Петля Афродиты

Импульсивная, нервная, с перепадами настроения, белокожая Элла имела огромные карие глаза и крупные, детские черты лица. Она казалась совсем юной и хрупкой, беспомощной и надломленной, а еще удивительно непосредственной. Но некоторые видели в ней злющую зверушку, неуправляемую и бестактную. Элла зачастую шокировала народ дурацкими выходками и вульгарной прямотой, для двадцатилетней девушки подобное поведение не делает чести. Однако всему есть объяснение, только далеко не всех следует вводить в курс дела.

– А этот очень удачный, – наконец сказала Сати, когда почувствовала относительный покой в состоянии сестры. – Интересно, кто подсказал оттенить акварель карандашами?

– Сама попробовала, – буркнула Элла.

– Любопытный ход. Необычно, но… впечатляет. Ты разрешишь повесить эту работу в гостиной?

Элла опешила, подошла к Сати, взглянула на рисунок. Собственно, краски праздничные, но сюжет удручающий: расколотое пополам дерево, в разломе видно солнце, лучи которого прорываются сквозь ветки. А вместо листьев… человеческие глаза – трепещущие на ветках, падающие на землю от ветра. В этом странном хороводе летают и вороны… Мрак, сплошной мрак. Но красочно. Полное несоответствие содержания с воплощением.

– Мне не нравится, – категорично заявила Элла, кстати, возбуждение ее прошло. – А вообще… как хочешь. Скажи корове, чтобы не закрывала здесь балкон!

– Она это делает по моей просьбе, – невозмутимо сказала Сати. – Ты забыла, как однажды вылезла за ограждение?

– Мне хотелось понять воздух…

– Ты могла упасть и разбиться насмерть. Я чуть не умерла от страха за тебя. Извини, меня ждут внизу.

Сати поднялась с пола, не забыв прихватить работу. Обещания нужно выполнять, ведь Элла болезненно реагирует на забывчивость, воспринимая этот распространенный человеческий недостаток злонамеренным обманом.

– Она думает, я идиотка, – прошипела вслед сестре Элла.

– Леся? Если бы она так думала, то не работала б здесь. Не ищи повода для гнева, лучше нарисуй красивую картинку. Не хочешь поздороваться с Константином?

– Нет. Он мне не нравится.

– Как хочешь.

Сати выплыла из мансарды, не было слышно ее шагов по лестнице, так ведь она же воздушна, как лебединое перо. Опять тихо… Тихо, словно мир опустел. Уединение – норма для Эллы. Она сознательно искала место, где никто не потревожит ее, не навяжет свою волю, не заставит следовать глупым правилам. Правда, в этом доме ее никто не заставлял напрягаться, наоборот, строила всех Элла, поэтому работники в доме не задерживались – никто ведь не любит «застройщиков». Кроме Леси. Это гром-баба, ей щепку типа Эллы только так скрутить, а психологические удары она просто не заметит.

Элла села на пол, но не за тем, чтобы заняться рисунками. Она скрестила ноги, переплела пальцы рук и стала раскачиваться взад-вперед, взад-вперед… Ее распирали эмоции, природу которых понять ей не было дано. Нечто внутри, живущее отдельной жизнью, иногда дремавшее – в такие часы и Элла отдыхала, – но чаще бесноватое, злобное, уродливое, требующее войны, властвовало над ней. А она сопротивлялась. Но боялась уродца внутри, догадываясь, что это и есть она сама, что сопротивляется – себе. Только вот в чем ужас: победить себя не удавалось, отчего становилось безумно страшно. Страх проникал в каждую клеточку, в каждый уголок тела, он множился… и, казалось, вот-вот разорвет кожу. Реально становилось больно. В один из таких моментов Элла вышла на балкон, перелезла через заграждение и смотрела вниз… Уродец внутри вдруг затих, он попросту испугался, что погибнет вместе со своей жертвой. И Элла поняла, что все же имеет власть над уродцем-врагом, что она способна уничтожить его. Но прибежала Сати. Она была очень бледной, в глазах дрожали слезы. Сати протянула руку и очень тихо (наверное, боялась, что сестра испугается резких слов и свалится вниз на сад камней) сказала:

– Держись… Я не дам тебе упасть.

