Князья тьмы. Пенталогия

Южнее, на другом берегу Шлихта, ютился Старый город — разношерстная мешанина лавочек, гостиниц, молодежных общежитий, ресторанов, подвальных пивных, миниатюрных книжных базаров, тесных контор и покосившихся маленьких домов, каменных и бревенчатых — некоторые из них сохранились со Средних веков. Этот район был настолько же оживленно хаотичен и колоритен, насколько Цуммер был безжизненно упорядочен и угрюм. Старый город был пристанищем древнего Университета, окна которого выходили на рыбный рынок, протянувшийся вдоль берегов Эвресского канала.

Напротив, по другую сторону канала, простирался Амбейль — район девяти холмов, сплошь застроенных домами; по периметру Амбейля чередовались доки, склады и верфи, а также отмели, где выращивали знаменитых фламандских устриц. Широкое устье Гааса отделяло Амбейль от Дуррая, не столь холмистого округа, опять же сплошь застроенного небольшими домами, но там вдоль всего побережья простирались на юг, до самого горизонта, огромные промышленные комплексы.

В этом городе родился Виоль Фалюш — точнее, Фогель Фильшнер; здесь он совершил свое первое выдающееся преступление. Так как юный Фильшнер жил в Амбейле, Герсен решил сделать именно Амбейль отправным пунктом своих изысканий.

Покончив с пивом и сосисками, Герсен поднялся на эскалаторе на третий ярус вокзала, откуда вагон городского метро, нырнув под Эвресский канал, быстро отвез его на станцию Амбейля. Поднявшись на поверхность, Герсен смотрел по сторонам, пытаясь разобраться в кривых улицах, озаренных характерным для этих мест туманно-золотистым светом. Подойдя к старухе, торговавшей в киоске газетами, он поинтересовался: «Есть тут где-нибудь неподалеку хорошая гостиница?»

Старуха указала темным сморщенным пальцем: «Вверх по Хеблингассе есть гостиница «Рембрандт», не хуже любой другой в Амбейле. Конечно, если вы привыкли красиво жить, вам больше подойдет отель «Принц Франц-Людвиг» в Старом городе — лучший в Европе, но и цены там соответствующие».

Герсен остановился в гостинице «Рембрандт» — приятном старомодном сооружении с вестибюлем и коридорами, обшитыми панелями темного дерева; ему отвели номер из двух комнат с высокими потолками, выходивших окнами на серый простор Гааса.

Муниципальные учреждения еще не закрылись. Герсен вызвал такси и отправился в мэрию, где, уплатив небольшой сбор, получил доступ к городскому архиву. Просматривая записи на букву «Ф», относившиеся к 1495 году, он нашел адреса трех семей по фамилии «Фильшнер» и записал их. Кроме того, Герсен записал адреса двух семей по фамилии «Тинзи». Произведя поиск среди записей, действительных на сегодняшний день, Герсен обнаружил два адреса Фильшнеров и четыре адреса горожан по фамилии Тинзи. Один из адресов Фильшнеров и один из адресов Тинзи не изменились за тридцать лет.

Затем Герсен посетил редакцию местной газеты «Гелион» — здесь ему помогло в качестве пропуска удостоверение репортера «Космополиса». Пользуясь компьютером справочного отдела редакции, Герсен нашел имя «Фогель Фильшнер» и вызвал на экран все относящиеся к этому имени материалы.

Содержание газетных заметок, посвященных Фогелю Фильшнеру, соответствовало рассказу Дандины, хотя отличалось относительной лаконичностью. Журналист отзывался о Фогеле как о «подростке, подверженном приступам мрачной меланхолии и часто бродившем по ночам в полном одиночестве». Его мать, Хедвига Фильшнер, работавшая в косметическом салоне, заявляла, что невероятный и возмутительный поступок Фогеля стал для нее полной неожиданностью. Она называла своего отпрыска «послушным мальчиком — пожалуй, слишком мечтательным и склонным к уединенным размышлениям».

У Фогеля Фильшнера не было близких друзей. В биологической лаборатории, однако, он нередко проводил время в обществе юноши по имени Роман Хенигсен, чемпиона школы по шахматам. Иногда они играли в шахматы во время обеденного перерыва. Хенигсена преступление Фогеля нисколько не удивило: «Этот парень не умел мириться с поражением. Каждый раз, когда я ставил ему мат, он в ярости сбрасывал фигуры на пол. Тем не менее, играть с ним было интересно. Мне не нравятся легкомысленные противники».

