Страница 58 из 96
– Справедливо. Ладно. Давай к сути. Ты оборотень? – резко становится серьезным он.
– Да.
– Давно?
– Пять лет.
– Цвет глаз?
– Карий. Ты что, ослеп?
– Настоящий, я имею в виду, – каждый раз, как я грублю, он сильнее сжимает пальцы на моих запястьях.
– Все равно карий. Но… светлее.
– Ты помогаешь оборотням, которых мы выслеживаем?
– Нет.
– Сливаешь им инфу?
– Нет.
– Ты знаешь их?
– Нет! – вконец разозлившись на эти оскорбительные вопросы, выкрикиваю я.
– Так почему тогда ты не сказала мне, что ты оборотень?! – кричит он в ответ.
– Да потому что я помню, как ты смотрел, когда узнал, что я грязнокровка! А если бы я сказала ко всему, что еще и поганая зверюга, которая шерстью каждый месяц обрастает и носится по лесам?! Да тогда я могла бы позабыть о той маленькой взлелеянной надежде, что у тебя есть хоть капелька чувств ко мне!
– А какая тебе разница, есть ли у меня к тебе чувства?!
– Да потому что у меня есть к тебе чувства, непроходимый ты болван!
Лицо раскраснелось не только у меня. Мы оба тяжело дышим, глядя друг другу в глаза. Головокружительный туман, заполнявший голову из-за зелья, выветрился еще во время признания о том, как мне стыдно быть оборотнем. Последние слова сказало во мне не снадобье, а гнев, бессилие, желание покончить с этой запутанной игрой, выбраться наконец из дремучего леса на опушку.
Драко наклоняется ниже, чуть приоткрывает губы… а потом резко отпрядывает и поднимается.
– Завари чаю, – тихо говорит он.
– Что? – в этот раз оторопела уже Эва. Она практически в любви ему призналась, и что он на это ответил?
– Чаю, говорю, завари, – повторил Драко чуть громче, оборачиваясь к девушке.
– А… да, сейчас, – чрез ком в горле ответила она.
Потерла запястья, разгоняя кровь. Ногу еще саднило, но сердце от боли унижения, будто она проиграла ему битву за превосходство, саднило гораздо сильнее. Эва подскочила, как ошпаренная, и, прихрамывая, побежала на кухню. В шкафу даже был листовой Earl Grey, как он любил. Ее трясло, предательски щипало в носу, она молилась Перуну, чтобы тот дал ей сил не заплакать. Пока вода грелась, девушка возилась с заварочным чайничком, с чашками, с чем угодно, лишь бы не смотреть на Драко, который мерил шагами кухню, периодически останавливаясь и опираясь на стул. Казалось бы, придумать более дурацкий ответ на признание, чем «спасибо», невозможно, но Малфой определенно справился. Он не просто смущенно сказал: «Спасибо, не нужно», а резко указал ей на место собачонки подле своей ноги, будто большего она и не достойна. Самое смешное – эти мысли крутились в голове не только у Эвы, но и у Драко, который сотню раз представил, как отрезает язык, что давно стал ему злейшим врагом. Малфой уже лбом был готов биться о стену, проклиная себя за то, что упустил идеальнейший момент и не поцеловал ее так, что все страхи маленькой замкнутой девочки вылетели бы в трубу.
Наконец, чай был готов, и Эве пришлось обернуться к нему.
– Вот, – коротко сказала она, дрожащими руками всучая Малфою чашку. Себе она налить и не подумала, хотя воздух скреб по сухому горлу, как наждачная бумага.
– Угу, – задумчиво пробурчал он.
Взял чашку, поднес ее к губам, но так и не отпил. Только втянул носом аромат бергамота и уставился на коричнево-прозрачную жидкость, по поверхности которой шла рябь. Эва отвернулась и снова начала рыться по шкафчикам. Ромашка, ромашка, где же это чертова ромашка?! С картинки на девушку смотрели солнечные желтые тычинки, окружные белыми чепчиками лепестков. Эва встала на мыски и потянулась. Она уже почти достала заветную коробочку, но левое плечо протестующе заныло, и чайные пакетики посыпались на пол.
– Ай… – тихонько зашипела девушка.
По щеке прокатилась слеза от обиды, что все сегодня валится из рук. Она села на пол и стала собирать пакетики. От стука кружки о стол Эва вздрогнула, и рядом с ней опустился Драко. Якобы случайным движением он задел ее руку, и оба замерли. Малфой чувствовал, как похолодевшая от страха кожа девушки становилась горячей под его пальцами. Еще десять минут назад между ними пылал такой гнев, что опасная близость тел была не важна – Драко скорее бы послал в нее Аваду, чем прикоснулся в том самом, интимном смысле. Но всего несколько слов, что она сказала, что он сказать не смог, сломали хрупкое подобие дружбы.
