Страница 38 из 288
У стойки рядом со станцией Герсен выбрал такси самообслуживания — одноместный гироскопически сбалансированный мотороллер с прозрачной откидной крышей. Опустив два СЕРСа в прорезь, он мог пользоваться этой машиной в течение часа. Оседлав такси, Герсен поехал на север по шумным улицам Парусного пляжа.
В этом районе царила единственная в своем роде атмосфера. Центр Авенте, лощеного космополитического мегаполиса, почти не отличался от деловых районов пятидесяти других столичных городов Ойкумены. Парусный пляж, однако, не походил ни на один городок или пригород в известной части Вселенной. Низкие здания с толстыми стенами были построены здесь из бетона, замешанного на ракушечнике, беленого или покрытого клеевой краской; в слепящих лучах Ригеля даже пастельные тона казались яркими. Почему-то самыми популярными оттенками, помимо белого, здесь были бледный розовато-лиловый и бледно-голубой. В этом районе ютились представители десятков инопланетных народов, каждый из которых формировал замкнутую территорию, где в продуктовых лавках, ресторанах и специализированных магазинах предлагались деликатесы, ценившиеся только выходцами с той или иной планеты — или даже из той или иной области какой-нибудь планеты. Несмотря на различия в происхождении, привычках и внешности, почти все обитатели Парусного пляжа были разговорчивы, недоверчивы, и в то же время простодушны; они презирали пришлых незнакомцев, но в той же мере презирали друг друга. Доход они извлекали в основном благодаря туристам, а также в качестве домашней прислуги или поденных рабочих; существенную часть местного населения составляли владельцы небольших лавок и мастерских, торговавших декоративными поделками и сувенирами, а также танцоры, циркачи и музыканты, развлекавшие публику в бесчисленных тавернах, бистро, борделях и ресторанах.
К северу от Парусного пляжа возвышались Мельные холмы, застроенные высокими, почти готически удлиненными многоквартирными домами — каждое из этих зданий словно выглядывало из-за плеча другого. Вереница таких домов тянулась над всем Парусным пляжем и соединяла его с более традиционными районами. По словам Суфиро, где-то здесь, на Мельных холмах, устроил временное логово Хильдемар Дасс. Настолько тщательно, насколько позволяли недостаток времени и тревога, Герсен занялся сбором информации, относившейся к Красавчику Дассу.
Как можно было ожидать, в регистрационном списке жителей Мельных холмов Хильдемар Дасс не значился. Несомненно, Дасс предпочитал жить в относительном уединении, подальше от любопытствующих взоров, но время от времени даже он нуждался в удовлетворении тоски по нормальному существованию.
Герсен стал заходить в таверны, расспрашивая о высоком человеке с раздвоенным носом, красной кожей и щеками, словно вымазанными голубым мелом — такого трудно было не запомнить. Вскоре он встретил нескольких человек, помнивших Дасса, но только в четвертой таверне нашел бармена, неоднократно болтавшего с Дассом.
«Вы имеете в виду Красавчика», — подтвердил бармен, коротышка-крепыш с оранжевой кожей и красновато-коричневыми мелкими блестящими кудряшками, висящими наподобие гирлянд. Герсен с изумлением разглядывал вырезанную из бирюзы цепочку, продетую через отверстие в левой ноздре бармена и через отверстие в мочке его левого уха. «Красавчик заходит пропустить стаканчик-другой. Говорит, что работает в космосе, но кто его знает? Я, например, часто хвалюсь своими подвигами в постели. Все мы врем — столько, сколько вынуждены врать, а то и гораздо больше. «Что есть истина?» — спросил как-то Понтий Пилат, персонаж какой-то древней небылицы. Могу ответить: «Истина — бросовой товар дешевле воздуха, но мы ее бережем, как зеницу ока»». Бармен был явно не прочь пофилософствовать. Герсен заставил его вернуться к более актуальному вопросу: «Где проживает Красавчик Дасс?»
«За верхней дорогой, в холмах, — бармен неопределенно махнул рукой. — Больше ничего об этом не могу сказать, потому что больше ничего не знаю».
