Портрет в коричневых тонах (ЛП)

- Ты ошибаешься, Нивея, они станут голосовать за тех, за кого им прикажет муж или священник, ведь большинство женщин куда глупее, нежели ты это себе воображаешь. Хотя, с другой стороны, кое-кто из нас правит как бы на заднем плане; ты можешь заметить, как нам удалось свергнуть предыдущее правительство. Да мне и не нужно никакого голосования, я и без него могу делать то, что только мне заблагорассудится, - парировала моя бабушка.

- А всё потому, что у вас есть капитал и образование, тётя. Но сколько таких, как вы? Мы должны бороться за право голоса, вот что идёт у нас первым пунктом.

- Ты свихнулась, Нивея.

- Да нет ещё, тётя, ещё нет…

Моего отца разместили на первом этаже в одной из гостиных, преобразованной в спальню, потому что человек уже не мог подниматься по лестнице. Также ему определили и проверенную служанку, ходившую, точно его собственная тень, и ухаживающую за больным днём и ночью. Семейный доктор предположил диагноз в несколько поэтической форме, «хроническое завихрение крови», - сказал он моей бабушке, потому что предпочёл не сталкивать её с правдой. Я же, напротив, полагала, что для всех остальных было очевидно следующее, а именно: моего отца истощило венерическое заболевание. Шёл последний этап его жизни, когда уже мало чем могли помочь всякого рода припарки, пластыри и сулема, другими словами, наступил тот этап, которого человек предполагал избежать во что бы то ни стало. Тем не менее, сын Паулины дель Валье был вынужден его выстрадать, ведь покончить с собой раньше, как годами то и планировал, так и не хватило смелости. Из-за боли в костях человек едва мог шевелиться, утратил возможность ходить, и у него практически ослабела способность мыслить. Несколько дней беднягу одолевали ночные кошмары, он совсем не просыпался, постоянно шепча непонятные истории. Хотя на подобном фоне были и моменты совершенного просветления, и, когда морфий существенно облегчал одышку, человек мог даже смеяться и что-то вспоминать. Тогда он, как правило, звал меня и просил присесть рядом. Бедняга проводил день в кресле перед окном, бесконечно смотря на сад, неизменно поддерживаемый диванными подушками, а также окружённый книгами, журналами и подносами с лекарственными средствами. Служанка сидела неподалёку и вязала, однако всегда была внимательная к его нуждам. Сама девушка была человеком молчаливым и угрюмым, тем единственным, кого только и терпел рядом с собой страдающий Матиас, потому что она относилась к нему без всякой жалости. Моя бабушка позаботилась о том, чтобы создать своему сыну весёлое и ненадоедающее окружение. Она повесила ситцевые занавески, стены же оформила обоями жёлтых тонов. А ещё следила за тем, чтобы на столах всегда стояли свежие цветы из её сада, и соорудила связку верёвок, к которым прибегала несколько раз в неделю, и с их помощью играла любимые классические мелодии сына. И всё же ничему не удавалось скрыть запах лекарств и определённость того, что в комнате кто-то явно себя гробил. Поначалу я питала отвращение к живому трупу, однако ж, когда я окончательно смогла победить испуг и по настоянию бабушки стала его навещать, вся моя жизнь разом изменилась.

Матиас Родригес де Санта Круз приехал в наш дом как раз тогда, когда я только-только вступила в отрочество, и сразу же дал мне то, в чём я более всего и нуждалась. Как-то раз придя в себя, но в то же время находясь под утешительным воздействием лекарств, этот человек объявил, что именно он мне и отец, однако подобное открытие прозвучало столь обыденно, что нисколько меня не удивило.

- Линн Соммерс, твоя мать, была самой красивой женщиной, кого я видел в своей жизни. И меня радует, что ты не унаследовала её красоту, - сказал он.

- Но почему, дядя?

- Не говори мне дядя, Аврора. Я твой отец. Красота, как правило, всегда оборачивается проклятием, потому что пробуждает в мужчине всё самое худшее. Ведь слишком привлекательная женщина помимо своей воли всегда провоцирует в представителях сильного пола желание определённого рода.

- Вы точно мой отец?

- Точно.

- Да ну! А я своим отцом всегда считала дядю Северо.

- Вот Северо и должен быть на самом деле твоим отцом, ведь он гораздо лучше меня. Твоя мать заслуживала такого мужа, как он. Я же всегда был сумасбродом, и я именно таков, каким ты меня и видишь, стал настоящим пугалом. В любом случае, он может рассказать о твоей матери куда больше, нежели я, - объяснил он мне.

- Моя мать вас любила?

- Да, хотя я не знал, что именно стоит делать с этой любовью, и попросту сбежал. Ты слишком молода, чтобы всё это понять, дочка. И, пожалуй, достаточно знать лишь следующее, а именно: твоя мать была чудесной женщиной и искренне жаль, что она умерла в столь юном возрасте.

