Петля Афродиты

– Имя у нее такое, – пояснила первая бабка.

– Этот самый папашка только что от нее вышел, – несло вторую. – Ночевал, видать, у Инны.

Безусловно, Валера ночует у Инны, но когда жена в отъезде. Сегодняшнюю ночь он провел дома, старушки этого не знают.

– Что вы говорите, – искусственно изумилась Надежда. – Подождите! Вы сказали – только что. Но только что она была с тем красивым парнем. Они что, оба… ночевали у нее?

– Уж не знаю, не знаю, – заиграла бесцветными бровками вторая, давая понять, что незнакомка попала в точку.

– Да будет тебе чушь нести! – осадила бабку первая. – Молодой приходит сюда один-два раза в неделю, когда старого не бывает…

– А где ж этот молодой был-то сейчас? – изумилась вторая.

– Не знаю! – огрызнулась первая. – Может, в подъезде ждал.

– Один для тела, второй для денег, – заявила вторая, отказавшись от спора, и, по мнению Надежды Алексеевны, попала в точку. – А вы к кому?

– К Авраменко, – ляпнула первое, что пришло в голову. – Ой, вы знаете, я пока с вами говорила, забыла код…

– Но здесь Авраменков нет, – сказала вторая старушка.

– То есть? – разыграла удивление Надя. – Улица Карамзина, 117…

– Но это Карамзина, 111 «Б», – рассмеялась первая старушенция. – Вы не туда попали.

– О боже! – вскинулась Надежда. – Я же опаздываю… Извините и… спасибо за беседу.

В салоне автомобиля она упала на сиденье, закрыла глаза и долго полулежала без движений. Мысли… их было так много… Некоторые назойливо лезли на первый план, например, «один для тела, другой для денег». Сейчас этот формат отношений довольно-таки распространен, но девочка…

– Молодец, однако, – проговорила Надежда, вставляя ключ в зажигание. – Предприимчивая крошка, выдрала у папашки квартиру, машину, шмотки, без сомнения, тоже он покупает. Родной дочери, значит, – ни квартиры, ни машины, а шлюхе – пожалуйста. Ладно, миленькая, ты у меня пятый угол искать будешь. И ты, дорогой, попляшешь.

Она завела мотор и отправилась домой. Да, домой, в родное гнездо, а работа… Да к черту работу, к черту деловые встречи, бумаги, подписи, подчиненных, шефов – это сейчас ерунда. Надежде Алексеевне необходима пауза, чтобы хорошо все обдумать и принять правильное решение. Решение, которое не вернется к ней бумерангом.

4

Снова она…

– Зайдешь или подождешь в машине? – спросила Сати, остановившись во дворе, но не глуша мотор.

Константину нравилась ее манера говорить и не смотреть на собеседника, словно она разговаривает с вассалом, не достойным ее царственных очей. Улыбаясь, он рассматривал идеальный профиль с абсолютно прямой линией носа, плотно сомкнутые губы, приподнятый аккуратный подбородок и длинную шею. Не услышав ответа, Сати повернула к нему лицо, и Константин кивнул:

– Зайду. Пить хочется…

– Хорошо. Но сначала, будь добр, поставь машину в гараж. Да, и не забудь вызвать такси.

Выйдя из машины, она направилась к особняку, а Константин пересел на место водителя и наблюдал за ней. Сати плавно поднялась по ступенькам, зашла в дом, ни разу не взглянув в его сторону. Любая другая женщина раз десять оглянулась бы, пока шла к дому, и чего-нибудь изобразила лицом, давая понять, как неравнодушна к нему. А Сати будто забыла про Костю, будто там, в доме, есть нечто гораздо более важное. Он заметил: когда она определяет цель, то четко следует к ней, не размениваясь на мелочи. Выходит, Константин мелочь, раз ей не до него? Не очень приятная мысль, он как раз хотел бы иного отношения к своей замечательной персоне со стороны Сати. Красота, конечно, страшная сила, но тогда, когда полна безразличия. Вздохнув, Константин вставил ключ в зажигание.

– Леся! – тем временем звала Сати, снимая пальто в прихожей.

– Здесь я! – прибежала домработница, экономка и сторожиха в одном лице, полнотелая, румяная, немногим старше самой Сати. Хозяйка не становилась на одну ступень с прислугой, в то же время предпочитая уважительное отношение, тем самым рассчитывая на беспрекословное подчинение.

– Принесите что-нибудь попить Константину. Он сейчас поставит машину и придет.

– А что именно? – спросила Леся. – Спиртное или…

– Или.