Герсен проехал на мотороллере вверх по извилистым крутым переулкам и углубился в Мельные холмы. Разговор в еще одной таверне и утомительные расспросы в нескольких лавках и приемных, а также просто на углу той или иной улицы, позволили наконец получить точные указания по поводу места жительства Дасса. Поднявшись еще выше по узкой грунтовой дороге, покинувшей квартал высоких зданий, Герсен обогнул крутой скалистый склон, по которому проворно, как козы, карабкалась стайка детей. В конце этой дороги стоял прямоугольный коттедж — грубо, но прочно сколоченный. Из коттеджа открывался величественный вид на океан, на Парусный пляж, на Большую Эспланаду и на утопавшие в дымке южные районы Авенты. Приглядевшись, еще дальше можно было различить тени башенных многоквартирных комплексов Ремо.
Герсен подходил к коттеджу, готовый ко всему, хотя от строения исходила не поддающаяся определению, но безошибочная эманация пустующего жилья. Герсен обошел коттедж, заглядывая в окна, но не заметил ничего любопытного. Посмотрев по сторонам, он взломал раму незаметного с дороги окна и осторожно — на тот случай, если Дасс устроил какие-нибудь ловушки — забрался внутрь.
В доме сразу чувствовалось, что Дасс проводил здесь немало времени. В воздухе застоялся какой-то приторно-едковатый запах. Присутствовало также ощущение, которое нельзя было приписать восприятию определенных органов чувств — ощущение вульгарного, мрачного, любующегося собой могущества. Четыре комнаты коттеджа выполняли самые обычные функции. Наскоро их осмотрев, Герсен сосредоточил внимание на гостиной. Гипсовый потолок с декоративными завитками, выкрашенный в бледно-желтый свет, словно отражался на полу зеленовато-желтым ковром из жесткого волокна. Стены были выложены в шахматном порядке каштановой и темно-коричневой плиткой из твердых пород дерева. В дальнем углу гостиной Дасс поставил стол и тяжелый стул. На стене над столом висели десятки фотографий: Красавчик Дасс во всевозможных позах, на фоне всевозможных пейзажей.
Здесь была крупная фотография физиономии Дасса, поразительно высокого разрешения — можно было различить все поры его кожи, выступающие кончики хряща раздвоенного носа, рисунок лишенных век голубых зрачков. Рядом висела фотография Дасса в костюме бернальского огнеборца — весь в лакированных черных пластинках, рогах, шипах и остроконечных серповидных выступах, он напоминал гигантского жука-оленя. На другой фотографии Дасс развалился в паланкине из желтого раттана, задрапированного мягко-оранжевым шелком; паланкин несли на плечах четыре черноволосые девушки. Угол гостиной, однако, украшал набор фотографий, изображавших не Дасса, а другого человека. Судя по всему, снимки эти делались время от времени на протяжении многих лет. На первой фотографии было запечатлено лицо мужчины лет тридцати — твердое, самоуверенное, упрямое лицо, но спокойное, даже в какой-то степени благодушное. На второй лицо это претерпело ужасные изменения: впалые щеки, глаза, почти вылезающие из глазниц, сложная сетка нервов, четко различимая на висках... На каждой следующей фотографии лицо становилось все более изможденным, преждевременно постаревшим. Герсен бегло просмотрел книги, стоявшие на полке: инфантильно похабная порнография, руководства по сборке и техническому обслуживанию оружия, краткая энциклопедия саркойских ядов, последнее издание «Путеводителя по планетам», каталог принадлежавшей Дассу библиотеки книг в электронном формате и «Звездный каталог».
Стол сам по себе отличался исключительно изящной отделкой: резьба на боковых панелях темного дерева изображала грифонов и крылатых змеев в джунглях, поверхность стола была искусно инкрустирована плоскими полированными опалами. Герсен проверил содержимое ящиков и мелких отделений стола. В них не только не было никакой полезной информации — в них ничего не было. Герсен отошел от стола, чувствуя, как в нем поднимается волна зловещего отчаяния. Он взглянул на часы. Через четыре часа он должен был встретиться с Деттерасом, Войноткачем и Келле в космопорте. Стоя посреди гостиной, Герсен внимательно изучал каждую деталь. Где-то должно было быть нечто, связанное с тайной планетой Дасса. Как распознать эту подсказку?