Я не могла с этим не согласиться, мне так нравилось подробнее узнавать о своей матери, но, тем не менее, бóльшее любопытство у меня вызывали остальные персонажи первых лет моего детства, что неизменно являлись мне во снах или же в туманных воспоминаниях, неподдающихся какому-либо уточнению. В беседах со своим отцом часто возникал силуэт моего деда Тао Чьена, кого Матиас видел лишь раз. Достаточно было упомянуть его полное имя, и я вам скажу, что дед был симпатичным китайцем высокого роста, и мои воспоминания по капле, точно дождь, сразу же рвались на волю. Озвучив имя этой невидимой, вечно сопровождавшей меня фигуры, дед перестал быть некой выдумкой моей фантазии и превратился в призрака столь же реального, как и любое другое существо из плоти и костей. Я почувствовала огромное облегчение, удостоверившись в том, что человек мягкого характера с морским запахом, каким я себе его и представляла, не просто жил, но и любил меня, и если и внезапно исчез, то уж явно не движимый желанием бросить меня как можно скорее.

- Я понимаю, что Тао Чьен уже умер, - объявил мне отец.

- Как, уже умер?

- Кажется, это был несчастный случай, но я не уверен.

- А что произошло с моей бабушкой Элизой Соммерс?

- Она уехала в Китай. Ведь та верила, что тебе будет лучше остаться с моей семьёй и не ошиблась. Моя мать всегда хотела иметь дочь, отчего и вырастила тебя с куда большей нежностью, нежели в своё время её получили я вместе с моими братьями, - уверенно проговорил этот человек.

- И что означает имя Лай-Минг?

- Я об этом не имею ни малейшего понятия, а что?

- Потому что иногда мне кажется, что я слышу это слово…

Из-за болезни кости Матиаса уже потеряли свою силу и прочность; человек быстро уставал, и было нелегко вытянуть из него нужную информацию. Как правило, он слишком далеко заходил в, казалось, нескончаемые разглагольствования, не имеющие ничего общего с тем, что меня по-настоящему интересовало. И всё же постепенно передо мной всплывали лишние подробности прошлого, словечко тянулось за словечком, и происходило подобное за спиной моей бабушки, которая не уставала благодарить за то, что я навещаю больного человека, потому что у самой никак не хватало духу поступать также. Она лишь входила в комнату сына дважды в день, наскоро целовала в лоб и выходила чуть ли не на подкашивающихся ногах и с полными слёз глазами. Бабушка никогда не спрашивала, о чём мы разговаривали, и, соответственно, я не говорила ей об этом. Также я не осмеливалась упоминать темы наших бесед Северо и Нивее дель Валье, ведь я опасалась, что малейшая бестактность с моей стороны оборвёт раз и навсегда наши с отцом нравоучительные беседы. Должным образом не договорившись, оба знали, что о подобных разговорах не следует распространяться всем остальным - это со временем породило между нами странное сообщничество. Я не могу сказать, что полюбила своего отца, ведь для возникновения такого чувства совершенно не было времени. Хотя за быстро пролетевшие месяцы, что нам удалось пожить вместе, на меня неожиданно приятно свалилось сокровище, открывая совершенно новые подробности моей истории, в которой особенно ценными были сведения о моей матери Линн Соммерс. Он не раз повторял, что во мне течёт подлинная кровь всех дель Валье, и, казалось, для моего отца это было самым главным. Потом я узнала, что по подсказке Фредерика Вильямса, кто оказывал огромное влияние на каждого обитателя этого дома, мне ещё при жизни передали принадлежавшую ему часть семейного наследства. Из неё исключили лишь некоторые банковские счета да важные акции, обманув таким способом надежды священника, посещавшего дом ежедневно в надежде вытянуть из семьи что-нибудь и для церкви. На деле же он был человеком ворчливым, и весь пропах святостью – ведь сам не мылся и не менял рясу годами – прославившийся своей религиозной нетерпимостью и талантом разнюхивать среди своей паствы состоятельных умирающих, убеждая тех вкладывать свои деньги в благотворительные организации. Богатые семьи неизменно встречали его с неподдельным ужасом, ведь тот предвещал собой смерть, однако ж, никто не осмеливался захлопнуть дверь перед его носом. Когда мой отец понял, что находится на пороге смерти, он позвал Северо дель Валье, с которым при жизни практически не общался, чтобы примириться друг с другом относительно меня. Пригласив в дом известного нотариуса, оба подписали документ, по которому Северо отказался от отцовства, а Матиас Родригес де Санта Крус признал меня в качестве дочери. Таким способом этот человек защитил меня от ещё двух сыновей Паулины, его младших братьев, кто после смерти моей бабушки, случившейся девятью годами позже, завладели всем, чем только могли.