«Да уж, Фогель Фильшнер не был легкомысленным подростком!» — подумал Герсен.

На экране появилась фотография группы похищенных девочек под заголовком «Хоровое общество лицея Филидора Бохуса». В переднем ряду ухмылялась пухлая девчонка, в которой Герсен узнал Дандину. В том же хоре пела Джераль Тинзи. Судя по списку имен под фотографией, Джераль должна была быть третьей слева в четвертом ряду. Увы, она умудрилась повернуться к подруге в тот момент, когда снималась фотография, а стоявшая перед ней высокая девочка закрыла головой ее профиль. Различить можно было только часть прически и затылок, не позволявшие установить внешность зазнобы Фогеля.

Фотографии Фогеля Фильшнера в местной газете не публиковались.

В дальнейших выпусках Фогель Фильшнер не упоминался. «Негусто!» — подумал Герсен. По-видимому, в Амбейле никто — или почти никто — не догадывался о том, что Фогель Фильшнер и Виоль Фалюш были одним и тем же лицом. Для того, чтобы проверить это обстоятельство, Герсен произвел поиск местных газетных материалов, в которых упоминалось бы имя «Виоль Фалюш». Любопытство у него вызвал только один отрывок: «Виоль Фалюш неоднократно давал понять, что он родом с Земли. Несколько раз распускались слухи о том, что Фалюша видели в Амбейле. Невозможно себе представить, по какой причине всесильный «князь тьмы» стал бы посещать наш ничем не примечательный город. Для таких абсурдных сплетен нет никаких фактических оснований».

Покинув редакцию газеты, Герсен остановился на тротуаре. Зайти в жандармерию? Герсен решил не связываться с полицией. Вряд ли они могли сообщить ему что-нибудь, чего он еще не знал. Даже если у местной полиции были какие-то полезные сведения, они наверняка не стали бы ими делиться с человеком, называющим себя журналистом. Кроме того, Герсен не хотел привлекать к себе внимание властей.

Развернув карту города, Герсен отметил местонахождение найденных адресов, а также лицея Филидора Бохуса. Лицей оказался ближе всего, на другом конце прихода Лотар. Остановив трехколесное автоматическое такси, Герсен поехал вверх по склону одного из девяти холмов по улице, окруженной небольшими отдельно стоящими домами. Некоторые дома, с высокими крутыми крышами, выложенными молочно-белой черепицей, были построены согласно древней традиции, из глазированного темно-красного кирпича. Другие проектировались в новом стиле «пустотелого ствола» — узкие бетонные цилиндры, погруженные под землю на две трети высоты. Встречались дома из искусственного песчаника — цельно сформованного прессованного грунта, дома из розовых или белых панелей, увенчанные куполами гофрированного металла, дома из многослойного картона с электрически заряженными прозрачными крышами, отталкивающими пыль. Дома-пузыри, отлитые из стекла или стеклометалла, широко распространенные на планетах Кортежа, не приобрели популярность среди обитателей Западной Европы, называвших такие сооружения «подсвеченными тыквами» и «бумажными фонарями», а их обитателей — «мутантами, порвавшими с человеческими обычаями». Такси остановилось напротив лицея Филидора Бохуса — угрюмого куба из синтетического черного камня, с парой кубов поменьше слева и справа.

Директор лицея, доктор Виллем Ледингер, оказался флегматичным дородным человеком с кожей оттенка яблочного пюре и длинным хохлом соломенных волос, завитым причудливой загогулиной на черепе, обритом наголо по бокам и на затылке. Герсен подумал, что не всякий директор школы осмелился бы появляться в таком виде перед тысячами подростков. Ледингер принял Герсена дружелюбно и без подозрений отнесся к фикции Герсена, заявившего, что журнал «Космополис» готовит обзор, посвященный современной молодежи.

«Не думаю, что вы найдете что-нибудь, что вызвало бы особый интерес у читателей, — заметил Ледингер. — Должен признаться, нынешние молодые люди, как бы это выразиться... исключительно обыкновенны. Конечно, у нас много талантливых учащихся и, само собой, достаточная доля тупиц...»