Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 119 из 288

Герсен постепенно свел разговор к обсуждению разницы между сегодняшней молодежью и теми, кто учился в лицее больше двадцати лет тому назад; после этого уже не так трудно было упомянуть о Фогеле Фильшнере.

«Ах да! — вспомнил доктор Ледингер, поглаживая свой желтоватый хохол. — Фогель Фильшнер. Не слышал это имя уже много лет. Разумеется, тогда меня в лицее не было — я преподавал, ничтоже сумняшеся, на другом конце города, в технической академии Хульбы. Но мне были знакомы все подробности этого скандала. В образовательных учреждениях у каждой стены десятки ушей, как известно. Какая трагедия! Трудно понять, что заставило еще не оперившегося юнца отомстить таким образом всему, что ему было дорого и знакомо».

«Значит, с тех пор он не возвращался в Амбейль?»

«С его стороны это было бы глупо. Даже если возвращался, то не афишировал свое присутствие».

«В вашем архиве нет, случайно, какой-нибудь фотографии Фильшнера? Может быть, я посвятил бы отдельную статью этому знаменитому похищению».

Доктор Ледингер неохотно признал, что в архиве лицея должны были быть фотографии Фогеля Фильшнера: «Но зачем ворошить грязное прошлое? Это попахивает гробокопательством».

«С другой стороны, такая статья могла бы способствовать опознанию беглеца и его привлечению к ответственности».

«Ответственность? — доктор Ледингер скептически поджал губы. — С тех пор прошло тридцать лет! Да, истерический юнец совершил ужасную ошибку. Но, какова бы ни была тяжесть его преступления, с тех пор он, конечно же, успел раскаяться, возместить по возможности нанесенный им ущерб и помириться с собой. Какой смысл теперь имело бы так называемое «привлечение к ответственности»?»

Герсен был несколько озадачен неожиданным отпором со стороны директора: «Это имело бы смысл хотя бы потому, что убедило бы других в том, что похищения такого рода не остаются безнаказанными. Кто знает? Может быть, среди ваших учеников зреет новый Фогель Фильшнер».

Доктор Ледингер криво усмехнулся: «Не сомневаюсь в этом ни на минуту. Некоторые из наших юнцов — поразительные мерзавцы. Но не буду распространять школьные сплетни. И фотографии Фильшнера тоже распространять не буду. Нахожу ваше предложение совершенно неприемлемым».

«Сохранился ли школьный альбом, относящийся к году похищения девочек? Или, что было бы еще полезнее, альбом за предыдущий год?»

Несколько секунд доктор Ледингер молча смотрел Герсену в лицо — и с каждой секундой доброжелательность директора лицея улетучивалась. Поднявшись с кресла, он подошел к стене и снял с полки увесистый альбом. Директор молча наблюдал за тем, как Герсен перелистывал страницы альбома, пока не нашел уже известную ему фотографию девочек из хорового общества. Ткнув пальцем в фотографию, Герсен заметил: «Вот Джераль Тинзи, девушка, отвергнувшая Фогеля, что и побудило его к похищению».

Доктор Ледингер соблаговолил взглянуть на фотографию: «Подумать только! Двадцать восемь девочек пропали в Запределье, как в воду канули! Они погибли — или вся их жизнь изувечена. Я нередко задумываюсь над тем, что с ними стало. Какие-нибудь из них, наверное, все еще живы».

«А что стало с Джералью Тинзи? Надо полагать, вы знаете, что ее не было среди похищенных?»

Ледингер снова уставился Герсену в лицо, с еще бóльшим подозрением: «Возникает впечатление, что вы хорошо знакомы с этим делом — и что вы не вполне откровенно объяснили причину своего визита».

«Не вполне, — усмехнулся Герсен. — Меня интересует, главным образом, Фогель Фильшнер, но я не хочу, чтобы это было очевидно. Чем меньше людей знают, что я собираю информацию о Фильшнере, тем лучше».

«Вы работаете в полиции? Или в МСБР?»

Герсен продемонстрировал свое удостоверение репортера «Космополиса»: «Больше никаких рекомендаций у меня нет».

«Гмм... «Космополис» намерен опубликовать статью о Фогеле Фильшнере? На мой взгляд, это пустая трата времени, бумаги и чернил. Неудивительно, что «Космополис» быстро теряет престиж».

«Как насчет Джерали Тинзи? В вашем архиве есть ее фотография?»

«Несомненно, — доктор Ледингер положил ладони на стол, показывая, что интервью закончено. — Но мы не можем раскрывать конфиденциальные материалы кому попало. Очень сожалею».

