Встреча с неведомым

- Тебе бы на юг...- вздохнула бабушка.- Хочешь, и я с тобой поеду?

- Что я буду делать на юге? Томиться? Ангелина Ефимовна пытливо посмотрела на меня.

- Нельзя допускать, чтобы пропал год. Ты ведь окончил школу с золотой медалью?

- Да. А что?

- Я тебе позвоню на днях... Пока об этом ни слова. Я немножко суеверна.

"Немножко"! Ангелина Ефимовна была очень суеверна. Верила в сны, телепатию, приметы. Когда разбила нечаянно зеркало, несколько дней ходила мрачнее осенней вьюги.

Мы еще долго разговаривали.

Уезжая, Ангелина Ефимовна поцеловала меня и спросила тихонько:

- Ты все знаешь?

- Да. Бабушка мне рассказывала.

- Бедный Николай! Вторично сделать ту же самую ошибку. Не понимаю. Ему очень хочется тебя видеть.

- Я ведь... пока не выхожу. Врач велел лежать.

- На такси... Если получше укутаться.

- Я не могу пока их видеть вместе. Мне обидно за отца. Я все равно люблю, как отца, лишь... Черкасова. Я не могу любить этого Успенского. У меня не укладывается, что мой отец - он.

- Понятно, все понятно. Эт-то ужасно! Но пожалей и его. О, мерзавка! Прости. А что, если вам встретиться у него на работе?

- Хорошо, как хотите.

- Ну, прощай. Я тогда позвоню.

Глава четырнадцатая

"Я ЕГО ЛЮБЛЮ"

"Вся наша жизнь полосатая!" - всегда говорила Ангелина Ефимовна, подразумевая чередующиеся полосы удачи и невезения.

Мне суждено было пережить еще один сокрушающий удар - самый тяжелый и опустошительный, после которого наступило устойчивое равновесие однообразных удач, и я должен был учиться жить, как и все люди, как будто ничего не произошло.

Накануне вечером позвонила Ангелина Ефимовна:

- Коля! Завтра к двум часам иди прямо к ректору университета (она растолковала, куда и как мне пройти). Скажешь, хочу продолжать дело отца. Как я и думала, уже есть отсев учащихся. Тебе установят срок сдачи экзаменов за предметы, которые ты пропустил. Ректор тебя ждет.

- Как же... откуда он меня знает?

- Ему о тебе писала Валя. Много рассказывала я, твой отец. Он тебя знает. Ректор, профессор Герасимов, отец Вали.

- Биофизик?

- Да.

- А-а... Вот почему Валя так настойчиво просила меня навестить ее отца. Марк писал... Мы думали, что однофамилец.

- Нет, это ее отец. Славный человечище!..

В 11 часов утра, тщательно выбритый, в новом сером костюме, белой рубашке, демисезонном пальто и кепке, я весело спускался по лестнице. Было четвертое апреля. За немытыми стеклами сверкало солнце, во дворе звонко кричали и смеялись ребятишки.

Почтовый ящик был полон, я открыл его. Мне было три письма! Газеты я положил обратно, не хотелось возвращаться назад.

Письма были от Лизы, Марка и этого чудака Сергея. Я решил их прочесть в ближайшем сквере.

Еле сдерживая радость (мне хотелось пройтись колесом), я вышел из нашего Старосадского переулка, спустился по улице Богдана Хмельницкого и, выйдя в скверик, сел неподалеку от памятника гренадерам. От буйного весеннего воздуха у меня слегка кружилась голова.

Пока я надрывал осторожно конверт, Лиза была рядом. На ней было узкое черное платье с круглым воротником, открывающим высокую шею. Черные глаза смотрели на меня доверчиво и вопрошающе.

"Ты будешь моей женой?"

"Буду".

Чего же я боюсь? Почему держу письмо в руках, пытаясь угадать, ч т о в нем.

"Дорогой Коленька!

Прости меня, что я дважды предала тебя... Если можешь простить. Я ничего не могла поделать. Вчера я стала женой Казакова. Мы ходили в Черкасское и там зарегистрировали в загсе наш брак. С нами пошли Ведерников и Бирюков. Никакой свадьбы не праздновали. Женя говорит, что это наше личное дело. К тому же он знает, что его в обсерватории не любят. Просто, когда вернулись на плато, выпили вчетвером по бокалу шампанского.

Папа нарочно ушел на охоту, на целых три дня. Он тебя любит, как родного сына, и мечтал, что мы поженимся.

Я тоже тебя люблю, как родного брата. Но Женя мне дороже отца, матери, дороже тебя, дороже всех на свете. Я ему очень нужна... Не только как жена, но и как друг, потому что у него совсем нет друзей и он очень одинок. Никому я так не нужна, как ему. У тебя любящие родители, бабушка, такой друг, как Марк, и не только Марк - тебя же все так любят, поголовно все. Даже Ведерников и Бирюков, которых мы пригласили на церемонию, были подавлены и огорчались за тебя. Даже Сергей. Марк теперь на меня смотреть не хочет.

А Женю, кроме меня, никто не любит. А ведь он неплохой человек. Я помогу ему стать другим, таким, как ты, душевно щедрым. Вряд ли Женя сумеет сделать меня счастливой, как сумел бы ты, но я его люблю и не могу без него жить.

Мне очень горько, что муж мой ненавидит моего отца, но Женю тоже можно понять. Он мне все рассказал. Боюсь, что они никогда не примирятся - Женя и отец.

Прощай, Николай. Не держи против меня обиды. Ты еще встретишь хорошую девушку - лучше меня. Я ей немного завидую.

Лиза Абакумова".

Я медленно вложил письмо в конверт. Ну, вот и все. Потом встал и пошел. Ходил я долго, даже не помню где. Да это и не важно... Опять сидел, согнувшись, на скамейке в каком-то пустынном сквере.

Значит, это было прощание навсегда. "Ты будешь моей женой?" - "Буду". Вот и все. Я потерял Лизу. Навсегда. Надо приучаться жить, не думая о ней. Но разве это возможно? Как вообще жить?

Я закрыл глаза. И река текла надо мною. Я замер, согнувшись на самом дне. Даже когда Гусь бил меня, мне не было так больно. Три часа протекли надо мною. Неужели только три часа? Я стал старше лет на десять.

Я вышел на какую-то улицу. Мимо проехало такси с зеленым, огоньком. Я выбежал на дорогу и замахал руками, шофер остановил машину. Теперь не особенно опоздаю в университет.

Минут через двадцать я входил в приемную. Ректора ждать пришлось недолго. Секретарша пригласила меня. Я вошел в огромный кабинет. Профессор Герасимов, улыбаясь, шел мне навстречу. Но улыбка быстро сошла с его полного, румяного лица.

- Тебе плохо? - спросил он с тревогой, кладя руку мне на плечо.- Или... что-нибудь случилось?

- Да. Случилось...

Он потащил меня к дивану и почти силой заставил сесть, потому что я зачем-то упирался. И сам сел рядом.