

— В этих местах всегда так тихо по ночам?

— По правде говоря, не знаю, мистер Хуан. Как я уже говорил, я родом из Чикаго, а там у нас постоянно довольно ветрено, так что здесь я чувствую себя немного не в своей тарелке…

— Думаешь, впереди засада?

— Что? Нет, Иисусе, я ничего такого даже и не думал, просто эта ночная тишь, да и мы двигаемся без огней, и еще эти волки…

— Батхорн.

— А?

— Заткнись.

Уезжать из города вечером, когда разжиревшее огромное солнце устало свалилось за далекие горы, было, наверное, не лучшей затеей. Но и оставаться там после устроенного мною представления почему-то не хотелось. Скользкий Бат со мной с готовностью согласился. А тот парень, беспокоивший своим присутствием отдаленные уголки моего сознания, продолжал загадочно молчать.

Мы продвигаемся все дальше в пустыню, звезды бесшумными вспышками мелькают над нашими головами, а Млечный Путь изгибается дугой на небесной тверди, изгибаясь и истаивая в блеклое ничто за чёрными, как тушь, горами. За горами блещут зарницы, словно чья-то артиллерия ведет огонь по далекому и призрачному врагу.

— По правде говоря, — замечаю я, и едущий впереди Скользкий Бат вздрагивает, — огни мне и не нужны. Я и без них вижу на десять миль в любом направлении.