Герсен поднялся на ноги: «Так или иначе, благодарю вас за помощь».

«Я ничем вам не помог», — с каменным лицом отозвался Ледингер.

* * *





Фогель Фильшнер когда-то жил со своей матерью в узком маленьком доме на восточной окраине Амбейля, граничившей с сомнительным районом складов и транспортных депо. Герсен поднялся по сетчатым чугунным ступенькам, прикоснулся к кнопке звонка и повернулся лицом к смотровому глазку. Женский голос спросил: «Кто там?»

Герсен ответил самым успокоительным тоном: «Я пытаюсь найти мадам Хедвигу Фильшнер — она здесь жила много лет тому назад».

«Вы ошиблись адресом. Спросите у Юэна Клодига, домовладельца. Мы ничего не знаем, только платим за квартиру».

Юэн Клодиг, которого Герсен нашел в управлении фирмы «Недвижимость Клодига», охотно просмотрел записи: «Мадам Хедвига Фильшнер... Кажется, я что-то такое припоминаю... В списке жильцов ее не видно... Нет, вот она! Переехала — смотрите-ка — тридцать лет тому назад!»

«А ее нынешнего адреса у вас нет?»

«Нет, сударь. Это было слишком давно. Она не оставила даже адреса для пересылки запоздавшей почты... Но теперь я вспомнил! Ее сын был тот самый Фогель Фильшнер, мальчишка-работорговец!»

«Именно так».

«Что ж, одно я могу вам сказать. Когда все узнали о его преступлении, мадам Фильшнер собрала пожитки и пропала — с тех пор ее больше никто не видел».

* * *

Дом Джерали Тинзи — высокое восьмиугольное сооружение в так называемом «четвертом палладианском стиле» — нашелся на полпути вверх по склону холма Байлейль. Адрес Герсен нашел в текущих записях городского архива — семья не переезжала.

На звонок ответила женщина средних лет, приятной наружности, в расшитом узорами крестьянском платье и головном платке с цветочным орнаментом. Пока Герсен оценивал ее внешность, женщина отвечала ему открытым, даже вызывающим взглядом.

«Вы, случайно, не Джераль Тинзи?» — с надеждой спросил Герсен.

«Джераль? — брови женщины высоко взметнулись. — Нет — вот уж никак не Джераль!» У нее из груди вырвался иронический смешок: «Что за вопрос? А кто вы такой?»

Герсен предъявил удостоверение. Женщина прочла его и вернула карточку: «Почему вы подумали, что я — Джераль Тинзи?»

«Она когда-то здесь жила. Кроме того, теперь она была бы примерно вашего возраста».

«Я ее кузина, — собеседница рассмотрела Герсена еще внимательнее. — А почему вас интересует Джераль?»

«Не могу ли я зайти? Я все объясню».

Женщина колебалась. Когда Герсен сделал движение, чтобы шагнуть вперед, она остановила его таким же быстрым движением. Затем, с сомнением оглянувшись, отступила в сторону. Герсен прошел в широкий коридор с полом, выложенным безукоризненно чистой белой стеклянной плиткой. Одна из стен, как это было принято во многих европейских семьях среднего класса, была отведена под сувениры. Здесь красовались панель, искусно инкрустированная деревом, костью и раковинами — изделие ремесленников народа ленкка с Чертовщины, диковатой планеты Кортежа, набор ароматических кружев из Памифиля, перфорированная полированная табличка из обсидиана и так называемая «молебственная плита»[15] со Второй планеты 23 й звезды созвездия Волка.

Герсен задержался, чтобы полюбоваться на небольшой коврик исключительно изящной расцветки и выделки: «Красивый ковер. Вы знаете, откуда он?»

«Ручной выделки, на него приятно смотреть, — согласилась кузина Джерали Тинзи. — Откуда-то с другой планеты, точно не помню».

«Похоже на работу ткачих из Сабры», — предположил Герсен.

15

Негуманоидные аборигены полуострова 4A Второй планеты 23 й звезды созвездия Волка посвящают бóльшую часть жизни отделке этих плит, имеющих для них, судя по всему, существенное мистическое значение. Два раза в год, в дни солнцестояния, двести двадцать четыре экземпляра микроскопически идентичных плит размещаются на поверхности церемониального плота, дрейфующего затем, без присмотра, по волнам океана. Команда судна экспроприационной корпорации «Люпус», курсирующего параллельно побережью полуострова 4A за горизонтом, поднимает плиты с плота на борт, после чего плиты экспортируются и продаются как произведения искусства.