– Я компот сварила. Взвар. Без сахара.

– Отлично. – Бросив на столик под зеркалом перчатки, Сати осведомилась: – Где Элла?

– В мансарде, где ж еще!

– Вы проверили окна?

– А то! Оставила форточку открытой. Одну… ту, что высоко… и балкон заперла на ключ.

– Как она?

– Да хорошо. Никаких психов с капризами, покушала, про художника мне рассказывала… про этого… испанца…

– Эль Греко?

– Ага, – обрадовалась Леся, всплеснув пухлыми руками. – Никак не запомню. Еще смеялась… даже пела наверху. Я бы позвонила, если б что.

Сбросив туфли, Сати босиком поднялась на третий этаж, тихонько открыла дверь и заглянула в просторное помещение под крышей. Элла сидела на полу к ней спиной, собранные в хвост на затылке волосы цвета темного пепла доставали до пола, при каждом движении пряди вздрагивали.

Мансарда не разделена на комнаты, однако третий этаж имеет свой коридор и туалет с умывальником. Сама комната прямоугольная, из мебели – два дивана и кресла у стен, есть рабочий стол у окна и столик-бар на колесах, но вместо закусок и бутылок на его полках краски, карандаши, кисти. Под потолком матовый квадрат вместо люстры, дающий вечерами рассеянный свет, одинокий торшер – у двери, его переносят, если надо. Все. Нет ни занавесок, ни ковров, ни украшательств, да и уюта как такового тоже нет – слишком скупой интерьер. Впрочем, украшением можно назвать ассиметрично расположенные по стенам разной величины окна, которые создавали иллюзию огромного пространства, особенно когда комнату пересекали солнечные лучи.

Вокруг Эллы лежали листы бумаги, ярко раскрашенные красками и цветными карандашами. Она рассматривала свои рисунки, какой-то откладывала, брала другой, что-то сравнивала.

– Ну чего ты там застряла? – вдруг спросила.

Но не обернулась. Элла почувствовала Сати, узнала ее каким-то внутренним зрением. Такое часто случается с ней, поэтому не удивляло. Сати присела на пол рядом с Эллой и взяла один из рисунков, затем второй. Возможно, многие не поймут изображений, возможно, назовут их абстракционизмом, кубизмом, модернизмом или еще каким – измом, но в этих кричащих красках теплился некий тайный смысл. Во всяком случае, они воспринимались Сати на эмоциональном уровне.

– Ты прекрасно чувствуешь цвет, – задумчиво произнесла она. – Это редкое качество даже для профессиональных художников.

– Но непонятно, – сделала вывод Элла.

– А разве все должно быть понятно? Иногда живопись похожа на музыку, заставляет чувствовать, а не просто видеть. У тебя это получается.

Элла осталась безучастной к словам Сати, а она очень любит похвалу, только искреннюю, от всей души. И легко распознает обман. Сейчас сидела Элла с опущенной головой, значит, что-то с ней не так, Сати наклонилась и заглянула ей в лицо.

– Ты сердита? – догадалась.

– Да. Почему ты заставляешь эту корову следить за мной?

– Вовсе не заставляла.

– Врешь! – вспыхнула Элла, вскочив на ноги. – Она через каждые полчаса поднимается сюда! А топает по лестнице, как стадо слонов, удирающее от охотников! И сует свой картофельный нос в мою мансарду! Смотрит своими крошечными мигалками, чем я занимаюсь. Дура.

– Она беспокоится о тебе.

– Скажи ей, чтоб прекратила! Беспокоится! Она меня бесит.

Элла бессмысленно заходила по периметру комнаты, четко обрисовывая повороты в углах, точно солдат на плацу. Так ходить она может бесконечно долго, однообразное движение охлаждает ее, но следовало помочь Элле пригасить возбуждение. У Сати была своя тактика, которая не подводила, сейчас она просто рассматривала работы, молча. Эта пауза нужна Элле, она прислушивалась к сестре, поэтому ждала, что та скажет, а в результате забывала о своем взвинченном состоянии.

Когда их видели вместе, что случалось редко, люди невольно громко выражали восхищение. Обе необыкновенно красивы, словно ожили две богини из древних мифов, и, как правило, почти все отмечали, что для родных сестер девушки не похожи друг на друга. Старшая – смуглая брюнетка с ярко-синими глазами, тонкими аристократичными чертами лица, она всегда спокойна и холодна, как Снежная Королева. Сати излучала внутреннюю силу и волю, потому далеко не каждый отваживался приблизиться к ней, полагая, что у этой штучки характер курвы.