А Элла хотела упасть! То есть хотела прыгнуть вниз и убить уродца. Но не желала сделать несчастной Сати – это было бы несправедливо. Она взялась за кисть сестры, та сжала ее пальцы с такой силой, что невольно Элла отдернула руку, но Сати крепко держала.

– Смелей! – приказала старшая сестра.

Элла вдруг почувствовала, осознала, насколько сильна власть сестры над ней, сопротивляться этой власти не возникло желания. Потому что зиждется власть Сати на любви, а любовь способна согреть и сталь. Когда Элла вернулась на балкон, сестра крепко обняла ее и попросила:

– Никогда больше так не делай, ладно?

Элла кивнула, что было равносильно обещанию. И не делала больше попыток понять воздух – как обманывала всех, впрочем, с тех пор балкон надежно закрывался на замки, а случилось это пару лет назад. Но мир меняется, менялась и Элла, все больше проявлявшая непокорность. У Сати огромный запас терпения, вероятно, данный запас тоже не бесконечен, а что потом? Элла понимала: нельзя становиться врагом тех, кто тебя любит, но как же трудно себя укрощать. И сейчас, стараясь укачать уродца внутри, чтобы он заснул, она тупо качала свое тело все быстрей и быстрей, пока не обессилела.

Когда Леся очередной раз заглянула в мансарду, Элла лежала на боку, свернувшись калачиком, и крепко спала. Прислуга взяла плед с дивана и накрыла девушку, а потом на цыпочках удалилась. Элла открыла глаза и наблюдала за неуклюжими попытками слоноподобной бабочки не нашуметь.

Дни идут, бегут… а ничего не меняется. Пятница, следом два выходных – на кой они нужны? Конец рабочего дня последнее время не радовал Болотова, он придумывал причину и задерживался, утопая в работе. Вообще-то, дел всегда хватает. Валерий Витальевич приоткрыл дверь кабинета и заглянул в приемную. Заглянул на секунду, надеясь, что секретарша не успела уйти, хотя он отпустил ее минут десять назад, но она же копуша. А на диване в приемной сидела молодая женщина, закинув ногу на ногу и низко склонив голову над страницами глянцевого журнала. Нечто знакомое почудилось в изящной фигуре, но Валерий Витальевич не понял, что именно, захотелось увидеть ее лицо, поэтому он спросил:

– А вы?.. Простите, вы ко мне?..

Она подняла голову…

– Вы?! – Болотов остолбенел. – Это вы?!

– Простите? – не поняла она.

– Хм! Вы так часто врезаетесь в автомобили, что не помните, в кого и когда врезались?

– А… – невозмутимо протянула она и оказалась верна себе: ни раскаяния, ни хотя бы смущения, вообще никаких эмоций. – Нет, я помню. Здесь мало света, поэтому не узнала вас.

– А что вы делаете в моем офисе? – строго спросил Болотов. – На работу решили устроиться?..

– Папа, это Сати, моя подруга, – перебил вошедший Константин и, естественно, представил ей Болотова: – А это мой отец Валерий Витальевич.

– Очень приятно, – пропела она.

Болотов не обменялся взаимными любезностями, полагая, что дорожная террористка вдобавок лгунья. Ну, в чем приятность – встретить человека, машину которого покалечила? Какая злая улыбочка судьбы – снова столкнуться с ней, да еще в собственном офисе, к тому же вместе с сыном! Вероятно, его лицо приобрело неподобающую гримасу, потому что Костя незаметно толкнул папу в бок, но тот не понял намека, дернулся и оглянулся на сына. Выручила Сати, улыбнувшись:

– У Валерия Витальевича со мной связаны неприятные воспоминания, поэтому он так растерян.

– Я вовсе не растерян, – буркнул Болотов, хмурясь.

– Да? – изумился Константин. – А что случилось?

– По дороге расскажу, – сказала Сати, следом напомнила ему: – Нас ждет такси.

– Папа, мы заскочили на минутку, я завез пакет документов, которые передал адвокат. Думал, ты уже ушел, раз на месте нет секретарши, и положил документы в сейф. Принести?

– Нет, завтра посмотрю.

– Тогда мы убегаем.

– Куда? – спохватился Болотов, как будто перед ним подросток, нуждающийся в постоянном контроле.

– На презентацию, папа, – охотно ответил Костя. – У нас открылся индийский ресторан, мы едем на дегустацию кухни.