Эва сжала ладонь в кулак и отодвинулась, упираясь спиной в кухонный шкафчик и обвивая ноги руками.
– Я уеду, – пообещала она хриплым голосом. Слезы не резко брызнули из глаз, скорее ровно потекли, будто это была единственная надежда на облегчение. – Я через пару дней уеду. Только не говори ничего никому… пожалуйста, – Эва прятала лицо за коленями, но короткие всхлипы все равно выдавали ее. – Я просто не хочу, чтобы еще кто-то думал, что я монстр.
Драко оцепенел уже на слове «уеду», но «монстр» вывел его из транса. Медленно, словно боясь спугнуть ее, он перебрался к шкафчику и сел рядом с Эвой.
– С чего… с чего ты взяла, что я собираюсь кому-то рассказывать? – Драко подвинулся к ней еще на дюйм.
– Ты… ведь должен сказать Гарри, он твой начальник. А то, что я… полукровка – серьезное обстоятельство в рамках дела, – пробормотала Эва под нос. Тщательный подбор слов, выстраивающих происходящее в четкую логическую цепочку, позволял ей немного успокоиться.
– Эва, ты не…
– Мне только пару дней нужно, чтобы разобраться с бумагами. Я скажу Гарри, что… ну, не знаю, что меня лишают опекунских прав на Егорку, и мне срочно нужно вернуться в Россию.
– Эва, я не…
– Еще вещи собрать, пока туда-сюда…
– Эва! – Драко нетерпеливо хлопнул ладонью по полу, отчего девушка наконец посмотрела на него. – Я… я вовсе не… – все, ради чего он пытался привлечь ее внимание, внезапно вылетело из головы.
Что он хотел сказать ей? «Я не уверен, что собираюсь рассказывать Поттеру»? Нет, нет. «Я почти уверен, что не собираюсь рассказывать Поттеру»? Драко и подумать не мог, что в его голове может быть так много мыслей одновременно. Ее ложь и чувство вины. Стыд и слабость. Признание и… его влечение. Малфой внезапно осознал, что хотя каждое слово, произнесенное Эвой за этот вечер, бежит у него перед глазами нескончаемой строкой, одна фраза выделяется особенно большими буквами: У МЕНЯ ЕСТЬ К ТЕБЕ ЧУВСТВА. Панси безропотно любила его много лет, что не вызывало вообще никаких эмоций; Астория с ее «Драко, милый мой» вообще дико раздражала, а от Эвиных слов… на душе стало тепло и радостно. Такого он не испытывал даже когда летал на метле или разбирал какой-нибудь новый сложный состав.
Она все еще смотрела на него пугающе темными глазами, ожидая ответа, каких-то слов… Но оных не находилось.
Драко накрыл ее губы своими так внезапно, что глаза девушки так и остались удивленно распахнутыми. Такие черные, что Малфою иногда было страшно в них смотреть. Черные, несмотря на светлый пушок обрамляющих их ресниц. Ему часто казалось, что в них плясали шальные чертики, которых никто больше не видел.
Наверное, они и подтолкнули ее ответить.
Наши поцелуи всегда разные. Первый – страстный, второй – спокойный, этот… другой. Он целует не девку, с которой просто хочет переспать, целует не друга, который его успокаивает, он целует меня. Тихий стон удовольствия прокатывается из его глотки в мою, когда он начинает медленно посасывать мои губы, словно потягивает пьянящий коктейль. Ласково, но настойчиво, будто хочет выпить меня до дна. Неудобно. Мне… нужно обнять его, нужно почувствовать тепло человеческого тела. И Драко, я знаю, нужно то же самое. Ладонью он гладит щеку, обводит скулу, скользит по шее, зарывается в волосах, придвигая мою голову ближе. Другой рукой он обхватывает мою талию, пытаясь сделать объятие более удобным и… интимным. Вдруг перестает целовать, трется носом о нос, щекой о щеку. Грубая щетина, смесь терпкого запаха пота и дурманящего одеколона, сильные руки… Мне было страшно там, в гостиной, но больше нет. Мы говорим. Касаясь друг друга; вставая вместе, как один человек; неосторожным движением сбивая кружку со стола, но даже не обращая внимания на грохот, с которым она разлетается вдребезги; заплетаясь в ногах по дороге в комнату; шумно вздыхая-постанывая; делая все, лишь бы не отрываться друг от друга.